Педро Кальдерон - Любовь после смерти

Кальдерон Педро

Любовь после смерти

Педро Кальдерон Де Ла Барка

Любовь после смерти

(перевод Константина Бальмонта)

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Дон Альваро Тусани

Дон Хуан Малек, старик

Дон Фернандо де Валор

Алькускус, мориск

Кади, старик-мориск

Дон Хуан де Мендоса

Сеньор Дон Хуан Австрийский

Дон Лопе де Фигероа

Дон Алонсо де Суньига, коррехидор

Гарсес, солдат

Донья Исабель Тусани

Донья Клара Малек

Беатрис, служанка

Инес, служанка

Слуга

Мориски, того и другого пола

Солдаты, христиане

Солдаты, мориски

Сцена в Гранаде и в различных пунктах Альпухарры.

ХОРНАДА ПЕРВАЯ

СЦЕНА 1-я

Зала в доме Кади, в Гранаде.

Мориски {1} в казакинах и шароварах,

женщины - мориски в белых корсажах

и с музыкальными инструментами; Кади и Алькускус {2}.

Кади

Что, двери заперты?

Алькускус

И крепко.

Кади

Без знака пусть никто не входит.

И весело продолжим пляски,

Сегодня пятница, и мы

Ее отпразднуем согласно

Обыкновеньям наших предков,

Тайком от христиан враждебных,

Среди которых мы живем,

Теряя счет несчастьям стольким.

Они оклеветать не смогут

Обряды наши.

Все

Начинайте

Алькускус

Ну, если в пляс и я пущусь,

Так шуму значит будет много.

Один (поет)

Хоть пред Аллахом мы как тени,

Хоть горько плачем в нашем плене

О нас постигшей перемене,

Хоть африканский дух смущен...

Все (поют)

Да здравствует его закон!

Один

И да хранит воспоминанье

То незабвенное деянье,

Что силой нашего влиянья

Испанец был века пленен.

Все

Да здравствует его закон!

Алькускус (поет)

Того мы не забудем танца,

Когда во славу африканца

Так заплясали мы испанца,

Что больше не кичился он.

Все

Да здравствует его закон!

(За сценой слышен сильный стук.)

Кади

Хотят нас захватить в собраньи,

Сомненья нет. Король в указе

Собранья наши запретил {3},

И правосудие, увидев,

Что в этот дом вошло так много

Морисков, уловить нас хочет

На месте.

(Стук.)

Алькускус

Ну, так что ж, бежать.

СЦЕНА 2-я

Дон Хуан Малек. - Те же.

Малек (за сценой)

Как можете вы медлить, если

Так громко в вашу дверь стучатся?

Алькускус

Напрасно тот зовет у двери,

Кто раньше душу не позвал.

Один

Что делать?

Кади

Спрячьте инструменты,

Откройте двери и скажите,

Что навестить меня пришли вы.

Другой

Да, это будет хорошо.

Кади

Не выдавайте же друг друга.

Ну, Алькускус, открой. Что медлишь?

Алькускус

Да опасаюсь, вдруг откроешь,

А там за дверью альгвасил,

Ударов сто в живот мне влепит

Своею палкой, а живот мой

Не очень уважает палку,

Он больше почитает рис.

(Алькускус открывает,

и входит Дон Хуан Малек.)

Малек

Не бойтесь.

Кади

Кто бы мог подумать?

Ты, Дон Хуан, что кровью светлой

Малека мог добиться чести,

Хотя и африканец, стать

Двадцать четвертым гранадинцем,

Ты в этот час приходишь в дом мой?

Малек

И не ничтожная случайность

Велит мне отыскать тебя,

Довольно, ежели скажу я,

Что привлекли меня несчастья.

Кади (в сторону, к морискам)

Наверно хочет он бранить нас.

Алькускус

Коль так, беда не велика.

Нас взять гораздо было б хуже.

Кади

Что повелишь нам?

Малек

Успокойтесь,

Друзья; пускай вас не смущает

Мой неожиданный приход,

Сегодня, в айюнтамиенто,

Из залы короля Филиппа

Второго, - президент прислал нам

Бумагу, чтобы город знал,

Что исполнение решений,

В ней заключающихся, будет

Его ответственностью. Вскрывши

Бумагу, начал секретарь

Ее читать пред заседаньем.

И все ее постановленья

Направлены неумолимо

На очевидный ваш ущерб.

Как верно время называют

Сопутником судьбы неверной:

На колесе одном стремятся

И на проворных двух крылах,

К добру и злу они несутся,

И бег свой вечно продолжают.

