Недостойная старая дама - Аллио Рене
На какое-то мгновение все трое замирают, щелкает фотоаппарат.
Альфонс. Ну вот! А теперь уходите! Долгие проводы — лишние слезы! В следующее воскресенье вы уже приедете меня навещать! Идите, идите…
Он их обеих целует, стараясь изо всех сил скрыть охватившее его волнение. Мадам Берт отвечает ему нежным поцелуем.
Взяв друг друга под руку, обе женщины уходят не оборачиваясь.
Розали (растроганно). До чего же это глупо! (После паузы.). А что мы станем делать сегодня вечером?
Мадам Берт (грустно). Пойдем в кино.
Берег моря. День.
В пустом зале ресторана «Лас Вегас», сейчас закрытом для посетителей, где опрокинутые стулья взгромождены на столы и горит только одна дежурная лампочка, репетирует Пьер со своими друзьями — участниками их «знаменитого» ансамбля. Они устроились не на эстраде, а рядом со столиками, где по вечерам обычно танцуют и где они себя чувствуют свободнее. В зубах у большинства сигареты. На полу рядом с ними магнитофон. Проиграв какой-то неистовый по ритму кусок, юноши останавливаются и, сгрудившись вокруг магнитофона, внимательно слушают тот же музыкальный мотив.
И вдруг оглушительный шум пробивает настойчивый телефонный звонок, который они слышат не сразу.
Один из музыкантов. Постой…
Он делает звук магнитофона потише, и тогда «юно слышится телефонный звонок.
Пьер (на. бегу). Пойду послушаю.
Пьер стоит, держа в руках трубку телефона. Пьер. Розали?.. Это ты?.. Слушай… Подожди, послушай!.. Что?!.. Когда?.. Она умерла?!.. Алло!.. Алло!..
Но в трубке частые гудки.
Красный грузовик на большой скорости едет по улице, где жили Бертини, резко затормозив, останавливается перед «Занзибаром». Видно, что машина только что покрашена, и вместо прежней надписи: «Любые перевозки по городу» по борту идет новая, выведенная крупными буквами: «Гастон Бертини и компания», а над ветровым стеклом: «№ 6».
Эрнест встречает выходящих из машины Пьера и осунувшегося Альбера.
Эрнест. Теперь он у тебя красный? Ты его в красный цвет перекрасил?! Но ведь…
Альбер, не ответив ни слова, переходит в сопровождении Пьера на другую сторону улицы, и оба скрываются в доме Бертини. Эрнест плетется за ними.
Войдя в пустую, оголенную прихожую, Альбер, словно пригвожденный, застывает у двери. Ошеломленный, потрясенный, он устремил взгляд на лестницу. Какое-то мгновение Пьер тоже смотрит наверх. Но тут между ними появляется Эрнест и, взяв Альбера под руку, увлекает его за собой, ничуть не смущаясь и не переставая болтать. Голос его гулко раздается в пустом доме. Пьер в это время осторожно, на цыпочках пробирается в кухню.
Эрнест. Она лежит наверху. Это случилось у нее в спальне. Сидела на стуле. Нам оставалось ее только положить на кровать. Они собирались в кино. Представляешь, как Розали напугалась…
На кухне, куда между тем вошел Пьер, полный порядок. У раковины сушится вымытая после ужина посуда. Сквозь открытое окно виднеется тихое вечернее небо. И слышится голос Эрнеста:
— Тут уж я ей срочно понадобился, этой шлюхе! Но теперь ты ее не ищи — сбежала наша Розали и машину увела, как полагается! А ты как думал?..
Пьер замечает на столе маленький сверточек. Он берет в руки пакет, на котором написано его имя, разворачивает его. На белом листе бумаги, в который завернуты две катушки с фотопленкой, одна лишь подпись: «Розали».
Пьер бережно складывает бумажку и прячет ее в карман вместе с двумя катушками, вздыхает и обращает измученный взгляд к потолку, откуда все еще слышится грохочущий голос ни на минуту не умолкающего Эрнеста:
— Как и Альфонс, кстати! Только тот еще прежде удрал! В Тулон! А ты и не знал?! Да он же там купил себе магазин обуви! Новый! А на какие деньги, скажи?! Да уж тут спрашивать не приходится! Доказательств все равно не найдешь!.. Ведь, надо думать, у старухи были кой-какие сбережения?! Или она просто все заложила! Во всяком случае, я-то уверен: все, что у нее было, она ему сбагрила… Но ведь нет же такого закона, который мог бы ей помешать!
В опустевшей спальне стоящий у кровати Эрнест и тяжко рухнувший на стул Альбер частично скрывают от нас тело мадам Берт. Она лежит совсем одетая, в башмаках и кажется такой маленькой в этой огромной кровати. Ее шляпка лежит сбоку в ногах, на покрывале.
Закрыв лицо руками, Альбер тихонько плачет. Пьер остановился на пороге, так и не решившись войти.
Альбер (глядя на мать, в отчаянии). Но, Берт! Берт… Я тоже… тоже хотел… (Плачет.)
Ресторан «Лас Вегас». День.
В пустом, еще не открытом для посетителей зале ресторана молодые друзья Пьера настраивают инструменты. Часто останавливаясь, сначала тихо, они мало-помалу все громче и уверенней начинают играть ту песенку, под которую шли первые кадры фильма.
«Выйдешь замуж в двадцать лет
И быстро, оглянуться не успеешь,
Родишь троих, а то и четверых,—
И тут уж некогда и дух перевести.
Покупки и мытье посуды,
Уборка дома, завтрак всем подай,—
Весь мир провалится,—
Она и не заметит…
Что ж, надо плакать,
Иль смеяться?!
Завидовать ли ей, иль пожалеть?!
Трудно ответить!
Не видишь ведь,
Как время убегает…
Запах кофе на плите—
Вот и весь твой мир!
Дети, вон, шалят,
И муж покуривает трубку…
А дни бегут, бегут…
Вот только, кажется,
На свет родились дети,
А время уж прощаться…
И уж не стираешь их бельишко
И не гладишь…
Что ж, надо плакать
Иль смеяться?!
Завидовать ли ей,
Иль пожалеть?!
Трудно мне ответить…
Не замечаешь ведь,
Как время убегает…
А по воскресеньям что она видала?
Костюм разглаженный иль платье,
Да две-три веточки или цветок
В столовой, на обеденном столе…
Когда вся жизнь свелася
К бесчисленным шагам
Меж кухонным столом и шкафом,
Как между молотом и наковальней,
Тогда что ж, надо плакать?
Иль смеяться?!
Завидовать ли ей,
Иль пожалеть?!
Трудно мне ответить!
Не замечаешь ведь,
