Михаил Айзенберг - Случайное сходство

Михаил Айзенберг

Случайное сходство

1

Донесется искра фейерверка;добежит огонь электросварки;в темноте открывшаяся дверкаобещает место в луна-парке,

чтоб и мы на острове блаженныхв безотчетных растворились сроках;стали сыпью, что живет на стенах,солью, что ночует на дорогах.

Вот она, Москва-красавица, —постоянный фейерверк.Поглядите, как бросаетсябелый низ на черный верх.

Дайте нам, у нас каникулы,конфетти и серпантин.Остальное, что накликали,даже видеть не хотим.

Ожидания доверчивов новостях передают.Всем привет от фейерверкщика,а от сменщика – салют.

Как бы вытащить из ящикас говорящей головойне того, впередсмотрящегона тебя, как часовой —

словно ты шпана советскаяили крайний инвалид.Он о том, что время детское,по-немецки говорит.

Время – голову не высуни.И уходят в дальний путьдети, загнанные крысами.Им вода уже по грудь.

Ежи Чеху

Посещением обрадуйгородок, идущий в гору.За кладбищенской оградойяму вырыли другому.И миньяна, как ни ратуй,не собрать об эту пору.

Весь сегодняшний Казимежсловно выбитая челюсть.Вдоль по улице Шерокой[1]ходит ветер, подбоченясь.Люди свесились из окон.Что упало – не поднимешь.

Вот и память как известкаотлетает, легковесна.Не из камня, а из воскавозводили это место.И вот видишь, Матка Боскане спасла его, Болезна.

А еще говорит мне попутчик наш:Так и быть, я тебя запру.Приберу тебя как чужой багаж.А зачем пропадать добру?

Подводя итог, не сиди вот так.Не показывай слабину.Я казенным мелом поставлю знаки квитанцию не верну.

Задержи в уме, подводя итог,основную величину —неучтенный груз, что везет челнокна себе через всю страну.

Грузовой отсек. Подвижной состав.Можно сразу поставить крест.Ведь теперь не все на своих местах,да и нет их, надежных мест.

Разреши чужим багажом не статьдля проворных рук.Тяжела ты, право, ручная кладь,неподъемна вдруг.

Девки идут как Бирнамский лес.Ротами, ярмарками невестстроятся без указки.Пляшут набедренные узлы,ходят шарниры из-под полы.Видно, что не гимнастки.

Следом народный идет конвой,их добровольный пленник,гонит на них как осиный ройворох цветных наклеек.

Новое высеяно зерно.Город, выигранный в казино,высмотрит напоследок,как разрушительницы границ,дети кентавров и кобылицрвутся из лестничных клеток.

Сна ни в одном глазу.Сон, посмотри в глазок:в свете наискосоккто-то в знакомой шапке,в чужом пальто,сам неизвестно кто.

нет ничего в рукахнет ни пескани кипятканечего бросить наверняка

нет ничего в рукахнет и сил у рукивсе замечает страху него глаза велики

Страх, посмотри в глазок.Там никого. Там близка, густасделана темнотаиз одного куска.

Да и что ему твой песок —он и сам из песка.

Скоро мы станем прошений податели.Станем просители мы,чтоб разошлись ради дочки и материснежные эти холмы.

Чтоб они стали перинами белымис мягкой опорой на дне,и невредимыми съехали, целымидети на той стороне.

Сердце привязано ниткой невидимой.Нить коротка, а земля велика.Рожки, улитки, свои протяните им!Бык и олень, отведите рога!

Вышел чернее тучи.Стал не-разлей-вода.В мире радужном и текучемтак бы и жил всегда.

И не вдыхать бы его, не трогать —воздух, попавшийся на крючок.Чей зацепил меня острый коготь?пыли стеклянной прошел пучок.

Норы завалены, поры забитыв городе, пойманном на блесну.Хмуры фасады, видавшие виды, —ждут, что в глаза им плесну.

А земля, скажи, а Европа – что с ней?Известковый камень на солнце рыж.Еле слышен ропот воздушной розни,что идет, еще не касаясь крыш.

Расчищая место магнитным бурям,там железный трудится дровосек.А замолкший город колотит в бубен —Посылает весть. Собирает всех.

Так любой научится напоследокне своим оборачиваться лицом,выдавать за прошлое грубый слепок,чтоб не вечный город, а вечный сон.

И Европа, сросшаяся с подошвой,что живет и в таборе и в глуши,соберет ему на билет дорожныйот простой души.

Вот дым – он то уходит вверх,то по земле ползет как мох.Что скажешь, добрый человек, —какой тут кроется подвох?

Вот ураган берет разбег —поди скажи ему: постой.Вот, скажем, тот же человекс его неясной добротой.

