Федор Раззаков - Девять женщин Андрея Миронова
Была ли в курсе этого романа Лариса Голубкина – неизвестно. Но даже если бы и знала, вряд ли отнеслась к этому серьезно. Она слишком хорошо знала своего мужа, чтобы бояться за благополучие своей семьи. За три года их брака Миронов не единожды кем-то увлекался, но вопрос об уходе из семьи ни разу не стоял. И жили они вполне благополучно.
Вспоминает Л. Голубкина: «В первое время он часто заводился по какому-либо поводу, и пару раз я ему сказала:
– Андрюша, я же тебя сюда не звала, я не собираюсь мелочиться, больше всего на свете я боюсь выяснения отношений. Мне это неинтересно, это пусто, это никому не нужно, кто лучше, кто хуже, кто главней и кто не главней, все распределится и разложится по своим полкам все равно…
Не было скандалов, мы совершенно не скандалили. Иногда, конечно, конфликтовали.
– Знаешь, Андрюша, – говорила я ему, – по-моему, ты меня совсем не любишь.
А он говорит:
– А я думаю как раз про тебя. Что ты не любишь…
Все равно получилось, что он оказался самым главным в нашем доме, ему не надо было даже размахивать кулаками, топать ногами. Он бывал грозным, но как-то по пустякам. Если Андрюша за что-нибудь брался в доме, то все вокруг тут же понимали: это главное, что он вообще сделает в жизни, – столько эмоций вкладывал! Злился, если его самолюбие хозяина страдало, самолюбие человека, который все умеет делать в доме лучше всех. Когда он ругался, мы с Машей смеялись. Хотя бы для примера. Помню, мы стол выносили, обхохочешься (маленький красивый старинный столик в кабинете, в Машиной детской). Он тут заорал, потому что это самолюбие заело: он не мог сообразить, как просунуть стол в дверь. Он разозлился и заорал. А Маша, крошка, подошла и говорит:
– Мам, чего это с ним?
Он вдруг очень удивился и спросил:
– Что, вы меня не боитесь?
Она говорит:
– Нет, пап, не боимся!
И тут же с него все как-то свалилось.
– Чего же я ору тогда? Для кого?..
В доме он ненавидел беспорядок, не переносил абсолютно, это было нечто! Устала, нет времени, все равно, дом должен быть идеальным, в любой момент. С первого взгляда трудно. На самом деле это очень хорошо. Скажем, я уезжала на гастроли, и как я уезжала из идеально аккуратного дома, в такой же дом я и приезжала…»
В мае 1978 года Миронов и Голубкина побывали в гостях у Владимира Высоцкого и Марины Влади на Малой Грузинской улице, 28. Инициатором этого дружеского визита был сводный брат Миронова Кирилл Ласкари, который с недавних пор стал дружен с Высоцким. Сам Андрей до этого с бардом практически не пересекался, если не считать каких-то случайных встреч на «Мосфильме» и в театре. Как мы помним, их первая встреча случилась почти десять лет назад – в августе 1968-го – и оставила у Миронова не самые приятные впечатления. Он тогда приревновал свою возлюбленную Татьяну Егорову к Высоцкому и оставил ей отметину на всю жизнь – горбинку на носу. Но это было давно и по молодости, поэтому нынешняя встреча обошлась без шекспировских страстей. Теплая компания просидела до утра, беседуя о жизни и искусстве. Высоцкий рассказал о своей новой роли в кино (в те дни он начал сниматься в роли Жеглова в сериале «Место встречи изменить нельзя»), а Миронов говорил о театре и о своем давнем увлечении – джазе. Пили мало, поскольку Высоцкий был в «завязке», а Миронов особо пьющим человеком никогда не слыл. Хотя при случае мог «принять на грудь» немало. Вот как об этом вспоминает его сводный брат К. Ласкари:
«Я никогда не видел, чтобы Андрюшка был пьян. Я-то как раз быстро это делал. А он… Вот мы были в Сочи на гастролях и вдвоем жили в санатории «Актер». У нас был номер «люкс». Я писал повесть «Двадцать третий пируэт», Андрюшку жутко это раздражало, он ходил на цыпочках и играл, будто я большой писатель.
И вот в один из дней Андрюша сказал: «Все, сегодня ты ничего не делаешь, у нас свободный день, придут две барышни, и мы пойдем кутить». Взял со стола мою рукопись и подбросил вверх так, что листы разлетелись по всей комнате.
И мы пошли в ресторанчик на воздухе. Пришли две актрисы.
– Девочки, вам нравится мой брат? – спросил он.
Девочки сделали вид, что нравится.
– Сейчас я вам покажу его настоящее лицо.
Подозвал официанта:
– Значит так, будьте любезны – литр водочки, водички и бутылочку вина.
– Андрюха, это провокация. А еда?
