Владимир Корнилов - Стихи (сборник)

ОСТАНКИНСКАЯ БАШНЯ

Адмиралтейская игла

Стихам знакома исстари,

А мне близка, а мне мила,

Которая у Выставки.

Вокруг — панельные дома

И реже — знать кирпичная,

А надо всем она одна,

Такая непривычная.

Когда темно, когда светло,

Когда в тумане слепо,

И днем и ночью, как сверло,

Она буравит небо.

Я на девятый влез этаж

И дверь закрыл наружу,

Чтоб вечных не решать задач

И не морочить душу.

Какая, господи, тоска,

Как холодно и страшно,

Что вдруг до чертиков близка

Останкинская башня.

И молча распахну окно,

И млею перед нею,

Как будто ближе — никого

И никого — роднее...

1971

ИГРА СУДЬБЫ

Александр его удалил

В Кишинев, а потом в поместье,

Чем свободою одарил,

Уберег от уколов чести.

Мог в столице к полкам пристать —

И не выстрелил пусть ни разу,

Все равно писать-рисовать

Воспретили бы, как Тарасу.

И какая б стряслась беда

Для России — не думать лучше...

А когда б не пошел туда,

Сам извел бы себя, замучил.

...В Петропавловке жестко спать,

Если каешься без оглядки,

А в Михайловском тишь да гладь,

И с опального взятки гладки.

1988

АНАФЕМСКИЙ СОН

Анафемский сон

И ночью и днем.

Должно быть, резон

Какой-то есть в нем?

Извёл недосып?

Под старость ослаб?

На жизнь нету сил —

Остались на храп?

Сон в полночь и в рань

И средь бела дня.

Похоже, и впрямь

Жалеют меня.

И я потому,

Не плача навзрыд,

Спокойно приму

Всё, что предстоит,

И тихо, во сне,

А не наяву,

По Стиксу в челне

От всех уплыву.

2001

ПРОИСХОЖДЕНИЕ

Аристократы, древние греки,

Храмы и статуи — это не мы.

Мы человеки, полукалеки,

Мы для сумы, а верней — для тюрьмы.

С суши на море, с моря на сушу

Нас не тащил хитроумный Улисс.

Не бороздить нам Эгейскую лужу

И не царить средь всемирных кулис.

Нам безразлично, что вешать на древко...

Вытащив нож, мы бухтим по душам...

Вождь и пророк у нас каторжный Федька

И предводитель наш из каторжан.

2001

ЯБЛОКИ

Бедный дичок загорчил, как досада.

Белый налив до сих пор сахарист...

Яблоки из монастырского сада,

Что же я раньше не рвал вас, не грыз?

Или шатался не больно идейно

По лесостепи, лесам и степи,

И, как назло, попадались отдельно

Либо сады, либо монастыри?

Вот отчего так смущенно и дерзко,

Словно во сне еще — не наяву,

В прежней обители Борисоглебской

Эти ничейные яблоки рву.

...Яблоки из монастырского сада,

Я не найду вам достойной хвалы,

Вы словно гости из рая и ада,

Словно бы средневековья послы.

Вас прививала лихая година,

И, хоть была невпродых тяжела,

Память о ней и горька, и сладима,

И через вас до сегодня жива.

Вот и сегодня в Историю живу

Вновь я уверовал благодаря

Этим бесхозным дичку и наливу

Борисоглебского монастыря.

1986

* * *

Белой ночью против Биржи, над Невою,

Распрощались. Настоял на этом — сам!..

Так чего себя я осенью неволю

И слоняюсь по мостам и по торцам?

День четвертый ветер хлещет по затылку,

Кепки нету, на согреться — тоже нет…

А когда-то нераспитую бутылку

Водрузили на гранитный парапет.

И сегодня у реки такой надменной,

На пространстве величавом и чужом,

Я какой-то неприкаянно бессмертный

Под осенним нескончаемым дождем.

День четвертый от себя спасенья нету,

Остужаю лоб ладонями дождя…

Приезжай сюда! Иначе сам приеду,

Может, вечность скоротаем сообща.

1963

ИЛИАДА

«Бессонница. Гомер...» Я не читал Гомера

Ни в поздней старости, ни в детстве по складам.

Однако объяснил, что эпос — не химера,

Совсем не сказочник, а Осип Мандельштам.

Он список кораблей с собой унес в могилу,

Которую доныне не нашли.

Но лирика его мне заменила

Великое сказание земли.

1999

ИЗ ОКНА

Богомерзкая погода —

Холод, слякоть и тоска —

Вроде горе — перевода

С никакого языка

Мокрый снег похож на дождик.

