Александр Командин - Растут стихи

Ситхи

Александр Командин

Растут стихи

Поэт ждёт музу, искрится в бокале вино,Вдохновенье коснулось его изумлённых глаз.Не знаю, придёт ли она, я знаю только одно:Глагольная рифма переживёт всех нас.

Чем ближе утро, тем светлее свет,И всё, что было,— было, да и нет.Слова растут, нелепые, большие.На кухне кран прекраснейше фальшивит.Спасибо, чай, что я тобой согрет.Мои слова — эпиграфы к молчанью,И строчка обрывается случайно:Чем ближе утро, тем светлее свет…

Пустой январь на плоскости столаСлучайные вымучивает строкиИ раскаляет пальцы добела,И белые стихи, легки, глубоки,Закончились. И чёрным всем конецПриходит поздно или рано, точка,Черновики забыты все дотла.Кормить огонь с руки куском листочка,И ни печали больше нет, ни зла,И в сердце тлеет, бьётся, дышит строчка.

Я сызмальства из тех, кто скромен адски,Неповоротлив, боязлив и тих.Люблю читать ритмические сказки,Вынянчивать розовощёкий стих,Который не решусь предать огласке,Жалея современников своих.

Оставшись там, где ты так далеко,Где ничего ничто не предвещает,Где тяжело дышать, писать легкоИ рот слова неслышно выдыхает.

Где падает гостеприимный снег,Где лёгок свет в любое время суток,Где я, небритый глупый человек,Теряю незначительный рассудок.

Где так несложно деньги брать взаймы,Идти по набережной, облака считая,Почти дыша, как раньше вместе мы…Строфа закончилась, открытая, простая.

Так пробуй воздух улиц прописных,Глазами вниз, не глядя на прохожих.Выхаживай последний лёгкий стихВ сердечных сокращениях несложных.

Постскриптум сердца, маятники днейИ губ закрытых словосочетанья.Дышать невозвратимей и больнейНегромко улыбаться на прощанье.

И на сырую лавку с краю сесть,Хлебать пустое пиво постепенно,Так счастливо, как будто, правда, здесьЛюбовь бессмертна, а стихи нетленны.

Что-то я всё сплю, да никак не проснуться.Проснусь — всюду утро. Просто. Как всегда.А мне хотя бы словом к тебе прикоснуться,Только я молчу, а из глаз всё вода.

Кончилась ночь — так о чём же в ней пелось?До смерти хочется жить, да только с тобой.А больше никогда ничего не хотелось.Я знаю, всё пройдёт, снимет, как рукой.

Слова — серебро, да молчанье первее.Встал да умылся — вот и весь сказ.Если ты рядом, я тебя согрею,А если далеко — помилуй, Господи, нас.

Д. Мурзину

Процент стихов чудовищно мал,Процент налогов высок.Поэт и пить, и дышать усталГлотке своей поперёк.

Поэт смеётся, поэт молчит,Рифмы нахально спят.Но Бог надёжно стихи хранит,И рукописи горят.

Беспросветная ночь обнимает за плечи.Эта ночь осторожна, бездонна, чиста,И пуста, и проста, и рассвет безупречен.Только слово споткнулось на кромке листа.

Кончается сигарета. Дыханье всмятку,И душа закашлялась жить вприсядку.Сигарета кончилась. Больше нету.Я бросаю курить. Я сижу без света.

Никого со мной. Зашторены шторы,И молчат неистово коридоры.Так и я молчу, я имею правоСохранить молчание кучеряво.

Вот сижу, молчу и размер ломаю.Губы открываю, губы закрываю.Стены белые пахнут близостью, пахнут известью.Неужели я мусор, который забыли вынести?

Нечего жить, каждым вдохом длиннее зима.Я бы работать пошёл, только нет трудовой.По расписанию пить, не сходя с ума,И по утрам безнадёжно страдать головой.

Глупое сердце всё так же стучит о тебе.Как объяснить? Как ребёнку: «Наш котик сдох».Глупое сердце изнашивается при ходьбе.Нечего жить, за выдохом следует вдох.

Всё у меня хорошо, как всегда, насовсем.Как у тебя? Я устал разговаривать в рифмуВ пыльной коробке привычно приветливых стен.Бумага впитала густую межстрочную лимфу.

