Уильям Шекспир - Все сонеты Шекспира
LXVII
Зачем живёт в греховном мире они придаёт безверью благодать?Или порокам нужен компаньон,чтоб он их мог собою украшать?Зачем искусства мёртвая рукауродует живой оригинал?Зачем ей тень фальшивого цветка,когда цветок природный не увял?Зачем живёт он, если для ланитни капли крови у Природы нет?Гордясь другими, на его профитона содержит скудный свой бюджет.Ей нужен друг мой, чтобы знали все,каким был этот мир во всей красе.
LXVIII
В нём виден образ прежней красоты,что и растёт, и вянет, как цветник,не смея украшать свои черты,как юности ублюдочный двойник.Тогда с покойниц не срезали кос,чтобы потом, на головах чужихвновь оживало золото волос,сверканьем мёртвым радуя живых.В том неподдельном образе видны:святая первозданность прошлых лет,расцвет своей — не краденой — весны,в которой нету старости примет.Образчик красоты былых времённазло Искусству Жизнью сохранён.
LXIX
В достоинствах твоих, что на виду,и строгий ум пробела б не сыскал.Заставил голос правды и враждутебя венчать обилием похвал.Но незавидны эти словесапро внешний вид, — и той же правды гласхвалебные заглушит голоса,узнав о том, чего не видит глаз.Кто мерит красоту души твоейпо действиям твоим, совсем не рад,что твой бурьян растёт цветов пышней,в их запахи подмешивая смрад.Поскольку он с тобой несовместим,своей земли не доверяй другим.
LXX
Тебя порочат — не виновен ты:прекрасное клянут со всех сторон;что красоте узоры клеветы,то поднебесью — карканье ворон.Злословье подтвердит, что ты здоров,но станешь крепче, даже согрешив;червяк живёт средь нежных лепестков,но чист и свеж весны твоей порыв.Ты не попался смолоду в капкан,не сдался или сам разбил врагов,обманут не был, не вводил в обман,но не смирил завистных болтунов.Не будь сомненья на лице твоём,в стране сердец ты стал бы королём.
LXXI
Когда я выйду из земных оков,поплачь, пока не скажет скорбный звон,что я, покинув мерзкий из миров,в мерзейший мир червей переселён.Не вспоминай при виде этих строких автора, что из души твоей,любовь моя, исчез бы, если б могзабрать с собою груз твоих скорбей.А если вспомнишь о моих стихах,когда суглинку стану я сродни,не беспокой словами бедный прах —свою любовь со мной похорони.Но не стенай, иначе вся странаподнимет на смех наши имена.
LXXII
Чтоб не спросили, почему тобойя — даже мёртвый — всё ещё любим,забудь меня, поскольку никакойлюбви не стоил, будучи живым.Фальшивой добродетели венкии мишуру хвалебного словцане вешай нищей правде вопрекина мнимые заслуги мертвеца.Чтоб не посмели обвинять во лжитвою любовь за отзыв обо мне,моё ты имя гробу откажис останками моими наравне.Позор мой — принадлежность к шутовству,а твой — любовь к пустому существу.
LXXIII
В такой поре меня находишь ты,когда листвы на зябнущих ветвяхпочти не видно, клиросы пусты,где прежде раздавалось пенье птах.Во мне ты видишь отгоревший день,зашедшего светила полусон,когда не смерть, но траурная теньклеймом покоя метит небосклон.Во мне ты видишь тлеющий костёр,который в пепле юности зачах,а то, чем жил огонь до этих пор,в полуостывший превратилось прах.Вот почему ты нежностью объятк тому, кто свой предчувствует закат.