– Еда будет попозже. Надо, чтобы девочки увидели твое подлинное лицо. Засеките время. Я даю ему 15 минут.
Он мне налил фужер водки и себе тоже. Меня почему-то тут же развезло, и через 15 минут я уже лыка не вязал. А потом он долго не мог запихнуть меня в номер и возмущался: «Что такое? Ты как водопроводчик. Я больше тебя с собой никуда не возьму»…»
Двадцать первого июля в Прибалтике, в городе Советске Калининградской области, режиссер Наум Бирман начал съемки фильма «Трое в лодке, не считая собаки» по одноименной книге английского писателя Джерома Клапки Джерома. С этим режиссером судьба уже сводила однажды Миронова: он снимался у него в небольшой роли врача-стоматолога в комедии «Шаг навстречу». На этот раз у Миронова роль была куда шире и он играл главного героя – самого автора Джерома Клапку Джерома, – а в напарники себе взял своих коллег по «Сатире» Александра Ширвиндта (Харрис) и Михаила Державина (Джордж). Более того: в картине снималась и жена Миронова Лариса Голубкина (Энн). Короче, те съемки в Советске (снимали также под Черняховском – объект «шлюз») можно было смело назвать веселым междусобойчиком. В роли собаки снимались два фокстерьера Герцех и Грех. У Миронова и Державина отношения с ними наладились сразу, а вот о Ширвиндте этого сказать было нельзя. Однажды в гостинице Герцех так на него серчал, что сильно тяпнул за палец, прокусив его до крови. В итоге Ширвиндту пришлось сниматься, прикрывая забинтованный палец – его руку прикрывал красный плед.
Между тем именно те съемки стали предвестником ранней смерти Миронова. Но расскажем обо всем по порядку.
Шестнадцатого сентября Театр сатиры открыл свой 54-й сезон в Москве. Поскольку в родном здании на Большой Садовой все еще шел ремонт, спектакли пришлось показывать на других площадках. В частности, на сцене ДК МАИ. В тот день был показан «Замшевый пиджак», в котором Миронов не играл. В те дни он все еще находился в Советске и доснимался в последних натурных эпизодах фильма «Трое в лодке…». Спустя несколько дней он приехал в Москву, но только для одного – чтобы собрать вещи и отправиться с частью труппы родного театра на двухнедельные гастроли в Ташкент. Но лучше бы он туда не ехал. Миронов пробыл в столице Узбекистана всего лишь несколько дней, как вдруг ему стало плохо. У него сильно разболелась голова, причем боли были настолько сильными, что он потерял сознание. По счастью, поблизости оказались его коллеги по театру, которые немедленно вызвали «Скорую». Осмотрев артиста, врачи настояли на госпитализации. Миронова поместили в одну из лучших ташкентских клиник. Как выяснится много позже, у Миронова лопнул сосудик в мозгу. Кровь вытекла и запеклась, создав тем самым искусственную пробку. По счастью, это был всего лишь микроразрыв, однако тамошние врачи поставили неверный диагноз: серозный менингит. Судя по всему, кризис случился у Миронова не случайно: уж больно интенсивно он в том году работал, совмещая работу в театре, съемки в кино, да еще успевал разъезжать с концертными гастролями по стране. Если бы врачи не ошиблись с диагнозом и провели тогда Миронову операцию, то он бы прожил еще много лет. Правда, при одном условии: ему надо было срочно менять профессию на более спокойную. Но согласился бы он с этим? Вряд ли. Кроме актерской, ни в какой другой профессии он себя не мыслил. Хотя нет, еще мечтал быть перводчиком с английского. Но актерство все равно перевешивало.
Спустя сутки после мироновского кризиса, прервав гастроли в Одессе, в Ташкент прилетела Лариса Голубкина. Она вспоминает:
«Месяц я провела у его постели, он лежал белого цвета в больнице. Придумали эту жуткую историю с менингитом. Если бы тогда сделали обследование и поняли, что это было первое кровоизлияние, то все-таки он мог бы лечиться. В то время в Америке уже делали такие операции. Цареву в таком почтенном возрасте сделали операцию, и он семь месяцев прожил. Значит, если в молодом возрасте это сделать, как знать… Андрею было тогда тридцать семь лет.
Кризис случился сразу после съемки фильма «Трое в лодке…». Я не врач, но я так себе представляю: работали в Тильзите (Советске), там уже была осень, прохладно, они, раздетые, сидели в реке все время, в холодной воде. Все время в воде торчали. Он не простой был человек. Вот, скажем, если Шура Ширвиндт и Миша Державин могли бы и посидеть в сторонке, то Андрюша все время встревал в режиссерские дела, он все время что-то советовал, суетился постоянно. Ну и в результате – болезнь…»
А вот как про эти же дни вспоминает актриса Театра сатиры Т. Егорова: «Осень 1978 года. Малые гастроли в Ташкенте. Я в Москве, и, как под дых, известие:
