Зот Тоболкин - Пьесы
Т а т ь я н а. Не о том говоришь, Юрка. Я с отцом твоим словом связана. И слову верна. Я не из тех свистушек, у которых сегодня один мужик, завтра другой… И менять себя не намерена… Мне скоро сорок…
Телефонный звонок.
Ю р а (сняв трубку). Опекун твой звонит. Легок на помине.
Т а т ь я н а. Не иронизируй, пожалуйста. Он очень славный человек и… несчастный. (В трубку.) Слушаю, Сергей Саввич… Что, опять встреча? С кем?.. С инженером душ человеческих? А, с писателем, значит? Ну его! Ты мне лучше настоящего инженера пришли. Пускай кондиционер на ферме наладит. А все эти парадные штучки по твоей части… Нет-нет, не упрашивай. (Положила трубку.)
Ю р а. Вы уже на «ты»? Давно?
Т а т ь я н а. Ты вырос, Юрка. Я и не заметила, как ты вырос.
Ю р а. С котом-то как распорядиться прикажешь? Усыпить или… камень на шею?
Т а т ь я н а (садится за книгу). Сам решай. Не хватало мне еще кошачьих проблем… (Читает, но вскоре склонила голову на руки, засыпает.)
Ю р а, приготовив ужин, собирает на стол. Наскоро поев, покормил кота, берет его под мышку. Сорвав по пути ружье с гвоздя, уходит.
Выстрел. Татьяна от выстрела просыпается.
Входит И г о ш е в.
И г о ш е в. Сморило?
Т а т ь я н а. Уставать стала последнее время. Старею, что ли?
И г о ш е в. Куда там! На два дома живешь — вот и все причины. Валентина то перевезла бы к себе. Легче будет.
Т а т ь я н а. Не хочет. Там вроде стрелял кто-то.
И г о ш е в. Охотники, наверно. Косачей нынче полно. У самых огородов садятся.
Вернулся Ю р а. С ружьем, но без кота.
Т а т ь я н а. Охотился, что ли?
Ю р а. Кота расстреливал.
И г о ш е в. Кота из ружья?
Ю р а. Пушки под рукой не оказалось.
Т а т ь я н а. По-человечески не мог, что ли? Укол или это самое… в реку?
Ю р а. Считаешь, что это по-человечески? Всякое убийство бесчеловечно.
Т а т ь я н а. А из ружья зачем? Жестоко это.
Ю р а. Не бери в голову, мать. Главное: приговор твой приведен в исполнение. А каким способом — не важно.
И г о ш е в. Крутые вы, ребята! Мой вон тоже… явился домой, бухнул: «Клуб сдали… ухожу навсегда».
Ю р а. Мы вместе уходим. Так что лихом не поминайте.
Т а т ь я н а. Как это вместе? А я?.. Со мной посоветовался?
Ю р а. Ты ведь тоже не слишком со мной советуешься. (Ерничая.) Кушать подано. Прошу всех к столу. (Собирает чемодан.)
И г о ш е в. Самостоятельные шибко! Волю вам дали.
Ю р а. Без воли человек — раб. Мы живем в свободной стране. Ну пока! Как-нибудь напишу. (Целует оторопевшую мать, уходит.)
Т а т ь я н а. Ушел… не спросился… Будто и не сын.
В открытую дверь проскользнул кот, мяукнул.
И г о ш е в. Кот-то воскрес. Сушь-ка, кота-то он не застрелил. Совсем наоборот даже… в живых оставил.
Т а т ь я н а. Одна осталась… (Трясет головой.) В ушах звенит. Кажется, глохну.
И г о ш е в. Сушь, Тань, ты не убивайся. Птицы ведь тоже из гнезда улетают. Так и сыновья наши. Оперились и — на крыло… Лишь бы в полете не сбились. И не забывали, где их высидели…
Вдали тихо звучит песня.
«Отвори мне, страж заоблачный,Голубые двери дня.Белый ангел этой полночьюМоего увел коня.
Вижу, как он бьется, мечется,Теребя тугой аркан,И летит с него, как с месяца,Шерсть буланая в туман…»[5].
З а н а в е с
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Прошел год.
Та же изба. Но мебель уже современная, цветной телевизор, телефон, «стенка». На полу вместо половика — добротный ковер.
И только одно напоминание о прошлом — множество фотокарточек в общей рамке, как это любили в старину сельские жители.
Опять зима. На календаре 23 февраля.
Входит Т а т ь я н а. В руках ее цветы и бутылка вина.
