Константин Случевский - Полное собрание стихотворений

Константин Случевский

Полное собрание стихотворений

Ранние стихотворения

Ночь

Есть страшные ночи, их бог посылаетКарать недостойных и гордых сынов,В них дух человека скорбит, изнывает,В цепи несловимых, томительных снов.Загадочней смерти, душнее темницы,Они надавляют бессильную грудь,Их очерки бледны, их длинны страницы —Страшимся понять их, к ним в смысл заглянуть.А сил не хватает покончить мученья,Ворочает душу жестокая ночь,Толпой разбегаются, вьются виденья,Хохочут и дразнят, и прыгают прочь.

Затронут на сердце все струны живые,Насилу проснешься, – все тихо во мгле,И видишь в окошке, как тени ночныеДозором гуляют по спящей земле.Стена над кроватью луной серебрится,И слышишь, как бьется горячая кровь,Попробую спать я, авось не приснится,Чудовищный сон тот не выглянет вновь.Но тщетны надежды, плетутся мученья,Ворочает душу жестокая ночь,Толпой разбегаются, вьются виденья,Хохочут и дразнят, и прыгают прочь.

Но ночь пролетела, восток рассветает,Рассеялись тени, мрак ночи исчез,Заря заалела и быстро сметаетЗвезду за звездой с просветлевших небес.Проснешься ты бледный, с померкнувшим взором,С души расползутся страшилища прочь;Но будешь ты помнить, как ходят дозоромВиденья по сердцу в жестокую ночь.

«Я видел свое погребенье...»

Я видел свое погребенье.Высокие свечи горели,Кадил непроспавшийся дьякон,И хриплые певчие пели.

В гробу на атласной подушкеЛежал я, и гости съезжались,Отходную кончил священник,Со мною родные прощались.

Жена в интересном безумьиМой сморщенный лоб целовалаИ, крепом красиво прикрывшись,Кузену о чем-то шептала.

Печальные сестры и братья(Как в нас непонятна природа!)Рыдали при радостной встречеС четвертою частью дохода.

В раздумьи, насупивши брови,Стояли мои кредиторы,И были и мутны и страшныИх дикоблуждавшие взоры.

За дверью молились лакеи,Прощаясь с потерянным местом,А в кухне объевшийся поварВозился с поднявшимся тестом.

Пирог был удачен. ЗарывшиМои безответные кости,Объелись на сытных поминкахРодные, лакеи и гости.

В мороз

Под окошком я стоюИ под нос себе пою,И в окошко я гляжу,И от холода дрожу.

В длинной комнате светло,В длинной комнате тепло.Точно сдуру на балу,Тени скачут по стеклу.

Под окошками сидят,Да в окошки не глядят,Знать, на улицу в окноИ глядеть-то холодно.

У дверей жандарм стоит,Звонкой саблею стучит,Экипажи стали в ряд,Фонари на них горят.

А на небе-то черно,А на улице темно.И мороз кругом трещит...Был и я когда-то сыт.

Из Гейне

В ночь родительской субботы,Трое суток пропостившись,Приходил я на кладбище,Причесавшись и побрившись.

Знаю я, кому придетсяВ этот год спуститься в землю,Кто из смертных, из живущих,Кувырнется, захлебнется.

Кто-то лысый – полосатый,В красных брюках, в пестрых перьях,Важно шел петушьим шагом,Тонконогий и пузатый.

Кто-то длинный, очень длинный,В черном фраке, в черной шляпе,Шел, размашисто шагая,Многозвездный, многочинный.

Кто-то, радостями съеден,В туго стянутом корсете,Раздушен и разрумянен,Проносился вял и бледен.

Шли какие-то мундиры,Камергеры, гоф-фурьеры,Экс-жандармы, виц-министры,Пехотинцы, кирасиры.

Шли замаранные люди,Кто в белилах, кто в чернилах,Шли забрызганные грязью,Кто по шею, кто по груди.

Шли – и в землю опускались...Громко каркали вороны,На болоте выла вьюгаИ лягушки откликались.

На кладбище

Я лежу себе на гробовой плите,Я смотрю, как ходят тучи в высоте,Как под ними быстро ласточки летятИ на солнце ярко крыльями блестят.Я смотрю, как в ясном небе надо мнойОбнимается зеленый клен с сосной,Как рисуется по дымке облаковПодвижной узор причудливых листов.Я смотрю, как тени длинные растут,Как по небу тихо сумерки плывут,Как летают, лбами стукаясь, жуки,Расставляют в листьях сети пауки...

