Зот Тоболкин - Пьесы
Г о л о с П е т р а. Здравствуй, дорогой мой сын! Отбываю все там же. Хоть и на краю света живу, а и здесь — люди. Начальство строгое, но справедливое. Назначили меня руководить лагерным хором. Поем — время идет. Считаю, сколь песен перепеть мне придется. Немало, сынок, ох немало! Но все, что положено, отпою. Отпою и, как птица, буду волен…
Ю р а. Ххэ, птица! В ярославскую тюрьму залетели гуленьки… Залететь-то залетали, да нескоро вылетят… (Читает. Кот пронзительно мяукает.) Не ори, людоед! Привыкай к эмансипации. У нынешних женщин на первом месте — работа. И на втором она же, и на третьем. Мы с тобой, Васька, где-нибудь на семнадцатом, если не дальше. Брр! Холодрыга какая! Затопить, что ли? (Разжег печь, уселся подле огня.) Нет, как ты хочешь, кот, а я ни за какие коврижки не женюсь. Ну что это за жизнь? Женишься на такой, как мать, и будет она с утра до ночи со своими хавроньями… Не с хавроньями, так с киберами… Что кибернетики, что хавроньи — все вроде нужно… А ты хоть пропади.
Входит Т а т ь я н а.
Т а т ь я н а. Фу! Устала!
Ю р а. Думаешь, я не устал?
Т а т ь я н а. Пожевать нечего?
Ю р а. То же самое и я хотел у тебя спросить.
Т а т ь я н а. Кажется, на столе ветчина оставалась…
Ю р а. Я к ней не прикасался.
Замяукал кот.
Т а т ь я н а. Васька, мерзавец! Это ты ветчину слопал? (Гоняется за котом.) Юрка, утопи ты его Христа ради! Или в ветлечебницу унеси, пускай усыпят. Надоел хуже горькой редьки.
Ю р а. Сама ты себе не надоела?
Т а т ь я н а. Как-то не задумывалась над этим. Некогда было. Принеси мяса. Картошки начисти. Щас ужин сварганим.
Ю р а. Замашки руководящей женщины. Я и мясо неси, я и картошку чисти.
Т а т ь я н а. Такая твоя участь. (Однако берет нож и начинает чистить картошку.)
Ю р а. У тебя руки дрожат… Дай нож, порежешься. Что-нибудь случилось?
Т а т ь я н а. Ничего из ряда вон выходящего.
Ю р а. И все же?
Т а т ь я н а. Со слесарем поругалась.
Ю р а. Будто ты умеешь.
Т а т ь я н а. Ну, поревела маленько. Кормораздатчик сломался. А тот алкаш вина пьянее.
Ю р а. Ну и алкаш, так что? Из-за этого реветь?
Т а т ь я н а. Да как же? Свиньи-то голодны… Визг на всю округу… Наладь, говорю, а он лыка не вяжет. Пришлось самой допоздна возиться… Ладно хоть Игошев заглянул, помог.
Ю р а. Тебе свиньи людей дороже.
Т а т ь я н а. Что мелешь?
Ю р а. Разве не правда? Свиньи голодны — беда, слез море, я голоден — об этом даже не задумалась.
Т а т ь я н а. Сам бы мог о себе побеспокоиться. Долго ли суп сварить, котлет нажарить?
Ю р а. И так весь век о себе беспокоюсь: то в круглосуточном садике, то в интернате, то в общаге… Домой приехал — чем лучше? Тоже сам себе предоставлен… Хоть домработницу нанимай. А что, и найму! Наша фирма пока процветает.
Т а т ь я н а. Ох и шуточки у тебя, боцман!
Ю р а. Я не шучу, мать! Я от тотального свинства ищу спасения! Как встанешь, так с утра только одно — свиньи, свиньи, свиньи! Ненавижу я этих тварей! В них что-то сатанинское есть!
Т а т ь я н а. Что сатанинского-то? Не замечала. Безобидные существа. Живут, похрюкивают. А поросятки — те же дети, веселые, смешные.
Ю р а. Воняет от них, вид неопрятный.
Т а т ь я н а. Ты хоть раз у меня на ферме бывал?
Ю р а. Еще чего! Музей там, что ли? Да и запашок этот, знаешь ли… Не по мне он.
Т а т ь я н а. Запашок! А как я нюхаю? Как бабы наши не задыхаются? Запашок! Отбивные в ресторанах не пахнут? Холодец и сальце под водочку без сомнений идут?.. А ведь они из тех самых свиней, от которых всякие чистюли нос воротят…
Ю р а. Ну-ну! Меня эти зоологические подробности не занимают. Я беру чисто эстетическую сторону. Свинство есть свинство. С ним ассоциируется определенное представление о человеке.
Т а т ь я н а. Слова-то какие! Ассоциируется… эстетическое… Нахватался! А тут (показывает на его голову) пусто.
Ю р а. Не надо грубостей, мать. Не люблю грубостей. Я все-таки художник.
Т а т ь я н а. Рвач ты, а не художник. Ведь если предложу твоей фирме разрисовать наш свинарник — не побрезгуешь, нет? Разрисуешь?
Ю р а. Это будет зависеть от…
Т а т ь я н а. От гонорара, так, что ли? Как же это с твоей эстетикой ассоциируется?
