Глеб Анфилов - Стихотворения

Глеб Анфилов

Стихотворения

Собака

В отдалённом сарае нашлаКем-то брошенный рваный халат.Терпеливо к утру родилаДорогих, непонятных щенят.

Стало радостно, сладко теперьНа лохмотьях за старой доской,И была приотворена дверьВ молчаливый рассветный покой.

От востока в парче из светилУходили ночные цари.Кто-то справа на небе чертилБледно-жёлтые знаки зари.

1913

Современник, 1915, № 1.

В тихий некрополь

Тинос двенадцати лет умерла.Тинос, что дочерью Прота была.

Тело закутали в белый покров.Были венки из осенних цветов.

Эхо грустило в рассветных лесах.Спали триэры[1] на тёмных волнах,

Кроткая Эос родилась вдали.С плачем мы девочку Тинос несли.

В море сошла голубая звезда.В горной стране пробудились стада.

Гелиос пылкий с путей высотыЖёг на венках полевые цветы.

Сжёг голубые цветы.

Не позднее 1913

Наше наследие, 1990, № 2.

Уйду от вас

Я уйду от вас без слов,Чтоб никто не зарыдал.Я оставлю этот кров,Чтоб никто не увидал.

Двери молча распахнётКамергер мой вечный — ум.Ослабеет давний гнёт.Отойдёт старинный шум.

Вновь задвинется засовИ приложится печать.Кто-то выйдет из часовОдиноко помолчать.

Кто-то кроткий, как звезда,Тронет вечные весы,И на многие годаОстановятся часы.

Где друзья и где враги?Что сегодня, что вчера?Потеряются шагиВ чёрной мягкости ковра.

И никто не подойдётИ не взглянет вглубь портьер,Потому что страшен вход,Осторожен камергер.

Июнь 1913

Наше наследие, 1990, № 2.

Отрывок

Блаженны мы — нищие — ибо мы не станем царями,Блаженны печальные — ибо мы никем не утешены.То, что мы ищем — лежит далеко за морями.То, что мы знаем — тяжёлыми солнцами взвешено.Мы соль океанов — плывущая в небо ладья.Вчерашнего утра больные бесцельные пленники.Мы часто заики и нас презирает семья.Мы — неврастеники…

1913

Наше наследие, 1990, № 2.

Февраль в деревне

Расплескали девкиОгневой кумач,Парни рубят древкиИз сосновых мачт.

Улица-то длинная,В сапогах кисель,Тишина старинная,В сердце карусель.

Тёмные АкимыПоднимают флаг,Ах, весны незримойСветлый шаг.

Закликаем встречныхВ наш крестовый ход —Стариков предвечных,Волостной народ.

Дьякон у околицыОтошёл бочком,Девки смехом колются,А груди торчком.

Ходили до вечераТуда и сюда.Петь было нечего —Вот беда.

1917, Рига

Наше наследие, 1990, № 2.

Четвёртое измерение

Замедля будничный бег,Забудь земной календарь.В близкий бессмертный брегСмертным веслом ударь.Вечности синие серьгиПрими благодарно, как женщина.Руки, работой истёртые,Брось в мировое горение.В самой серенькой церквиЕсть для уставших от БогаГде-то вблизи от порогаТонкая трещинаВ четвёртоеИзмерение.

Сентябрь 1922

Наше наследие, 1990, № 2.

Встреча

И когда, как прежде, непреклонно

Встанет в сердце новая волна…

Перед вечером в старой гостиницеКолыхнется от ветра свеча.Остановится сердце и кинетсяДорогую у двери встречать.

И войдёшь ты заветная, влажная —Вся, как гроздь молодого вина.На тебя сквозь замочные скважиныЗаглядится моя тишина.

Тихо скажешь мне: «Мальчик неистовый,Это я у порога стою.Ты, как книгу, меня перелистывай,Как любимую книгу свою.

Ты позвал меня в звонкие Китежи,Ты писал: возвращайся, спеши.Я пришла — всё, что вздумаешь, вытешиИз моей белоствольной души.

О тебе тосковала под кружевомНикому не открытая грудь.Пожелай, мой высокий, мой суженый,У моих родников отдохнуть».

И влюблённый и гордый раздвину яНа заре занавески окна —Пусть приходят на таинство львиноеК нам в свидетели даль и луна.

И сплетённые в самое нежное,Мы венчальные скажем слова,А в окошке нас церковкой снежноюПерекрестит старушка Москва.

Март 1922

Наше наследие, 1990, № 2.

Поэма гор, художнику

Мой нахмурившийся мастер,Если ты устал от властиЧеловеческих контор,Если жилистым запястьемСтиснув поднятый топор,Ты творишь поэму гор,     Слушай шумы —     Дребезг бочек,     Дрожь машин,     Паденье свай,Напряжённый шаг рабочих,Уходящих в тёплый май.Так гремят каменоломни,Так шурша пронёсся внизС высоты головоломнойОторвавшийся карниз.В чаще ухают секиры.Надорвался паровоз.Распадаются над миромГромовые зданья гроз.Собирай ведущим слухом     Треск стен,     Звенья пил.     Барабан,     Лет круг,     Шхун крен,     Взрыв скал.     Страх стран,     Хруст гнёзд.     Грызь крыс,     Чок чаш,     Трель стрельб,     Плынь звёзд,     Тишь неб,     Всхлипы глин,     Отче наш.Положи в рабочий ящикКарк ворон и визг свиней.Повнимательней и чащеСлушай грохоты камней.Посмотри, в котле асфальтаЗакипает старина.Многогранные базальты —Это гор старинных залы,Им ровесница — луна.Заучи, как песнь Гомера,То, о чём молчит пещера.И подумай, что хранитЗамостивший жалкий дворикОгневых времён историк —Эрратический[2] гранит.

Плач ребёнка, треск селитрыСобери к себе в затвор.

Это всё твоя палитра,И взыскательный скульптор —

Аскетически бесхитрыйТы вернёшь нам говор гор.

1932, Никифорово

Наше наследие, 1990, № 2.

Февраль

И в небе сказано слово «февраль»,И кто-то дверное тронул кольцо,И странный сосед, запрокинув лицо,Поёт про светлый февраль.О, тихая кротость вешних приметИ синькой окрашенный снег.Задумчивый мальчик, трёхлетний поэтМне шепчет, печально лучась —«Я в ручке зажал предвечерний свет,Но он растаял сейчас…»Мы так одиноки у шумных застав,Где вырос, как вызов, над сводами дамбСерый завод-металлург.Нас видят с портфелями в людных местах,Мы мёрзнем, как все, в молочных хвостах,Но в жизни остался нам пушкинский ямбИ восковой Петербург.Как знаем мы жгучую ненависть толпК тем, кто настежь души не раскрыл.Шагай же бездумный советский полкПо шелесту сломанных крыл.Мы кем-то проиграны чёрту в лото,И нас никому не жаль.И плачем, и плачем, как в белый платок,В наш серебряный светлый февраль.

24 февраля 1933

Наше наследие, 1990, № 2.

18 октября 1914 года

Бомба взорвалась в кипящем котле,С рёвом взметнула солдатскую пищу.Трое остались хрипеть на земле,Десять ушли к неземному жилищу.

Вечером в поле туманно-нагомУхали выстрелы русских орудий,Долго куски собирали кругомИ навалили на мёртвые груды.

В яме дорожной в версте от огняИх забросали землёй прошлогодней,Гасли осколки осеннего дня,Фельдшер сбивался в молитве Господней.

Наше наследие, 1990, № 2.