Т а т ь я н а (ставит цветы в вазу). Васька, Васька! Ты где? Иди, ветчиной покормлю. Иди, не бойся, нечистая сила! К смерти приговорила тебя, а ты жив. Зато спасатель твой смылся куда-то. Даже машину Валентину отдал. А, Васька? Есть же такие простофили… (Любовно.) Запросто мог подарить своему дяде машину. Вот Юрка такой! (Подошла к календарю.) Ну вот, опять праздник. Мужской праздник-то. Только мужчин в доме нет. Может, их в этом веке вообще не существует?.. Слышь, Васька? Может, ты один из мужчин остался? Ну так — с праздником! Давай-ка мы с тобой пир устроим. Кутнем на славу. Ты у меня мужик что надо. Прошел огонь, воду, медные трубы. Стреляли в тебя, а ты жив. Топить хотели и даже вполне гуманно усыпить… Жив — это ли не чудо, Васька? Выжил ведь, а считай, через три смерти прошел. Вот за то и выпьем. И еще есть причина, кот! Одной женщине сегодня стукнуло ровно сорок. Сорок, чувствуешь? Что это означает, Васька? Бабий век на исходе — вот что это означает. Видишь, поздравили, цветы поднесли… А я, дура, разревелась. «Что ревешь, Татьяна? — спросил меня один человек. — Ты же у нас счастливая. Токо жить по-настоящему начинаешь. У тебя все есть…» Правда, мужа нет и сына нет. А кроме этого все — решительно все есть! Давай еще по одной, кот, а? Кто нас, счастливых, за это осудит? (Включила радиолу.)
Г о л о с п е в ц а.
«В комнате моей светло,Это от ночной звезды.Матушка возьмет ведро,Молча принесет воды».
Т а т ь я н а (выключив радио). Песня-то Петина. Для меня сочинял. А поет ее какой-то козел. Кто позволил ему петь мою песню? (Сама поет.)
«Красные цветы моиК вечеру завяли все.Лодка на речной мелиСкоро догниет совсем».
Как там дальше-то? Васька, не помнишь? Хотя что может быть дальше, когда лодка догнивает? Слышь, кот, лодка-то догнивает! Ну и шут с ней, с лодкой! Мы жить будем. Мы с тобой это… мы выпьем, а? Нет, погоди, Васька, я нынче что-то не сделала… Что же я сделать хотела? Дырявая стала память! Никудышняя память! Вот они, сорок-то лет, сказываются! Ничо не помню! А, ладно! Раз пошла такая пьянка… Пьем, что ли, кот? (Подняла бокал, вспомнила.) Стоп! Я же Валентина с праздником не поздравила! Поздновато, но ничего. Ежели спит — разбужу. Нечего разлеживаться в такой вечер. (Подходит к телефону, звонит.) Молчит. Может, вышел куда? Может, ко мне в гости наладился? Идет, протезами поскрипывает… Подожду. Ночь зимняя, долгая… как одиночество. Красные цветы мои… (Выхватила из вазы цветы, уткнулась в них, плачет.) Нет Валентина. Никого нет. Ни-ко-го-шень-ки! (Звонит телефон.) Да. А, Саввич!.. Большое спасибо. И я тебя поздравляю… Нет, лучше не приходи. (Смеется.) Тут уже есть мужик… четвероногий. Сидит на коленях, мурлычет. Шучу я. Кот это, Васька. Воскресший из мертвых. Извини, Сергей Саввич, я просто хочу побыть одна. Имею право раз в сорок лет посидеть, подумать?.. Правильно, имею. Жила, думать некогда было… Шуточки не нравятся? Ну так что. Ты тоже не всегда удачно шутишь. Сегодня вот пошутил насчет того, что у меня все есть. Да ладно, ладно, замнем для ясности. Откуда звонишь-то?.. Опять из конторы? Частенько ты там ночуешь? Очень мне это подозрительно. Анна-то Петровна куда смотрит?.. Ну-ну, не сердись! Опять неудачно пошутила. День такой выдался… из одних неудачных шуток… Спокойной ночи. (Положила трубку, оглядела семейные фотографии. Снова села за стол. Налила вина, но пить не стала. Уронив голову на руки, сидит.)
Затемнение.
И снится ей сон.
Третий сон Татьяны. Т а т ь я н а и П е т р, они молодые.
В кроватке ребенок.
П е т р (склонившись над кроваткой). А мы щас в гости пойдем. Так, что ли, сынок? Мы щас дядю Валю проведаем. Придем к дяде Вале и скажем: «Вот мы какие, дядя Валя!» А дядя Валя скажет…
Резко, требовательно звонит телефон. Заплакал ребенок. Татьяна не знает, куда ей кинуться: к сыну или к телефону.
Ты гляди: едва успели поставить, он уже панику в доме наводит. Тише, сынок, тише! Это всего-навсего телефон, техника, значит, такая. По телефону люди меж собой общаются, чтоб друг на дружку меньше глядеть. Иной раз в рожу кому плюнуть хочется, а по телефону такого ему наплетешь — сочтет тебя самым задушевным другом. Или, наоборот, струсишь перед кем, когда глаза в глаза… Спасовал — не расстраивайся. Набирай номер и гони по проводам правду-матку. Нет, сынок, телефон, что ни говори, замечательное изобретение! Возьми трубку, Тань! Ишь как надрывается!