Ю р а. Деньги не пахнут, мать. Но твой свинарник наша фирма оформлять не возьмется. На наш век хватит халтуры почище.
Т а т ь я н а. Ты ужасный циник, Юрка. Не знаю, в кого такой уродился.
Ю р а. В себя самого. Я сам себя делаю, мать, и, как мне кажется, довольно удачно. Короче, я дитя времени.
Т а т ь я н а. Ты прежде всего мое дитя. Правда, дитя испорченное. Но еще не безнадежное. Однако батюшкиного в тебе многовато!
Ю р а. А чем же батюшка плох? Тем, что туда угодил? Так давно сказано, мать: от тюрьмы да от сумы не зарекайся. (Набычившись.) Отца не зачеркивай, ясно? Он не хуже других. Он элементарный неудачник.
Т а т ь я н а. Больше, больше, чем неудачник! Сам талант в себе загубил… Дурацкий телевизор ему понадобился.
Ю р а. Тут не в телевизоре дело, мать. Тут много причин. И если взять их в совокупности, напрашивается удручающий вывод…
Т а т ь я н а (зло). Он там сидит, выводы делает, а я тут на части разрываюсь. Час выберется — бегу к его Валентину, потом на ферму, в контору, на разные заседания… Для себя минуты не остается.
Ю р а. Я полагаю, главная виновница-то во всем — это ты.
Т а т ь я н а. Я?! Ты в своем уме, Юрка? Я, что ль, деньги в кассе брать заставила?
Ю р а. Не передергивай мать, не передергивай! Следи за моей мыслью. А мысль проста, как голубка Пикассо. Мне показалось, он просто не знал, куда себя деть. Потому и метался, уходил, приходил, мучился… И вот наконец решил разрубить все одним махом, освободить и освободиться…
Т а т ь я н а. Освободиться в тюрьму?! У тебя фантазия разыгралась. Успокой ее немножко.
Ю р а. Моя разыгралась, твоя, к сожалению, дремлет. Разбуди ее ненадолго.
Т а т ь я н а. Ты что это, судить меня начал? Ты с кем разговариваешь?
Ю р а (с неожиданной нежностью). Я не сужу, мам. Я сочувствую… У занятого человека нет ни семьи, ни счастья.
Т а т ь я н а. Будто я несчастна?
Ю р а. Тебе лучше знать, мам. Но если ты счастлива… если ты действительно счастлива, то я не хотел бы оказаться на твоем месте.
Т а т ь я н а. Что ты знаешь о счастье, мальчик!
Ю р а (не без грусти). Почти ничего, мам.
Т а т ь я н а. Ты жалеешь меня? Ты?! Да кто ты такой? Недоросль! Недоучка! Гражданский нуль! Вот стань человеком сначала, займи в обществе достойное место, потом суди.
Ю р а. Я человек, мать. Я человек уж потому, что живу, мыслю. А достойное место определяется не должностью. Мне жаль, если ты этого не понимаешь. Очень жаль.
Т а т ь я н а. Но я женщина… и тебе не дано понять…
Ю р а. Ты перестала быть женщиной, мать. Давно перестала. А ведь и добра и красива! Ты настоящая Ярославна! Но где твой Игорь? Где твое горе? Где радость? О ком плачешь? Об Игоре, который в плену томится? О его осиротевшем сыне? Нет, мать, не-ет! Ты плакать разучилась. Ты уж забыла, когда сама себе суп варила. Кот в избе, и тот голоден. Сын в интернате… Муж на стороне жить вынужден… Ты задумалась — почему? Эх, мать, мать! Что можешь дать ты мне вместо благословения? Информацию о привесах на твоей свиноферме? Благодарю уж… Мне бы лучше колыбельную послушать. Да ведь не пела — разучилась. А сегодня… Не успокоишь сердце мое, когда ему больно. Не пойдешь за отцом на край света… Хотя все это, безусловно, в тебе есть. Заложено, но никогда не проявится. Как не прорастет зерно в снегу.
Т а т ь я н а (мягко). Петушок ты, Юрка. Наговорил с три короба, речами себя оглушил…
Ю р а. А на тебя не подействовало… Значит, все, что я говорил, неправда?
Т а т ь я н а (после паузы). А если и правда, так что? Бежать на улицу и принародно рвать на себе волосы? Я, Юрка, живу по совести. Ни себе, ни людям не лгу. Насколько умею, стараюсь быть полезной. А что колыбельных не пела — прости. Так уж вышло… Не до них мне было. Надо было выстоять. И — выстояла! Что я знала в жизни?.. Работу. Да. Одну работу. Но появился человек, Игошев, который научил меня и в этой работе находить радость… потому что работаем-то мы для людей… Для людей, Юрка, а не для себя… Чем это худо?
Ю р а. Это, положим, не худо… Но ты об Игошеве что-то часто поговариваешь. Уж не влюбилась ли, мать?
Т а т ь я н а. Не о том говоришь, Юрка. Я с отцом твоим словом связана. И слову верна. Я не из тех свистушек, у которых сегодня один мужик, завтра другой… И менять себя не намерена… Мне скоро сорок…
Телефонный звонок.