Ничего святого - Елин Александр Михайлович
оставьте нам лапту и городки.
(ура, товарищи)
Ликуй, огромная страна,
и становись ещё огромней —
ты вся туда устремлена,
где флаги над каменоломней,
Где на зарядку становись,
и на гора́, и за́ три года,
где шире дали — только высь
и люди не, а для народа,
Где каждый, если что, солдат
и санитарка-звать-Тамарка,
и на войну — как на парад,
одетый скромно и немарко,
Где всё давалось задарма —
советы, пайка, оплеуха,
где вечно горе от ума,
а благодать — от силы духа.
(праздник)
Мужчина бегал по квартире,
крича — империя, виват!
Вот наши нам-то подфартили,
Вот, брат, какая тема, брат!
Аж прямо всё клокочет в горле,
и рвётся ввысь благая весть —
вот мы пендосам нос утёрли!
Мы показали, кто мы есть!
Отжали Крым у них, отжали! —
И счастье искрами из глаз...
Вот так прильнуть к своей державе —
да много ль поводов у нас?
(тюремный романс)
Вот перепилим мы решётку
и будем баб, икру и водку —
Сергей, Семён, Тимур, Вован,
Абдурахман, Абрам, Иван —
мы пилим ночью, втихаря,
совместным пламенем горя,
посменно, резво, вжик-вжик-вжик,
свобода ждёт, не спи, мужик!
Но днём пошёл базар про Крым —
и всё, погибель семерым...
Крым наш, не наш, Обама гад!
Не сложишь в хате баррикад,
но есть литые кулаки,
и перья острые легки,
и на побег уж нету сил —
хозяин, правь, ты победил...
(турист)
Ну, видел я их чистенькие штрассе,
их сраные палаццо и Версаль,
и даже пару раз сказал «фигассе»
на ихнем тарабарском — колоссаль!
Ну, старички развратно моложавы,
ну, дети жгут, на нравы положив.
Какой прикол у эдакой державы?
Где миссия? Где пламенный порыв?
У нас не то — у нас как встанем строем,
как всех порвём за свой братанский флаг!
У нас любой становится героем,
а нет войны — так запил и размяк…
(курортный романс)
Кримеа, этот твой язык...
он мой, он был моим всегда,
холмы нежны — я к ним привык,
меж них забуду холода.
В объятьях крепких обретёшь
достаток, счастье и покой.
Тебе другие шепчут ложь,
но я, Кримеа, не такой.
Уже готов, напрягшись весь,
проникнуть в щель, что так узка.
Расслабься и не куролесь,
Кримеа, я ввожу войска.
(жжение глаголом)
Я говорю от имени народа,
я это право честно заслужил,
когда ступал в огонь, не зная брода,
и плавил сыр, и сети плёл из жил,
Когда я брал с ура автобус зимний,
и ел комкастый вязкий серый суп,
и пел наш гимн, что многих гимнов гимней,
и знал, что значат ГЭС, и ГУМ, и ЦУП.
Я пережил и браки, и разводы,
я натурально пил денатурат —
я даже видел, как отходят воды,
когда идёт по улицам парад.
Я здесь впитал все соки и миазмы,
взамен навыделяв своих флюид.
Я — не комок безликой протоплазмы,
я — ветеран, борец и индивид!
И я скажу простым стихом поэта —
никто не поколеблет наших свай!
Не нужно нам вот это и вот это,
а это нам — наоборот — давай.
(территориальная целостность)
Я долго жил, и нынче я велик —
я сам себя из малого воздвиг!
Вот голова, вот жопа, вот живот,
вот ввод еды, а тут вот — вывод вод.
Я прирастал в процессе бытия,
и кое-что снаружи — это я,
и бородавка, и другой нарост —
мой бастион, мой болевой форпост.
И всё, что в недрах, глубоко внутри,
родное всё — огнём оно гори,
или напротив, по́хую мороз —
всё близко мне, всё — милое до слёз!
Я — совершенство, чистый идеал,
в покое бел, а при обиде — ал,
любой поймёт, моё единство мня,
как мне важна любая часть меня,
И только враг, что где-то там, вовне,
стремится к уменьшению во мне.