LXXIV
Но не грусти. Когда меня возьмёттемница без отсрочки по суду,моя душа на твой поступит счёт,составив строчек этих череду.И ты, строфу читая за строфой,во мне увидишь истинную часть:мой дух навек останется с тобой,мой прах во прахе должен запропасть.Утратишь ты с кончиною моейчервей добычу, бытия отброс,кинжала малодушного трофей,не стоящий ни памяти, ни слёз.Все ценности мои — в моих стихах,они в тебе, с тобой, в твоих руках…
LXXV
Живущим — пища, ливни — целине,а ты мечтам моим необходим.Чтоб мирно жил ты, я живу в войне,как старый скряга с золотом своим.То я горжусь, то ужасом объят,что украдёт богатство юный вор,то я тебя тайком увидеть рад,то на всеобщий выставить обзор.Порой насытясь обликом твоим,изголодавшись по нему порой,владеть мечтаю счастьем, но таким,что будет мне даровано тобой.То я пресыщен, то убит постом,то на пиру, то за пустым столом.
LXXVI
Зачем мой слог чурается прикраси от последних изысков далёк?Зачем я вслед за всеми не припасманеры свежей, прихотливых строк?Зачем воображенья скромный плодспешу одеть в известный всем наряд,чтоб выдали слова, откуда родони ведут, кому принадлежат?Всё потому, что ремесло моётебе, любовь моя, посвящено;я лучшие слова ряжу в тряпьёи тем живу, что прожито давно.Любовь нова, как солнце, и стараи молвит нынче то же, что вчера.
LXXVII
Ты по часам узнаешь бег минут,по зеркалу — утрату красоты,а в книжице своей найдёшь приют,с умом заполнив чистые листы.Как склепы ненасытные, глядятморщины в честном зеркале твоём;и от тебя не скроет циферблат,как Время в вечность прячется тайком.Что не удержит память, запишина белой глади книжки записной,и мысль твоя, дитя твоей души,повторно познакомится с тобой.Приходят мысли — ты пером скрипишь:и книге польза, и тебе барыш.
LXXVIII
Ты Музой был моею, ты поройедва ли не водил моим пером,но нынче, вдохновлённые тобой,иные перья славятся стихом.Я — неуч, но летаю и без крыл;немой — пою от взора твоего,но ты же и крылатых оперил,им подарив двойное торжество.Но только мною ты б гордиться мог,ты, вдохновитель всех моих стихов;другим же ты латал дырявый слог,свой блеск отдав палитре блёклых слов.Ты — творчество моё, и твой урокотсталости моей пришёлся впрок.
LXXIX
Пока один я звал тебя в стихах,они одни в твоих лучах цвели.Теперь мой слог изысканный зачах,поскольку Муза от меня вдали.Родильной муки лучшего перадостоин ты, но в честь твою сонетукрашен тем, что у тебя вчераукрал и нынче возвратил поэт.И внешний вид, и образ жизни твойпохитил и пустил он в оборот,восславив добродетель с красотой, —всё, что в тебе, любовь моя, живёт.Но не в чести поэт: по всем счетам,долги ему простив, ты платишь сам.
LXXX
Мне больно сочинять тебе сонети знать, какой великою душойтак мощно ты хвалим, что я в ответнемею, прославляя образ твой.Но, словно море, качества твои,где шлюпки не мешают клиперам,где, удалившись от чужой ладьи,челнок мой мчится по твоим волнам.Держи меня вблизи прибрежных вод,пока на глубину плывёт чужак,не то пойдёт ко дну мой хрупкий бот,а тот корабль поднимет гордый флаг.А если в море выйти я не смог,то на любви разбился мой челнок.
LXXXI
Я помяну тебя иль ты меня,но смерть не вынет памяти твоейиз этих строк, в забвенье хоронявсе до единой чёрточки моей.Ты будешь к вечной жизни приобщён,а я навек отправлюсь в мир теней,в простом гробу вкушая смертный сон, —а люди твой увидят мавзолей.Мои стихи в грядущем перечтут,твоё надгробье обнаружат в них;тебя восславить не сочтут за труди перед смертью голоса живых.Одушевлён моим живым пером,ты оживёшь в дыхании людском.
LXXXII