Одни из тех постановлений

Уж раньше были введены,

Другие - новые, но цель их

Одна: суровое решенье,

Чтобы никто из африканцев,

Чей род теперь лишь теплый прах,

Лишь искра яркого пожара,

Который жег страну испанцев,

Не соблюдал свои привычки:

Нельзя ни праздники блюсти,

Ни собираться вам для плясок,

Ни одеваться в шелк, ни мыться

В публичных банях; ни беседу

Вам на арабском языке

Нельзя вести в своем же доме,

А говорить лишь по-кастильски.

Как самый старший, я был должен

Начать, и потому сказал,

Что справедлива эта мера,

Что от привычек африканских

Отвыкнуть надо постепенно,

Но что не следует их гнать

С таким неистовством жестоким;

Что надо в этом быть воздержным,

И что насилие излишне,

Где изменился самый нрав.

Тут Дон Хуан, Хуан Мендоса,

Из рода знатного маркесов

Мондехар, мне в ответ промолвил:

"Конечно, Дон Хуан Малек

Пристрастно говорит, затем что

Сама природа побуждает

Его любовь своих по крови;

Вот он и хочет оттянуть,

Замедлить примененье кары

К морискам, темным, низким, подлым".

Я молвил: "Дон Хуан Мендоса,

Когда Испания была

В своем отечестве плененной

И угнетенною от мавров,

Те христиане, что смешались

С арабами и что теперь

Названье носят мосарабов,

Себе в бесчестие не ставят,

Что это было, потому что

Порою претерпеть судьбу

Почетнее и благородней,

Чем одержать над ней победу,

И ежели мориски темный,

Приниженный и рабский люд,

Заметь, что рыцари из мавров

Ничуть не ниже христианских

С того мгновенья, как с водою

Крещенья приняли они

И католическую веру;

В особенности те, чьи предки

Столь часто были королями,

Как у меня". - "Да, молвил он,

То были короли - из мавров".

"Как будто, - я ему ответил,

Кровь мавров, ставши христианской,

И царской перестала быть,

Раз это кровь Сегри, Валоров,

И кровь Венеги и Гранады".

От слова к слову, спор зажегся,

И так как были мы без шпаг...

Будь проклят, проклят этот случай

Без шпаги спор вести словами,

То наизлейшее оружье,

Оно сильнее стали бьет,

И рана заживет скорее,

Чем может позабыться слово.

Да, что-нибудь ему должно быть

Такое в споре я сказал,

Что дерзновенно (тут дрожу я!)

Из рук моих (о, что за пытка!)

Он палку вырвал, и... Но будет;

Есть вещи: пережить их - боль,

Их рассказать - еще больнее.

Я встал в защиту вас, я вынес,

Как ваш защитник, оскорбленье,

Вы значит все оскорблены,

И у меня, увы, нет сына,

Чтоб смыть позор с моих печальных

Седин; есть дочь, в ней утешенье,

Но более всего - забот.

Проснитесь, храбрые мориски,

Обломки славы африканской,

Вас христиане угнетают,

В вас видят лишь своих рабов.

Смелей, вся наша - Альпухарра {4},

(Скалисто-гордая сиэрра,

Что лик свой к солнцу поднимает,

И с островами городов

Являет море трав зеленых

И бездну дикую утесов,

Среди серебряных туманов,

Откуда имя этих мест

Галера, Гавия и Берха.)

Так удалимся в Альпухарру,

С оружием и с провиантом,

Назначьте для себя вождя

Из остающихся в Кастилье

Потомков доблестного рода

Воинственных Абенумейев,

И прочь позорное ярмо

На вас наложенной неволи.

И я, ценой тревог бессонных,

Всех буду убеждать, что подлость,

Что униженье и позор

Терпеть такое оскорбленье,

Которое на всех простерто,

Хоть месть моя не всех коснется.

Кади

Коль это замышляешь ты...

Другой

Коли такое ты задумал...

Кади

Бери и жизнь, и все богатства.

Другой

Бери и душу у меня.

Один

И все мы возвещаем то же.

Одна мориска

А я от всех морисок, сколько

Их только есть во всей Гранаде,

Уборы наши отдаю.

(Малек и часть морисков уходят.)

Алькускус

А я, имея в Виварамбе {5}

Свою лавчонку мелочную,

Где масло продаю и уксус,

Орехи, фиги, миндали,

Изюм, чеснок, и лук, и перец,

Бичевки, пальмовые щетки,

Иголки, нитки, вместе с белой

Листки бумаги пропускной,

Ошейники, табак, и трости,

Коробки для храпенья перьев,

Облатки для заклейки писем,

Всю лавку, целиком как есть,

На собственной спине стащу я,

Чтоб быть, коль сбудется надежда,

Маркизом, герцогом иль графом

Всех Алькускусов на земле.

Один

Молчи, я вижу, ты рехнулся.

Алькускус

Еще рехнуться не собрался.

Другой

А ежели ты не рехнулся,

Так нет сомнения, ты пьян.

Алькускус

Я пьян? Помилуй, в алькоране