Ричард Шеридан - Дуэнья

Исаак. О, простите, шурин дорогой! Я вас ни капельки не жалею, клянусь душой.

Дон Фернандо. Убирайся прочь, дурак, и впредь меня не раздражай. Только твое ничтожество спасает тебя!

Исаак (в сторону). Очевидно, мое ничтожество – мой лучший друг. (Громко.) Я иду, дорогой Фернандо. (В сторону.) Ну и горячая голова у этого проклятого драчуна!

Картина третья

Монастырский сад.

Входят донья Луиса и донья Клара.

Донья Луиса. И ты действительно не хочешь, чтобы мой брат тебя нашел?

Донья Клара. Иначе почему бы я пряталась под этим нарядом?

Донья Луиса. Быть может, потому, что он тебе к лицу. Ведь не собираешься же ты на всю жизнь остаться монахиней?

Донья Клара. Если бы Фернандо не нанес мне такого оскорбления сегодня ночью…

Донья Луиса. Да нет же, просто его боязнь лишиться тебя придала ему дерзости.

Донья Клара. Ты, должно быть, считаешь меня жестокой. Но, клянусь тебе, если бы сейчас он оказался здесь, мне кажется, я бы его простила.

Как мы легко прощаемВозлюбленным своим!Довольно дня разлуки,Чтоб мы вернулись к ним.

Вчера меня обиделТвой безрассудный брат.Он заслужил изгнанье,Он тяжко виноват.

Но, если б он сегодняСтупил на мой порог,Мой взгляд его простил бы,Опередив упрек.

Донья Луиса. А я начинаю думать, Клара, что ты серьезно решила стать послушницей.

Донья Клара. И серьезно, я не знаю, не лучше ли всего мне остаться в монашеской рясе.

Донья Луиса. Монашеская ряса, несомненно, очень хороша для маскарада. Но ни одной миловидной женщине, если она не сошла с ума, не придет в голову носить ее дольше одного вечера.

Донья Клара. А вот явился и твой Антоньо. Я не стану вам мешать. Ах, Луиса, с каким счастливым нетерпением ты обернулась в его сторону! (Уходит.)

Входит дон Антоньо.

Дон Антоньо. Ну что, моя Луиса, есть какие-нибудь новости?

Донья Луиса. Никаких. Человек, которого я послала с письмом к моему отцу, еще не вернулся.

Дон Антоньо. Откровенно говоря, я не вижу, чего нам ждать от твоего отца.

Донья Луиса. Мне все-таки будет легче после такой попытки. Я не сомневаюсь в твоей искренности, Антоньо. Но бедность окружена холодным воздухом, в котором нередко гибнет чувство, к нему непривычное. Если мы хотим сделать любовь нашим домашним богом, мы должны постараться обеспечить ему удобное жилье.

Дон Антоньо.

Как часто мне твердила ты,И верю я, повторишь вновь,Что даже за венец и тронТы не отдашь мою любовь!Речами уст твоих клянусьИ нежною твоей рукой,Что ради всех земных богатствЯ не расстался бы с тобой!

Откуда ведать нам нужду,В руках сокровище держа?Моей царицей будешь ты,А я царем, тебе служа.Мы будем жить, владея всем,В чудесной сказке наяву.Срывай богатства с губ моих,И царства я с твоих сорву!

Входит служанка с письмом.

Донья Луиса. Ответ отца, должно быть.

Дон Антоньо. Дорогая моя Луиса, ты можешь быть уверена, что он ничего не содержит, кроме угроз и упреков.

Донья Луиса. Все-таки посмотрим. (Читает.) «Дорогая дочь, осчастливь твоего возлюбленного. Я выражаю полное согласие на то, чтобы ты вышла замуж тем способом, как тебе хочется, но непременно возвращайся домой поужинать с любящим тебя отцом».

Дон Антоньо. Ты шутишь, Луиса?

Донья Луиса (передавая ему письмо). Прочти! Прочти!

Дон Антоньо. Действительно так, клянусь небесами! Тут, несомненно, какая-то ошибка. Но нам до этого нет дела. Теперь, Луиса, у тебя не может быть поводов для отсрочки.

Донья Луиса. А разве нам не следует вернуться к моему отцу поблагодарить его?

Дон Антоньо. Сначала пусть священник лишит его возможности отступиться от своего слова. Я сбегаю за ним.

Донья Луиса. Нет, если ты снова расстанешься со мной, меня могут у тебя отнять.

Дон Антоньо. Тогда идем. Тут в соседнем монастыре у меня есть монах-приятель. Ты уже полюбовалась обычаями женской обители. Посмотрим, меньше ли ханжества среди святых отцов.

Донья Луиса. Боюсь, что нет, Антоньо. Потому что в религии, как и в дружбе, те, кто всего больше разглагольствуют, всегда самые неискренние.

Уходят.

Возвращается донья Клара.