Слышу я, как под могильною плитойКто-то ежится, ворочает землей,Слышу я, как камень точат и скребутИ меня чуть слышным голосом зовут:«Слушай, милый, я давно устал лежать!Дай мне воздухом весенним подышать,Дай мне, милый мой, на белый свет взглянуть,Дай расправить мне придавленную грудь.В царстве мертвых только тишь да темнота,Корни цепкие, да гниль, да мокрота,Очи впавшие засыпаны песком,Череп голый мой источен червяком,Надоела мне безмолвная родня.Ты не ляжешь ли, голубчик, за меня?»

Я молчал и только слушал: под плитойДолго стукал костяною головой,Долго корни грыз и землю скреб мертвец,Копошился и притихнул наконец.Я лежал себе на гробовой плите,Я смотрел, как мчались тучи в высоте,Как румяный день на небе догорал,Как на небо бледный месяц выплывал,Как летали, лбами стукаясь, жуки,Как на травы выползали светляки...

«Ходит ветер избочась...»

Ходит ветер избочасьВдоль Невы широкой,Снегом стелет калачиБабы кривобокой.

Бьется весело в гранит,Вихри завиваетИ, метелицей гудя,Плачет да рыдает.

Под мостами свищет онИ несет с разбегаБелогрудые холмыМолодого снега.

Под дровнишки мужикаВсе ухабы сует,Кляче в старые бокаБезотвязно дует.

Он за валом крепостнымВоет жалким воемНа соборные часыС их печальным боем:

Много близких голосовСлышно в песнях ваших,Сказок муромских лесов,Песен дедов наших!

Ходит ветер избочасьВдоль Невы широкой,Снегом стелет калачиБабы кривобокой.

«Ночь. Темно. Глаза открыты...»

Ночь. Темно. Глаза открыты,И не видят, но глядят;Слышу, жаркие ланитыТонким бархатом скользят.Мягкий волос, набегая,На лице моем лежит,Грудь, тревожная, нагая,У груди моей дрожит.Недошептанные речи,Замиранье жадных рук,Холодеющие плечи...И часов тяжелый стук.

Думы

«Да, я устал, устал, и сердце стеснено...»

Да, я устал, устал, и сердце стеснено!О, если б кончить как-нибудь скорее!Актер, актер... Как глупо, как смешно!И что ни день, то хуже и смешнее!И так меня мучительно гнетутИ мыслей чад, и жажда снов прошедших,И одиночество... Спроси у сумасшедших,Спроси у них – они меня поймут!

«Да, нет сомненья в том, что жизнь идет вперед...»

Да, нет сомненья в том, что жизнь идет впередИ то, что сделано, то сделать было нужно.Шумит, работает, надеется народ;Их мелочь радует, им помнить недосужно...

А все же холодно и пусто так кругом,И жизнь свершается каким-то смутным сном,И чуется сквозь шум великого движеньяКакой-то мертвый гнет большого запустенья;

Пугает вечный шум безумной толчеиУспехов гибнущих, ненужных начинанийЛюдей, ошибшихся в избрании призваний,Существ, исчезнувших, как на реке струи...

Но не обманчиво ль то чувство запустенья?Быть может, устают, как люди, поколенья,И жизнь молчит тогда в каком-то забытьи.Она, родильница, встречает боль слезамиИ ловит бледными, холодными губамиЖивого воздуха ленивые струи,Чтобы, заслышав крик рожденного созданья,Вздохнуть и позабыть все, все свои страданья!

Невменяемость

Есть в земном творении облики незримые,Глазу незаметные, чудеса творящие,Страшно ненавистные, горячо любимые,.Целый мир обманчивый в этот мир внося

В жизни человеческой, в важные мгновения,Облики незримые вдруг обозначаются,В обаянье подвига, в злобе преступленияНежданно, негаданно духом прозреваются.

С ними все незримое видимым становится,В гробовом молчании разговоры слышатся,Что-то небывалое в жизнь вступить готовится,Все основы мыслей, как тростник, колышутся...

Человек решается... и в его решенииМир несуществующий в обликах присутствует,Он зовет на подвиги, тянет к преступлениюИ, совсем по-своему вразумив, напутствует...

Нас двое

Никогда, нигде один я не хожу,Двое нас живут между людей:Первый – это я, каким я стал на вид,А другой – то я мечты моей.

И один из нас вполне законный сын;Без отца, без матери – другой;Вечный спор у них и ссоры без конца;Сон придет – во сне все тот же бой.

Потому-то вот, что двое нас, – нельзя,Мы не можем хорошо прожить:Чуть один из нас устроится – другойРад в чем может только б досадить!

«Когда бы как-нибудь для нас возможным стало...»