Крыши на пустынный пляж…

Словно бы слепой художник

Пишет вымерший пейзаж.

А, пожалуй, был бы зрячим,

Всё бы враз переиначил,

Снизошла бы красота,

Улыбнулась бы удача…

Но на нет и нет суда.

10 апреля 1995

ОТЕЦ

1.

Болезненный до ветхости,

Почти полуживой,

Не смерти, а безвестности

Страшился предок мой.

Вдруг перестанет стариться

И от него тогда

Ни звука не останется,

Ни строчки, ни следа…

И потому-то, жалобно,

Вздыхая и кряхтя,

К величию державному

Тянулся, как дитя.

От бытия отставленный,

Родитель неспроста

Царя Петра и Сталина

Чтил больше, чем Христа.

… На кладбище, за городом,

Теперь лежит отец

Покрыт сусальным золотом

На памятнике текст:

Лишь имя да фамилия,

Да цифры, как судьба…

Авось, Господь помилует

Почившего раба.

23 июля 1995

2.

Я гордился своим отцом —

Выше не было идеала! —

И хотел походить во всем,

Но, увы, удавалось мало.

Он красив был, я — некрасив.

Он изящен, а я неловок:

Не хватало для сходства сил,

Обаяния и уловок.

Не с того ли с мальчишечьих пор,

Рифму глубже всадив, чем шило,

Супротив и наперекор

Безнадега меня тащила?

И отец мой не понимал,

Отчего, себя расхлебеня,

Заменил я свой идеал

Жаждою самоистребленья.

28 июля 1995

ТАЛАНТ

Болтовня, болтовня —

С рифмами и без них —

Так и прет из тебя,

Но зато звонок стих.

Ни души, ни нутра,

Истины ни на грош,

Все — игра, все — мура...

Стих, однако, хорош!

Он как следует сбит,

Он лихой и шальной,

И пьянит словно спирт,

Хоть набит болтовней.

Ведь свободный талант —

Больше форма, чем суть...

Смысл — ничто, был бы лад!..

Так что не обессудь.

И не выдохну: «Стоп!»,

Как попрут на меня

Весь твой вздор, весь твой стёб,

Вся твоя болтовня.

1996

БОЛЬ

(Короткая поэма)

1

Был он вчера с микроб,

Нынче уже в зените...

В смертном свело соитье

Лайнер и небоскрёб.

Это начало века

И десяти веков,

Это мечта и Мекка,

Битых силовиков,

И мегатонны боли

Всюду, в любой стране...

Всё это поневоле

Отозвалось во мне.

2

Боль.

Боль.

Сверхболь...

Похоже,

Вырыт войны топор.

Так отчего же, Боже,

Ты допустил террор?

Праведное ли дело —

Ввергнуть в неравный бой

Немолодое тело

И молодую боль?

Гордая диверсантка —

Ей неохота жить,

Но, разъярённой, сладко

Всё вкруг себя крушить.

Пара зарядов мощных —

Замысел чем не прост? —

И полетел, как мост,

Старческий позвоночник...

Болью прошит, похожим

Стал я на решето...

Боже, прости, но все же

Хоть объясни, за что...

3

Как полукровок, отпрыск

Жертв, а еще — громил,

Я не билет, а пропуск

Выпросил в этот мир

На откидное место

В самый последний ряд...

Мир как театр, но с детства

Напоминал мне ад.

С детства душа болела

Ночью и даже днем;

Сердце мое и тело

Вечно смущал погром:

Шла слобода на гетто,

Гетто — на слободу.

Прятать в себе всё это

Было невмоготу.

4

То ли терзая грудь,

То ли спасая душу,

Я изнутри наружу

Рвался — да толку чуть...

И оттого тревога

Зрела весь век во мне...

Но до чего ж убого

Было в моей стране:

В грозном своем злосчастье,

Бредя опять войной,

На две неравных части

Разделена; в одной —

Блок, Пастернак, Есенин;

Бред — во второй и страх...

И для себя в стихах

Я изыскал спасенье.

Жизнь променяв на лиру,

(Жаль,— не на волшебство!..)

Я для сего стал мира

Не от мира сего.

5

Дьяволова работа! —

Хоть и ценою в грош,

А не пошлёшь в болото —

Сам туда с ней уйдешь.

Вся на разрыв аорты

И заодно — души...

Зря ли признался гордо:

Пишущие — бомжи...

Жмурики краше в морге!..

Всё у нас вкось и вкривь.

Роемся на помойке

Ритмов, словес и рифм.

... Жалкую жизнь влачу,

Но в языковой яме

Я не слова ищу —