Русский романс - Полонский Е. П.

ИВАН ДОЛГОРУКИЙ

(1764–1823)

32. «Без тебя, моя Глафира…»

Без тебя, моя Глафира[51], Без тебя, как без души, Никакие царства мира Для меня не хороши. Мне повсюду будет скучно, Не могу я быть счастлив; Будь со мною неразлучно, Будь со мной, доколе жив! Ни богатства не желаю, Ни в большие господа; Всё другим то уступаю, Будь лишь ты со мной всегда. Вот одно мое желанье! У меня другого нет; Без тебя — вся жизнь страданье, Без тебя — пустыня свет. Я люблю тебя всех боле, Я люблю одну тебя; В толь приятной сердцу доле С кем сравняю я себя? Ах! ни с кем, ни с кем, конечно! Только ты люби меня; Буду счастлив, будешь вечно Ты мой друг и жизнь моя! 1790-е годы

ПЕТР ШАЛИКОВ

(1765–1852)

33. Русская песня («Нынче был я на почтовом на дворе…»)[52]

Нынче был я на почтовом на дворе — Льстил себе найти от миленькой письмо, И — пошел назад с унылою душой. Нет письма!.. нет сердцу радости ни в чем! Ах! давно, давно не пишет уж ко мне Та, которою на свете я живу; Та, котора уверяла так меня, Что в разлуке ей отрада только в том, Чтоб писать ко мне… о горести своей!.. Что ж мешает ей в отраде той теперь? Что мешает сердце друга оживить? Неужель забыт я милою моей? Неужели сон был счастие мое?.. Нет, не может статься этого вовек! Я довольно знаю милую мою: Ее сердце не умеет изменить; Ее сердце век останется моим — Знать, свободного и в тереме своем Не имеет она времени часа; Иль препятствуют недобры люди ей К другу грамотки чрез почту посылать… Но, что б ни было причиною того, — Лишь была б здорова милая моя! <1801>

АЛЕКСЕЙ МЕРЗЛЯКОВ

(1778–1830)

34. «Я не думала ни о чем в свете тужить…»[53]

Я не думала ни о чем в свете тужить, Пришло время — начало сердце крушить; С воздыханья белой груди тяжело! То ли в свете здесь любовью прослыло: Полюбя дружка, от горести изныть, Кто по сердцу мне, не сметь того любить? Злые люди все украдкою глядят, Меня, девушку, заочно все бранят… Как же слушать пересудов мне людских? Сердце любит, не спросясь людей чужих, Сердце любит, не спросясь меня самой! Вы уймитесь, злые люди, говорить! Не уйметесь — научите не любить! Потужите лучше в горести со мной: Было время — и на вас была беда. Чье сердечко не болело никогда? Всяк изведал грусть-злодейку по себе, А не всякий погорюет обо мне! Что же делать с горемычной головой? Куда спрятать сердце бедное с тоской? Друг не знает, что я плачусь на него; Людям нужды нет до сердца моего!.. Вы, забавушки при радости моей, Цветы алые, поблекните скорей! Вас горючими слезами оболью, Вам одним скажу про горесть я свою. Как без солнышка не можно вам пробыть, Мне без милого не можно больше жить. <1803>

35. «Чернобровый, черноглазый…»[54]

Чернобровый, черноглазый           Молодец удалый Вложил мысли в мое сердце,           Зажег ретиво́е! Нельзя солнцу быть холодным,           Светлому погаснуть; Нельзя сердцу жить на свете           И не жить любовью! Для того ли солнце греет,           Чтобы травке вянуть? Для того ли сердце любит,           Чтобы горе мыкать? Нет, не дам злодейке скуке           Рети́вого сердца! Полечу к любезну другу           Осеннею пташкой. Покажу ему платочек,           Его же подарок, — Сосчитай горючи слезы           На алом платочке, Иссуши горючи слезы           На белой ты груди, Или сладкими их сделай,           Смешав со своими… Воет сыр-бор за горою,           Метелица в поле; Встала вьюга, непогода,           Запала дорога. Оставайся, бедна птичка,           Запертая в клетке! Не отворишь ты слезами           Отеческий терем; Не увидишь дорогого,           Ни прежнего счастья! Не ходить бы красной девке           Вдоль по лугу-лугу; Не искать было глазами           Пригожих, удалых! Не любить бы красной девке           Молодого парня; Поберечь бы красной девке           Свое нежно сердце! <1803>

36. Сельская элегия («Что мне делать в тяжкой участи своей?..»)

