Василий Каменский - Весеннее контрагентство муз

Весеннее контрагентство муз

Василий Каменский

Солнцелей с аэроплана

Бирюзовами  зовамиВзлетая  и таяВ долины лучистыеПокоя землиРаскрыляются крыльяБыстрины взметаяСтаи цветистыеПтиц — короли.Воздухом  духомДуша изветриласьИ как-то не хочетсяЗнать о земномКрыльями воляЛюдей окрылиласьДни океанятсяЗвездным звеном.Калькутта — БомбейПетроград и ВенецияКрыловые путиНебовых голубейВена — ПарижАндижан и ТурецияПерекинулись стамп-устамиИз крыльев мостамиСтаи цветистыеПтиц — короли.Бирюзовыми  зовамиВ долины лучистыеВзлетая  и таяВ долины лучистыеПокоя земли.

Сквозь сосностройС горы вольныйРазветрисьИ разнесиУтровую венчальЯростным лепетомРадостным трепетомРаскачай-раскачайНебовую молчаль.Эль-лё-лёЭль-лё-лё.В горных селенияхВ звонких веленияхЯ — один на пути.С неба лестницыВестницыДевушки-песницы.Розово-розово.Райские птицыДолинноГлубинноИз струй колесницы.Виноград. Апельсины. Яблоки. Ананасссс…

СолнцецветениемЯснятся песницыГде то на окнахВолокнах-яснахК зввздам фиолятсяАлые лестницыГде то в разливныхКачелях-веснахЛунномерцаниемВолнятся волныПоляна любви на устахГде то плёско плескаютсяЛунные чолныВ прибрежных кустахИ я — высоко.Раскатился как мячикИ от счастья не знаюКуда песнебойца везутГде то маячитАлмазный маячикИ светляки по небу ползутЯ люблю бесшабашитьсяВ песнескитанияхУтрокрылятсяПесни-нечайкиВстречают и провожаютЖизнь мою.За пароходом сном таютУтрами-маямиСтаями чайки.Им — последним друзьямЯ кричу и пою:Где то пути неразстальныеУ не здесь береговГде то шолковшум облаковИ ветры хрустальныеВстречайтеВенчайте.

Лети цветинностью лучистойИзмаян майный воль небесЦвети растинностью пречистойРазвейся крылью в лес      — ау—Оа-оа —      Ой-э — ой-э—В свирель напевностьПастухаДевичье сердцеДля стиха      — ау—Оа-оа —Птичья ревностьНад полянойВ траве колонки голыеЗовут зарю      — ау—Люблю её — её дарю себеГрустинностьПеснепьянство      дай — наЦинь-ци-Bий — цинь-ци-вийТюрть-юц — чмррр      — ау—Вспоминай      — оай-й —

Владимир Маяковский

Светлой О.В.Р. — эти стихи.

Я и Наполеон

Я живу на Большой Пресне,      36, 24.  Место спокойненькое.    Тихонькое.      Ну?Кажется — какое мне дело, что где-то в буре мире    — взяли и выдумали войну?

    Ночь пришла.      Хорошая.    Вкрадчивая.И чего это барышни некоторыеДрожат, пугливо поворачиваяГлаза громадные, как прожекторы?..

Уличные толпы к небесной влагеПрипали горящими устами,А город, вытрепав ручонки-флаги,Молится и молится красными крестами…

. . . . . .церковка бульварному изголовьюПрипала, — набитый слезами кульА у бульвара цветники истекают кровью,Как сердце, изодранное пальцами пуль…

Тревога жиреет и жиреет…Жрет зачерствевший разум…Уже у Ноева оранжереиПокрылись смертельно-бледным газом!..

