Средь текущих времен - Игорь Николаевич Крончуков
– Хорошо, Господин!
– А кто этот Вадим?!
Может он тоже хорошо играет?
– Не знаю, Сударь, не знаю!
И почтальон уезжает.
Сходить с ума
Ночь. Здесь сумасшедшая игра.
Антон почти сошел с ума,
Ему чудилась странность бытия,
Виделись узорные сны,
То ли от тоски терял он умы,
Из угла в угол черные коты…
Он скучал, глаз повис:
– Ох, какая кошечка. Кис-кис-кис, -
Согнувшись за столом.
Через силу виски со льдом,
Везде разбросаны вещи,
Бутылок целый склад,
Сигаретный дым рисует путь млечный,
Удушающий сад.
Кулаками ударяя по столу,
Ожидая, что станет легче;
Нерв бежит по лицу,
Бьет и не меньше.
Боли дерзкой на губах,
Которой происходит шепот;
Твердой отметиной страх,
В тумане тихий ропот.
*
Дверь с улицы в гостиную открылась,
Отряхивая одежду от снега,
Лицо Вадима вмиг удивилось,
Отшвырнуло его внутреннее эго.
– Бардак! Духота! – голос громом.
Соскучился Вадик по старому дому
И вдруг он увидел дрожащую тень,
Стоны страдающего существа.
Смотрит оно на дверь
И нет в нем никого, тьма.
Вадим пал к сидящему на полу,
– Антоха! Что с тобой? Расскажи, почему?
– Оставь, Вадимка! Оставь!
Дай покоя, тона убавь.
– О чем ты? О чем ты говоришь?
– Дела такие разве уследишь?!
Давай историю расскажу, -
Обнимает Вадим, смотрит во тьму.
– Смысл здесь именно, ты
Его, естественно, поймешь.
Для кого цветы, для кого мечты,
А кому и слезы прольешь.
Сказ о подлости
В иной раз ты взглянешь,
Дружба и другое ничего не значит.
На подлости человека поймаешь
И зло в душе то дурачит, то плачет.
Человек доверяет другому,
А тот поступает по-иному;
И где же равенство здесь?
А взамен месть, а взамен лесть!
Всю жизнь люди друг другу верят,
Все поровну они делят;
Все на свете покупается,
Все на свете, в итоге, продается.
Лишь только насмехается,
Что добр мир, как порой сознается.
Какой смысл что-то обратно взять,
Подлость уже за другим имеется.
Есть такое, конечно, «прощать»,
Но ниточка все тлеется.
А как же дружба всей жизни?
Нет нам времени унывать.
И без того в тяжелой отчизне,
Где за чужую идею людей убивать;
И одно тогда остается,
Да пусть он подавится. Поперхнется.
*
Вадим выпучил глаза,
Понять не может речь о чем,
– Антон, выслушал я тебя,
Но я тут не причем!
– Ой не надо, сейчас лгать!
Мы с тобой наедине.
Ни отец и ни мать,
Не закроют присутствием рот тебе.
– Ну, не понимаю я тебя.
Чем обидел? Ты мне намекни,
– О, Вадим! Разуй глаза!
Неужели, не догадываешься ты?
Да плевать, будем актерами мы,
Отношение мое поменяется навсегда!
Не удивляйся! Да-да!
Я знаю все и всю тайну твою,
Наслышан недавно и много.
– Никогда не знал, что ты,
Можешь усомниться мною.
А ты молчишь! Уперся рогом,
Да что же все-таки с тобою?!
Вадим сказал слегка с любовью.
**
– Хорошо, Вадим! Я напомню,
Сделаю для тебя исключение.
Язык как камень словно
Не может сделать изречение.
Вадим посылки вокруг не замечал,
Хотя, видно, письмо о посылке друг его читал.
– Давно, еще у берегов лазури,
Под луной от сожженной свечи,
Мы мастерили в тайне пули,
Я передал тебе ключи.
И время ринулось вперед,
Ты наверняка узнал,
Деньги хозяина не ждет,
От чего, богат ты стал.
– Бред! Полный бред!
И на каких вообще основаниях?
Антони! Нет же! Нет!
Что случилось на расстоянии?
Ты болен! Боже, врача!
Антон! Тебе надо прилечь!
– И ты от чужого ключа
Денег сумел навлечь!
***Вадим слушать его не хотел,
Думая, что сошел он с ума;
Подумав «наверх» полетел
И оттуда крича, в руках чего-то держа.
– Антон! Пожалуй, я поддался,
Твоему чертову безумству.
Достал из сундука ключ. Антон засмеялся.
Подобно бесу без благоразумства.
– А на кой мне теперь он? -
Поднимаясь, быстро к Вадиму, -
– Спроси себя, дорогой Антон!
За десять лет изменила тебя какая сила?
Мы друг друга не понимаем.
Этот ключ храню как зеницу ока с детства,
Столько лет дружбу принимаем,
Но успела куда-то деться.
– Этот ключ сулит о деньгах.
– То есть? Это как так?
– Николай-картежник мне сказал в двух словах,
Что этот ключ счета в банк.
– Бред, Антон! Отдохни!