Что мне делать в тяжкой участи своей? Где размыкать горе горькое свое? Сердце, сердце, ты вещун, губитель мой! Для чего нельзя не слушать нам тебя? Как охотник приучает соколов, Приучаешь ты тоску свою к себе; Манишь горесть, без того твою родню; Приласкало грусть слезами ты к себе! Вейте, буйны, легкокрылы ветерки, Развевайте кудри черные лесов, Вейте, весточки, с далекой стороны, Развевайте мою смертную печаль! Вы скажите, жить ли, бедной, мне в тоске? Вы скажите, жив ли милый мой дружок? Долго, долго ждет любовь моя его! Вот уж три года тоске моей минет; Ровно три года, как слуху нет об нем; Нет ни грамотки, ни вестки никакой! Ах, ужли-то солнце стало холодней? Неужли-то кровь ретива не кипит? Неужли твое сердечко, милый друг. Ничего тебе о мне не говорит? Много время, чтоб состариться любви! Много время позабыть и изменить! Ветер дунул с чужой, дальней стороны, Показалася зарница над горой, Улыбнулася красотка молодцу — И прости мое всё счастье и покой! Нет! не верю я причудам всем своим: Милый друг мой! твоя девушка в тоске, Тебе верит больше, нежели себе. Знать, злосчастным нам такой уже талант — Не делясь душой, делиться ввек житьем; Знать, затем-то в зелено́м у нас саду Два цветочка одиночкою росли, Одним солнышком и грелись, и цвели, Одной радостью питались на земли, Чтобы ветры их далеко разнесли, Чтобы в разных рассадить их сторонах, Чтоб на разных вдруг засохнуть им грядах! У них отняли последню радость их, Чтобы вместе горевать и умереть. Поздно, миленький, на родину придешь, Поздно, солнышко, на гроб ты мой блеснешь! Я найду уже другого жениха, Обвенчаюся со смертью без тебя, Сам ты нехотя меня сосватал с ней… Приди, милый друг, к могиле ты моей! Ты сорви цветок лазоревый на ней, Он напомнит, как цвела я при тебе; Ты оттудова поди в темны леса, Там услышишь ты кукушку вдалеке: Куковала так злосчастная в тоске; Горесть съела всю девичью красоту, Сердце бедное слезами истекло. Как подкошенна травинушка в лугу, Вся иссохла я без милого дружка! Место всякое — не место для меня, Все веселья — не веселья без тебя. Рада б я бежать за тридевять земель, Но возможно ли от сердца нам уйти? Но возможно ли от горя убежать? Оно точит стены каменны насквозь, Оно гонится за нами в самый гроб! Девки просят, чтоб не выла я при них: «Ты лишь портишь наши игры, — говорят, —: На тебя глядя, нам тошно и самим!» Ах! подруженьки! вы не жили совсем! Вы не знаете — и дай боже не знать Горя сладкого, опасного — любить! Ваше сердце не делилося ни с кем; В моем сердце половины целой нет! В моем милом я любила этот свет! В нем одном и род, и племя всё мое, В нем одном я весела и хороша, Без него, млада, ни людям, ни себе. Ах, когда вы что узнаете об нем, Не таитесь, добры люди, от меня: Уж не бойтесь испугать меня ничем! Вы скажите правду-истину скорей; Легче, знав беду, однажды умереть, Чем, не знав ее, всечасно умирать. <1805>