Больше сказать тяжело, да и нужно едваЖизнь утруждать, себя пересказывать снова.Всё, что мы скажем друг другу, — слова,Между которыми нет ни единого слова.

Я воздвиг себе памятник, или два.Я не помню где, и стихи безлицы.Изо рта выскальзывающие словаНе помогут сердцу остановиться.

Рано утром стихи вызывают дрожь,Учащённое сердцебиение или хуже.После этих строк ничего не ждёшь…А разве мне было хоть что-то нужно?

Вдыхая выдох, выдыхая вдох,Пишу стихи тебе из ниоткуда.Вся водка вышла, а портвейн так плох,Что больше пить, пожалуй, я не буду

И меньше тоже. Кончились слова,Хотя писать, казалось, только начал.Уходит свет, проходит голова.Глаза, незарифмованные, плачут.

Тяжело вдыхать, что выдохнул. Я привык.Нестерпимый свет глаза мне обжёг на славу,Но пока во рту шевелится родной язык,Выдыхаю стихи, набело и шершаво.

Как мы жили тогда в этой гавани гиблых поэтов,Ничего не сказав, до крови разодрав паруса?И дождём по губам начиналось бездомное лето,Зачеркнув имена, тишиной заглушив голоса.

И мы шли навсегда, каждым шагом всё ближе к рассвету.Мы так ждали рассвет и просили тепла, как могли..Как мы жили тогда в этой гавани гиблых поэтов?Мы писали стихи. А после, как водится, жгли.

Жизнь кончилась, другая началась.Я не припас обратного билета.И водки вышел годовой запас,А счастья нет, как водится, и нету.

Одни стихи остались у меня,Растут слова неведомо откуда…А мне б ещё разок тебя обнять,Но я не буду.

Я улыбнусь холодными губами —И снова исчезать куда-нибудь,Молчание подкармливать словамиИ воздухом — свою худую грудь.

И ты идёшь, ослепше и молчаще,Взгляд поднимая к лицам фонарей.И снег идёт, бессмысленно хрустящий,Всё холодней, всё дальше, всё быстрей.

я не могу так больно говоритьздесь только осень жёлтый свет снаружирастерянные листья тихо кружити тускло спят по лужам фонари.

Руслан Сидоров

А помнишь, как апрельской ночью

Там, где в траве лежал велосипед,Скамейка — два пенька, доска меж ними;Где паровоз классический сипелИ проносился мимо в млечном дыме;Где сросся со скворешней старый клён,Опавший осенью, поздней — заледенелый;Где думал, что влюблён (и был влюблён);Где снег ложился, белый, белый-белый,—Там всё по-прежнему: лежит велосипед,Под клёном двое мнутся неумело,Скворешни с паровозом только нетИ белый-белый снег — не белый.

Я вспомнил: мне снились опятаИ кто-то такой молодой,Ни разу ещё не женатый;Я вспомнил, как первый ледокНа лужах, на жёлтых лужайкахХрусталиком звонким хрустел;Опята в лукошке лежали,И ветер свистел в бересте.Я вспомнил гранат костяники —Холодный и кислый огонь,И кедры, и пихты меж ними,И воздух, сцежённый тайгой;Замшелый и влажный валежник,Дворец муравьёв в полный рост,И золото солнца прилежноРассыпалось в рос серебро.Я вспомнил: он шёл, притомившись.Калёную воду в реке…Я многое вспомнил, помимоКогда это было……и с кем.

Всю ночь курил и вслух бранился,Бросая недочитанный журнал,Чтоб осушить глаза. И начинал,Точнее, продолжал. Супец варился.По-русски. В русской печке. Сам собой.Всё закидал. Поставил. Утром кушай.Роман же продолжался. Про любовь,Про нас с тобою. Будто кто подслушал.Как будто кто со свечкой подсмотрел.Как будто в душу кто залез и вынулЗаначки все (ну хоть бы половину).Всю ночь горел, как шапка на воре.Всю ночь курил, тихонько матерясь.Роман же хэппи-эндом завершился.Ну слава богу! Это не про нас.Супец готов. Наваристый, душистый.

Январь 2003