Джакомо Леопарди - Избранные произведения

БЕСКОНЕЧНОСТЬ[36]

Всегда был мил мне этот холм пустынныйИ изгородь, отнявшая у взглядаБольшую часть по краю горизонта.Но, сидя здесь и глядя вдаль, пространстваБескрайние за ними, и молчаньеНеведомое, и покой глубокийЯ представляю в мыслях; оттогоПочти в испуге сердце. И когдаУслышу ветерка в деревьях шелест,Я с этим шумом сравниваю тоМолчанье бесконечное: и вечность,И умершие года времена,И нынешнее, звучное, живое,Приходят мне на ум. И среди этойБезмерности все мысли исчезают,И сладостно тонуть мне в этом море.

ВЕЧЕР ПРАЗДНИЧНОГО ДНЯ[37]

Безветренная, сладостная ночь,Среди садов, над кровлями, безмолвноЛежит луна, из мрака вырываяВершины ближних гор. Ты спишь, подругаИ все тропинки спят, и на балконахЛишь изредка блеснет ночной светильникТы спишь, тебя объял отрадный сонВ притихшем доме; не томит тебяНевольная тревога; знать не знаешь.Какую ты мне рану нанесла.Ты спишь; а я, чтоб этим небесам,На вид столь благосклонным, и могучейПрироде древней, мне одну лишь мукуПославшей, — чтобы им привет послать,Гляжу в окно. «Отказываю дажеТебе в надежде я, — она сказала,—Пусть лишь от слез блестят твои глаза»День праздничный прошел, и от забавТеперь ты отдыхаешь, вспоминаяВо сне о том, быть может, скольких тыПленила нынче, сколькими пленилась:Не я — хоть я на то и не надеюсь —Тебе являюсь в мыслях. Между темЯ вопрошаю, сколько жить осталось,И на землю бросаюсь с криком, с дрожью.О, как ужасны дни среди цветенья.

К ЛУНЕ[38]

Я помню, благодатная луна,Уж год назад на этот самый холмЯ приходил, чтобы тебя увидеть,Висела ты тогда над этим лесом,Как и теперь, деревья освещая.Но зыбким и туманным из-за слез,Мои ресницы щедро оросивших,В моих очах плыл лик твой: жизнь мояБыла и остается полной мук.И все ж, луна возлюбленная, мнеОтрадно вспоминать — и даже скорбиСам возраст вычислять. О, как приятноВ дни юности, когда еще так длиненНадежды путь, а памяти так краток,Минувшее припомнить, пусть оноПечально, пусть еще страданье длится.

СОН[39]

Настало утро. Из прикрытых ставенСквозь сумрак темной спальни пробиралисьС балкона солнца первые лучи;В тот час, когда особенно легкоИ сладостно смежает веки сон,Приблизилась и мне в лицо взглянулаТень той, которая любовь впервыеВнушила мне, в слезах оставив после.Казалась мне не мертвой, но печальной.Как все несчастные; и, на челоМне руку положив, она спросила:«Ты жив? Скажи, хоть тень воспоминаньяО нас хранишь?» — «Откуда, — я ответил,—Ты появилась, милая? О, сколькоЯ по тебе грустил; и я не верил,Что можешь ты об этом догадаться,И безутешна скорбь моя была.Ужель ты здесь, чтоб вновь меня покинуть?Мне страшно это! Что с тобою сталось?Такая ль ты, как прежде? Иль твояДуша страдает?» — «Омрачен забвеньемТвой ум, его окутывает сон,—Она сказала, — Я мертва, ты виделМеня в последний раз давно». СдавилаБоль страшная мне сердце, как услышалЯ эту речь. Она же продолжала:«Угасла я во цвете лет, когдаОсобенно желанна жизнь и сердцеЕще не знает, сколь надежды тщетны.И слишком мало удрученный смертныйПрошел, чтобы стремиться к той, чья властьОсвободит его от всякой муки;И безутешной смерть приходит к юным;И участь тяжела надежды той,Что гаснет под землею. Тщетно знатьТо, что таит природа от людей,Не искушенных в жизни, и гораздоСильнее, чем их несозревший разум,Слепая боль», — «О милая, — сказал я,—Несчастная, молчи, терзает сердцеМне эта речь. Ты, значит, умерла,Моя любовь, а я, я жив, и былоПредсказано судьбой, что смертный потПрекрасное чело твое омоет,А у меня нетронутой пребудетВот эта оболочка? Сколько разЯ думал, что тебя нет больше в миреИ что тебя не встречу никогда,Но был не в силах этому поверить.Что смертью именуется? СегодняНа опыте узнать бы мог я этоИ беззащитное чело избавитьОт беспощадной ненависти рока.Я молод, но, как старость, увядаетИ гибнет эта юность. Жизни цветПохож на старость, что страшит меняИ все же далека еще. В слезах,—Сказал я, — родились мы оба, счастьеНе улыбнулось нам, и небесаСтраданьем нашим насладились жадно;Но коль слезой ресницы увлажнялись,И бледность покрывала мне лицоИз-за ухода твоего, и мукуТерплю досель, скажи мне, ты любвиИль жалости к влюбленному несчастноХоть каплю выпила, когда жила?Тогда влачил печально дни и ночи,Да и сейчас в сомнениях напрасныхРассудок гибнет. Если раз хотя быБоль за меня тебе сдавила сердце,Не утаи того, молю тебя,Мне будет легче примириться с мыслью,Что будущее отнято у нас».Она в ответ: «Несчастный, ободрись,Скупой на жалость не была тогда я,Да и теперь ее не прячу — яСама была несчастна. Не рыдайНад этой бедной девушкой отныне».«Во имя всех несчастий и любви,Терзающей меня, — воскликнул я,—Во имя нашей юности и тщетныхНадежд позволь, о милая моя,Твоей руки коснуться». И онаПечально, нежно протянула руку.Я целовал ее и от блаженстваТомительного трепетал, к грудиЯ, задыхаясь, прижимал ее.Лицо мое покрылось потом, голосПресекся, день померк в моих глазах.Тогда она, так ласково взглянувВ лицо мое, сказала мне: «О милый,Ты забываешь, что красы своейЛишилась я: и ты горишь любовьюНапрасно, друг несчастный, и трепещешь.Теперь прощай! Отныне в разлученьеПребудут наши души и тела,Несчастные навеки. Для меняТы не живешь и больше жить не будешь;Рок разорвал твои былые клятвы».Тогда, от муки застонав, в слезахРыданий безутешных, ото снаОсвободился я. Но все в очахОна стояла, и в луче неверномКазалось мне, что видел я ее.