– Нет, Вадим, не шути!
****
– Я не шучу, Антон! Не шучу!
– За ложь я научился драться,
Бить очень сильно по лицу,
Но с тобой не хочу тягаться.
– Это вызов? А чего ж, давай!
Если ложь, то помалкивай.
– Нет, Вадимка, я не буду.
– Боишься что ли? Ну, ты! -
Вадим попытался влиться
В простонародный сленг.
– Стало бы мне дивиться,
Слова на ветер, попросту свет
И после Вадиминых слов,
Антон схватил за шею,
И удар. На полу появилась кровь.
И снова удар и сильнее.
Антона откинул в сторону Вадим,
– Да, слабоват я чего-то стал.
Но надо бы Вадю проучить. Не проучил.
– Господи! Что мы делаем? – только начал,
Антон телом врезался в Вадима,
Тот полетел с лестницы вниз с шумом сильно.
*****
Антон глаза свои закрыл,
Услышал стук своего сердца,
– Вадик! Вадик! Жив ли? – проныл,
На улице стук колес сапог и берцев.
Без движения Вадим, не шевелясь,
Лежал с открытыми глазами;
Изо рта кровь растеклась,
Сжав ключ крепкими руками:
– Нет! – Антон подбежал к телу.
Крепко, крепко его он обнял,
Все шепча одно и тоже дело:
– Это сон лишь. Сон! – все начинал.
Накинув пальто, на улицу выбегал,
Бродя часами по улице той,
Тихо играя с тоской.
– Эй, Антон! Антон! -
Звал его какой-то игрок старый.
– Послушай! Ну чего? Чего?
С мертвым лицом, вид усталый.
– Антон! Ты, если чего, заходи,
В карты поиграем.
Вино французское поразливаем.
У Антона из кармана выпал тот самый ключ,
Он про него вспомнит через семь зимних туч.
Черная полоса
И ревет он все и плачет,
В заснеженной улице чего-то ищет,
Мыслями себя дурачит,
Идя неприкаянно, как нищий.
Вот на мосту он стоит,
Рыдая на всю округу,
На самого себя все ворчит,
Тоску тащит, подругу.
Бьет деревья, землю пинает,
Стоя на коленях, рвет траву;
Слезы по щекам стекают,
Лик взора к козлу.
Мучая себя, гневит и гневит,
Обвиняя самого себя,
Мозги себе сверлит,
Коррозии металла, травма уж та.
Домой идти страшно ему,
Где лежит бездыханное тело
И где-то находит силу одну,
Шаг за шагом, увидев дом, сердце немело.
И хотелось бы найти другую картину ту,
Возложив на себе тяжкую вину.
*
Зайдя в дом, закричал в нем,
Скорее кучера он созывает:
– Едем домой! – кричит об одном,
Мосты свои напрочь сжигая.
Вот уже он в ночь едет,
Напившись, в карете спит;
Тихо-тихо что-то бредит,
Что-то себе он мнит.
– Убил своего друга я,
Предстать перед последним судом судьба.
– Чего, сударь, Вы говорите? -
Тот просыпается и рыдает.
– Убейте меня и лечите, -
Кучеру он отвечает.
– Кучер, я виноват, я убил.
Душу друга загубил.
– Ой сударь, чего Вы говорите?!
Бред же, вроде как, мол.
– Сумасшествие люди не ищите,
О поставке протокол;
Можете в тюрьму хоть куда,
Знаю, виселица ждет меня.
Заснул Антон мертвым сном,
Ямщик испугался, услышав о том;
Проверил карманы, а монеты-то нету,
Высадил его на первой остановке на рассвете.
**
Проснулся Антон, лицом ощущая холод.
Ударом в голову похмелье,
Разъедал ужасный голод,
Дрожь по телу. Где найти терпенье?
Кучера нет. Глубоко спал,
Проснулся, с лавки встал,
Грязная одежда и тот самый городок,
Где друг по бутылке просил пяточек.
– Эй, дружище, постой!
Куда спешишь? Остановись!
– Домой! Я домой!
Взгляд не смотрит ввысь.
Он обернулся и тот самый,
Алексий Безногий по кличке «Чума»,
– Чего ты, Антоний, такой усталый?
Стоять! Стоять, сказал я!
Чего это с тобой приключилось?
Сейчас, я смотрю, ты меня узнал?!
Антон обернулся и двое появилось,
Увидев злобный оскал.
Первый и калека на тележке,
Хватают за воротник небрежно.
***– Алексий, ты меня не лечи!
Не лезь мне в душу! Отвали!
– Ишь ты, из князи в грязи,
Барин-то бросил дружочка разве?
Хватайте его! Сломаю копилку,
Ставлю целую бутылку.
Толпа напрыгнула на Антона.
– Вы гады! – зверям закричал словно.
Ногами топтали тело его,
Окровавлено стало оно.
В состоянии аффекта,
Всю правду об убийстве кричал;
Без вопросов были ответы,
Но зачем… Так и не осознал.
По земле тащили Антона,
Рвали пижаму, снимали пиджак,
Соображал уже он сонно
– Дурак, Антон, ты дурак!
Алексий плюнул в