Крутится, как водицасвежая льется.С кем поведется, тот и сгодится.С кем поведется?Кто попадется.

Нам ли не знать их,юных и нежных.Все на браваде,на перехватенас, безутешных.

Сколько ж худой обувкинадо сороконожке?Справа ничьи сережки.Слева мотки веревки.В правом ящике нитки и тряпки,метки.В левом одни прищепкив страшном таком порядке.Слой погребен под слоем.Пуговицы, таблетки.Этот урок усвоен.

Неужели мне положеноузнавать такие новостиот калики перехожего,от знакомого на лестнице,от случайной горевестницы?

Мелет-мелет-мелет мельница.Ужас, он сейчас отменится —чтоб ни год такой не видели,ни число такого месяца.Номерок без предъявителяв гардеробе перевесится.Сотни дел еще не сделаны.В небе радуга напрасная.Облака летят как демоны.

Жизнь – слепая, несуразная,незадачливая вкладчица —вот когда она наплачется.

Так лежит, что смотреть не надо.Погребальная пахнет розасмесью обморока и обряда.

Я увидел, как он боролся,уходил от незваной гостьи.Я увидел его отчаяние.Но пока не проникла в кости,битве нет еще окончания.

Я увидел, что есть границапостороннего хлада, глянца.А грудина, плечо, ключицапродолжают сопротивляться.

Потихоньку речь течет,слезы медленные копит.До свиданья, чай не допит,все слова наперечет.

Это мне мой кот наплакал,наилучший из котов.К черным датам, черным знакам,врать не буду, не готов.

Колесо одно катилось,докатилось до Москвы.Жизнь заступника хватилась —нет заступника, увы.

Ходят тени-одногодки,как в недавнем сне твоем —дым сиротский, ветер кроткий,даль, блеснувшая копьем.

Между листьями невидим,словно мелкий бисер мечетосторожный заявитель,заявляет, что не вечер.

Цокнет, цыкнет. Для увечий,не имеющих названий,лучше нет, чем эти речи,полные увещеваний.

Разглядеть не удается,но спасибо, что не ворон.Да и сердце легче бьется —поддается уговорам.

В пересекающихся тропахлесные связаны концы.Кровь останавливает ропот —свои у воздуха квасцы.

Я птицей крохотной растроган,и ей как чтице нет цены,когда вступает ненароком,стараясь выговорить: цны.

Кто между облачных этих развалин —ласточка? стриж?Сразу стрижа не признали, назвалиласточку лишь.

И исчезает, ошибки не терпит,взят вышиной, —ласточка с виду – трепещущий серпик,крестик живой.

Рой маленьких прелестных барышень

Блестя чешуйками жемчужнымии серебристыми подбрюшьями,в мельчайшем крапе,возле лампочекдрожит круженьями недружнымирой маленьких прелестных бабочек.

Просвеченные облака,иссиня-пепельны, слоисты,дошли сюда издалека —из-за долины, из-за Истры —

чтоб мы смогли в слоистой дымкепо облачному отпечаткуувидеть ангельскую схватку —ее рентгеновские снимки.

Что черней летучей мыши?В темноте чернильный росчерк,обрезающий излишекюжной темени закройщик.

Крылья обоюдоостры.Отвернись, пока не поздно —наши взгляды боковыеэти ножницы кривыеотсекут молниеносно.

Прелесть, от нее дрожит сердцевозле птиц или ночниц бледных.Отмененного прошу зевса,чтобы мне не потерять след их.

Чтоб защитной их накрыл пленкой,тонкой сеткой затянул – маской,скрыл сокровище мое в легкойкепке задом наперед штатской.

Как ни крои, нет ни такой вискозыи ни такого тонкого полотна —быстрые ли стрижисиние ли стрекозы —только ее, только о ней, только она…

Только о ней, только она.Вот одна – и еще однаптица летит, посвистывая.Лошадь отбилась от табунаи катается по траве,мух отгоняя.

Холка седаяМасть воронаяСама шелковистая

Бездвижный воздух сокрушен, —открыт холодному укору.Здесь много дел в ночную пору:срезать серпом, черпать ковшом.

В замедленных круженьях звездныхна все единственный ответсоединит холодный свети вздох, взлетающий на воздух.

День еще идет и в каждой ямеголову теряет, как слепой.Истерзает воздух новостями,борозды оставив за собой.

Все мои воздушные тревогивроде расходящейся лыжнина просторе у большой дороги.Я не с ними, боже сохрани.

Виноват, но шапку не ломаю,за уроки не благодарю.Я не сахар, сразу не растаю.И давно не с вами говорю.

2