Уж он и скальпель взял, и дал наркоз…
Аппендикс? Язва? Может быть — фимоз????
Хирурги, отвалите бога ради —
умру, но не отдам себя ни пяди!
(гордость)
Я был особенный ребёнок,
хоть не просился на горшок —
зато был голос очень зво́нок,
зато ядрён был запашок.
Потом, уже в начальных классах,
я удивлял учителей —
мне равных не было в гримасах
и разноцветности соплей.
Затем я сделался подросток —
и начались прыщи и храп,
и становился перец жёсток
при виде даже страшных баб.
И пусть я не учился в вузах,
зато я встретился с судьбой
в больших фланелевых рейтузах
и в майке бледно-голубой...
Болел ветрянкою и корью...
Да, я не гений и не лорд,
но помню я свою исторью,
и очень ею, очень горд!
(прекрасной даме)
И что Вы прётесь от Бродского?
По-моему, он химера,
такой же, как Быков — вот с кого
я бы не брал примера!
Или ещё Пелевин —
как балалайка трёхструнен!
За бабки он злободневен —
попса, почти как Акунин.
И чёрный квадрат Малевича —
вообще тупая разводка,
да Вы пораскиньте маленечко,
Вы же не идиотка...
И страшная муть — Аквариум,
мутнее только Земфира,
и был бы у этой твари ум —
пела б внутри сортира...
Мудак этот Вуди Аллен,
и Спилберга — на помойку!
Ну, как я — оригинален?
Пойдёте со мною в койку?
(скульптур-мультур)
Толпа, рыча и гогоча,
на землю цвета серо-бурого
свалила образ Ильича
работы мастера Меркурова.
Пусти таких сюда в Москву —
они б немного попотели
и уронили б на траву
Петра Зураба Церетели.
А ворвались бы в Эрмитаж
как стая дикая мартышкина —
порвали бы, впадая в раж,
полотна живописца Шишкина.
Такие пляшут средь икон,
храпят в кино и планетарии,
бросают мусор из окон,
короче — быдло, пролетарии.
Им всё макдональдс бы, да кич...
Но я — я фальши не приемлю.
Я не предам тебя, Ильич,
не дам зарыть в сырую землю.
(российский план «Барбаросса»)
Выше всех летает наш пилот.
Глубже всех копает наш шахтёр.
Мы — цивилизации оплот,
но и враг наш дерзок и хитёр —
Он пилоту оторвал крыло,
у шахтёра отобрал кирку.
Только драться нам с ним западло —
слишком много чести пидорку.
Мы его сломаем изнутри:
для начала — скупим на корню.
Виллы на Майами? Дайте три,
и тот дом на пятой авеню.
(там-там-тарам)
Всего в какой-то капле яда,
в одном нажатии курка
нежнейших тёлок бродит стадо,
течёт коньячная река.
Там в золотом дворце икорном
Кобейну подпевает Цой,
Мэрлин Монро хрустит попкорном,
а Трахтенберг хрустит мацой.
Там бегемот парит как птица,
и рядом с тигром спит олень…
— а что ж тогда вам тут сидится?
— а лень
(диалектика)
Один народ проник в другой —
где кулаками, где деньгой.
Споил, скурил царёвых слуг,
девицам упростил досуг,
и в души, склонные к добру,
посеял немочь и хандру.
Народец мал, но не убог:
одних сгубил, другим помог.
Везде совал свой длинный нос,
умел и чары, и гипноз.
И вот где он — краса красот,
а нет его — растёт осот.
И через пару сотен лет
исчез хозяев прошлых след...
А к новым прёт ещё народ,
такой — не сунешь палец в рот:
коварен, остроумен, брав…
И победит, и будет прав.
(канун)
На столе у нас не пусто —
вот ржаные сухари,
вот мочёная капуста.
Ешь, да слёзы оботри.
Не рыдай давай, дурища,
а благодари Отца —
от него и кров, и пища.
Что ж ты бесишься, овца?
Что в твоём мозгу овечном?