УЕДИНЕННАЯ ЖИЗНЬ[40]

Дождь поутру, в тот час, когда крыломБьет курица, ликуя взаперти,И на балкон выходит обитательПолей, и шлет родившееся солнцеЛучей дрожащих стрелы в гущу капельЛетящих, — по моей лачуге онСтучит легко, и вот я пробуждаюсь.Я подымаюсь и благословляюВеселые долины, птичий гомон,И облака, и свежий ветерок,—Затем что грязным стенам городским.Где неотступно за спиною горяПлетется злоба, я воздал довольно;Скорбя живу, скорбя умру — скорей бы!Хоть чудится тень жалости в природеВокруг меня; и день! — он добр ко мне,Но от несчастных отвращаешь взорИ ты, презрев страдания и муки,И ты лишь счастью царственному служишь,Природа! На земле и в небесахИного друга у несчастных нет,Убежища иного — лишь могила.

Порой я нахожу уединеньеНа берегу крутом, у озерца,Увитого венцом дерев безмолвных;Полуденное солнце в эти водыГлядит с небес на свой спокойный облик;И не шуршат былинки и листы,И легкий ветерок не морщит воду,Молчат цикады, неподвижны птицы,И бабочки крылами не трепещут,Вдали, вблизи — ни звука, ни движенья,Объято все возвышенным покоем.В нем я почти что забываю мирИ самого себя; как будто телоМое исчезло; и ни дух, ни чувствоИм не владеют, и его покойСливается с безмолвьем этих мест.

Любовь, ты отлетела далекоОт некогда горячего — да что я! —От сердца, так пылавшего. ХолоднойРукой его уже несчастье сжалоИ беспощадно обратило в ледВо цвете лет моих. Я помню время.Когда ко мне спустилась в сердце ты.То время сладко и неповторимо,Когда впервые юношеским взорамОткроется театр несчастный мира.Даря улыбки им — подобье райских.И юноша почует, как в грудиЖеланья и надежды полнят сердце,И он к земным готовится трудам,Как к балу иль к игре, — несчастный смертный!Но я, любовь, тебя не замечал.Пока фортуна жизнь мне не разбила.Пока от непрестанных слез глазаНе прояснились. И, однако, еслиСреди долины ровной, на зареБезмолвной иль когда блистает солнцеНа кровлях, на холмах и на полях,Мне девушка встречается с прелестнымЛицом; или в покое летней ночи.Остановившись на краю селенья,Пустые созерцаю я пространстваИль в комнате отшельнической к пеньюПрислушиваюсь звонкому девчушки,Которая сидит за рукодельемВ ночи, — вдруг начинает биться сердцеОкаменелое, но вновь — увы! —Впадает вскоре в прежний сон свинцовыйМоей душе давно волненья чужды.

О милая луна, в твоих лучахВ лесу танцуют зайцы, и охотникДосадует наутро, что следыИх спутаны, обманны и от норЕго уводят прочь; привет тебе,Царица ночи. Ненавистен луч твойГрабителю, когда в лесу, в оврагеТы освещаешь вдруг его кинжал,—Преступник слух напряг и ловит жадноСтук колеса, копыт иль топот ногС дороги дальней, а потом внезапноОружьем зазвеневшим, хриплым крикомИ обликом зловещим ужасаетПрохожего — его он бросит вскореПолуживым и голым. НенавистенВ кварталах городских твой белый светРаспутнику, который у домовВдоль стен крадется, прячется в тени,Пугается зажженных фонарейИли дверей распахнутых. Твой вид,Который ненавистен злобным душам,Пусть для меня всегда отрадой будетНа побережье этом, где ничто —Лишь склоны да веселые поля —Пред взором не откроется моим.И все-таки привык я проклинать,Хоть в этом нет моей вины, твой луч,Твой милостивый луч, коль в людном местеОн взглядам человеческим откроетМеня иль мне покажет лица их.Всегда я буду восхвалять отнынеТебя — средь туч ли отдыхать ты будешь,Властительницей ли равнин эфирныхНа слезную глядеть юдоль людскую.Ты будешь часто видеть, как бредуЯ, одинокий и немой, по лесу,По берегам зеленым иль сижуВ траве, и счастлив, что еще осталосьИ сердце, и дыхание для вздохов.

КОНСАЛЬВО[41]