Донья Клара. Вот они идут, счастливые любовью, в которой они открылись друг другу, а я обречена на одиночество. Увы, любовь, может быть, иногда и служит оправданием для отчаянного бегства из родительского дома, но я уверена, что поддержать беглянку может только близость любимого человека. Ах, что я вижу? Фернандо, клянусь жизнью! Как он сюда проник? Властью золота, наверно, как и Антоньо. Какой у него хмурый и расстроенный вид! Я не хочу, чтобы он меня узнал сейчас. (Опускает вуаль.)

Входит дон Фернандо.

Дон Фернандо. Да, это, несомненно, они. Мне дали верные сведения. (Хочет идти.)

Донья Клара (останавливая его). Простите, сеньор, что вам здесь угодно?

Дон Фернандо. Не все ли вам равно!.. Вот они остановились. (Всматривается.) Да, это – вероломная Клара, конечно.

Донья Клара (в сторону). Ага, ошибка ревности… Н рада, что он так взволнован.

Дон Фернандо. Мне и в этом наряде нетрудно ее узнать – я слишком хорошо ее знаю.

Донья Клара (в сторону). Какая проницательность! (Громко.) Все-таки, сеньор…

Дон Фернандо. Успокойтесь, сестрица. Не приставайте ко мне!.. О небо, она опирается на его руку, она нежно льнет к нему! О женщина, женщина!

Донья Клара. Но все-таки, сеньор, кого вам нужно?

Дон Фернандо. Не вас, не вас, во всяком случае, и поэтому оставьте меня в покое. Впрочем, постойте, милая сестрица. Скажите, это не донья Клара д'Альманса рассталась с вами только что?

Донья Клара. Клара д'Альманса, сеньор, еще здесь в саду.

Дон Фернандо. Вот-вот, я знал, что я прав! А скажите, пожалуйста, этот сеньор, который с ней сейчас у ворот, это не Антоньо д'Эрсилья?

Донья Клара. Это он, сеньор.

Дон Фернандо. Так-так. Еще один вопрос: не можете ли вы мне сказать, куда они отсюда направляются?

Донья Клара. Они, насколько я знаю, идут венчаться.

Дон Фернандо. Очень хорошо. С меня достаточно. Если я им не расстрою свадьбу… (Уходит.)

Донья Клара (откидывая вуаль). Я. думала, ревность обостряет зрение влюбленных, а моего она ослепила. После рассказа Луисы мне понятна его ошибка, и я рада, что у меня достаточно власти над ним, чтобы причинять ему такие страдания. Но отчего бы мне не посмотреть самой, как он удивится, поняв свое заблуждение? Когда он выйдет за ворота, я пойду ему вслед. И, быть может, Луиса окажется не единственной новобрачной.

Прощай, унылый дом, где день за днемГлухие вздохи слышатся кругом!Сестер-затворниц грустная семья,На долгий век с тобой прощаюсь я!Обитель скорби, без меня живи,Тюрьма безгрешных, кладбище любви!

Картина четвертая

Двор перед приоратом.

Входит Исаак Мендоса, пересекая сцену, за ним дон Антоньо.

Дон Антоньо. Как? Мой друг Исаак? Исаак. Как? Антоньо? Пожелайте мне счастья! Луиса в надежном месте.

Дон Антоньо. Вот как? Желаю вам счастья от всей души.

Исаак. Да, и я пришел сюда за священником, чтобы он повенчал нас.

Дон Антоньо. Так мы с вами по одинаковому делу. Я пришел за отцом Пабло.

Исаак. А, я очень рад! Но только он должен повенчать меня первым, моя невеста ждет.

Дон Антоньо. И моя тоже. Я оставил ее у ворот.

Исаак. Да, но я тороплюсь вернуться к дону Херонимо.

Дон Антоньо. И я также.

Исаак. Тогда он, может быть, для скорости обвенчает нас вместе. Я буду вашим посаженным отцом, а вы – моим. Идемте. Но всем этим вы обязаны мне.

Дон Антоньо. Да-да.

Уходят.

Картина пятая

Комната в приорате.

Отец Пабло, отец Франсиско, отец Августин и другие монахи пьют вокруг стола.

Хор монахов.

Бутыль, как солнце, льет нам свет,Ее лучи – вино.Мы – хоровод ее планет,Нам без нее темно.Бутыли слава и хвала!В сердцах весна,Когда онаПлывет вокруг стола!

Пабло. Брат Франсиско, перекинь-ка сюда бутыль и провозгласи здравицу.

Франсиско. Пили мы уже за настоятельницу святой Урсулы?

Пабло. Как же, как же! Она была последняя.

Франсиско. Тогда выпьем за голубоглазую монашку святой Каталины.

Пабло. От всего сердца. (Пьет.) Скажи, брат Августин, поступали в мое отсутствие какие-нибудь пожертвования?

Августин. Дон Хуан Кордуба оставил сто дукатов на возношение о нем молений за обедней.

Пабло. Вот как? Мы их уплатим нашему виноторговцу и будем пить за здравие дона Хуана, что ничуть не хуже. Еще что-нибудь?