Скажите Москве: пускай удержится!      Не надо!    Пусть не трясется!Через секунду встречу я неб . . . . . .    возьму и убью солнце!      Видите!Флаги по небу полощет!      Вот он!    Жирен и рыж.Красным копытом грохнув о площадь,Въезжает по трупам крыш!«Тебе, орущему: „Разрушу, разрушу!“,Вырезавшему ночь из окровавленных карнизов,Я, сохранивший бесстрашную душу,    — Бросаю вызов!»

Идите, изъеденные бессонницей,Сложите в костер лица!Все равно! Это нам последнее солнце —  Солнце Аустерлица!Идите, сумасшедшие, из России, Польши.      СегодняЯ — Наполеон!Я полководец и больше —      СравнитеЯ и он.

Он раз чуме приблизился троном,Смелостью смерть поправ.Я каждый день иду к зачумленнымПо тысячам русских Яфф!

Он раз, не дрогнув, стал под пулиИ славится столетий сто,А я прошел в одном лишь июлеТысячу Аркольских мостов!

Мой крик в граните времени выбит,И будет греметь и гремит,Оттого, что в сердце, выжженном, как Египет,Есть тысяча тысяч пирамид!

За мной, изъеденные бессонницей!Выше! В костер лица!Здравствуй, мое предсмертное солнце,  Солнце Аустерлица!

      Люди!     Будет!      На солнце!      Прямо!Солнце съежится аж!Громче из сжатого горла храма,Хрипи похоронный марш.      Люди,Когда канонизируете именаПогибших меня известней,Помните, еще одного убила война— Поэта с Большой Пресни!

Москва 1915 г.

Мама и убитый немцами вечер

По черным улицам белые материсудорожно простерлись, как по гробу глазет!Вплакались в орущих о побитом неприятеле:«Ах, закройте, закройте глаза газет!»      Письмо.Мама, громче!Дым, дым, дым еще!Что вы мямлите, мама, мне?Видите, весь воздух вымощенгромыхающим под ядрами камнем!Ма-а-а-ма!Сейчас притащили израненный вечер.Крепился долго, кургузый, шершавый,И вдруг, надломивши тучные плечи,Расплакался, бедный, на шее Варшавы.Звезды в платочках из синего ситцаВизжали: «убит, дорогой, дорогой мой!»И глаз новолуния страшно коситсяНа мертвый кулак с зажатой обоймой.Сбежались смотреть литовские села,Как, поцелуем в обрубок вкована,Слезя золотые глаза костелов,Пальцы улиц ломала Ковна.А вечер кричит, безногий, безрукий:«Неправда, я еще могу-с —Хе! —Выбряцав шпоры в горящей мазурке,Выкрутить русый ус!»Звонок.Что вы, мама?Белая, белая, как на гробе глазет.«Оставьте! О нем это, об убитом, телеграмма.Ах, закройте, закройте глаза газет!»

Октябрь 1915 г.

«Война объявлена!»

«Вечернюю! Вечернюю! Вечернюю!Италия! Германия! Австрия!»И на площадь, мрачно очерченную чернью,Багровой крови пролилась струя!

Морду в кровь разбила кофейня,Зверьим криком багрима…Отравим кровью игры Рейна!Громами ядер на мрамор Рима!

С неба, изодранного о штыков жала,Слёзы звезд просеивались, как мука в сите,И подошвами сжатая жалость визжала:«Ах, пустите, пустите, пустите!»

Бронзовые генералы на граненом цоколеМолили: «Раскуйте, и мы поедем…»Прощающейся конницы поцелуи цокали,И пехоте хотелось к убийце-победе.

Громоздящемуся городу уродился во снеХохочущий голос пушечного баса,А с запада падает красный снегСочными клочьями человечьего мяса.

Вздувается у площади за ротой рота,У злящейся на лбу вздуваются вены…«Постойте, шашки о шелк кокотокВытрем, вытрем в бульварах Вены!»

Газетчики надрывались: «Купите вечернюю!..Италия! Германия! Австрия!»А из ночи, мрачно очерченной чернью,Багровой крови лилась и лилась струя.

20-го июля 1915 г.