Михаил Каришнев-Лубоцкий - Новые фарисеи
ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Я…
ИЛЬЯ ИЛЬИЧ (перебивает). Твоё слово – последнее! Не мешай! Тут чуть-чуть осталось. (Читает письмо). «Неужели между нами всё кончено? Ответь прямо, я постараюсь всё понять. Жду ответа. Ц. Твоя Л.»
ЛИКА (плача). Подлец! Отдайте письмо!
КАТЕНЁВ. Отдай письмо, сволочь!
ИЛЬЯ ИЛЬИЧ. Ну-ну… За такие слова…
СОШКИН (спьянев). Григорий Калиныч!.. Не связывайся!.. У них сила!
ИНГА ГАВРИЛОВНА. Пригласили порядочных людей и измываются! Откопали уникума!
СОШКИН. Не откопали, а разбудили. А вас надо усыпить и закопать!
ИНГА ГАВРИЛОВНА. Пьяница! Бомж!
КАТЕНЁВ. Ты его «пьяницей»?! Порублю гадов!
(КАТЕНЁВ хочет сорвать саблю со стены, но не может, так как ему мешают это сделать ПАВЕЛ, ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ и ИЛЬЯ ИЛЬИЧ. ИНГА ГАВРИЛОВНА дико визжит, зажав голову руками. Затем она, опомнившись, пытается выбежать из гостиной, но ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА ее удерживает.) ЛЁКА сидит за столом и равнодушно смотрит на происходящее. ЛИКА стоит в углу с письмом в руках и тихо плачет. СОШКИН стоит рядом с Катенёвым и пытается что-то ему сказать, но мысли его путаются.)
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (обнимая за плечи Ингу Гавриловну). Инга!.. Дорогая!.. Успокойтесь!.. Мы милицию вызовем, мы его свяжем, только успокойтесь!.. Боже мой, да что же это за горе на мою голову свалилось!..
ИНГА ГАВРИЛОВНА (добравшись до дверей). Милицию вызовете? Я ее сама вызову! Она у меня быстрей приедет! Он у меня попляшет, голубчик! (Дико визжит и скрывается за дверью, так как КАТЕНЁВ, раскидав мужчин, добрался до сабли.)
КАТЕНЁВ. Порублю буржуев!.. Всех изничтожу, пока сердце во мне не остыло!
ЛИКА. Дедушка! Не надо! Не стоят они вас!
(ЛИКА бросается к Катенёву и обнимает его. В этот момент из соседней комнаты выходит МИХАИЛ. Он весь вспотел, взлохматился, пока разговаривал по телефону. Шатается от усталости, но счастлив безмерно.)
МИХАИЛ. Господи! Счастье-то какое! Дал Кузнецк заготовки, в полном объёме дал! Ура, господа!!
(Затемнение.)
Картина четвёртая
(Ночь. В гостиной собрался «семейный совет»: ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ, ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА, ПАВЕЛ и МИХАИЛ.)
ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ (подойдя на цыпочках к соседней комнате и заглянув в неё). Дети спят…
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (резко). Что будем делать?
МИХАИЛ (неуверенно). Старика увезли…
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Как увезли, так и обратно привезут. Что будем делать?
ПАВЕЛ. Я вам тогда не завидую!
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. А почему – нам? Он и твой родственник!
ПАВЕЛ. Седьмая вода на киселе! И что он у нас в АО «Светлый путь» делать станет?
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Сельское хозяйство возрождать. Без него у вас не очень-то получается!
ПАВЕЛ. Нет уж, уволь! У меня последние люди разбегутся!
ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ (трогая рукой саблю). Если успеют… Здорово он на нас попёр!..
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Я этот тесак утром Пичиенке отнесу. (Мужу). А ты ещё говорил: «Директор музея нам не понадобится!» Вот, понадобился!
ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Сабля – что! Со стариком как?
МИХАИЛ. Старик, вроде, хороший…
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Понравился? Бери! У тебя все равно: ни жены, ни семьи. Бери!
МИХАИЛ (грустно). Жены нет, это верно… (С надеждой). А вдруг вернётся?
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Не вернётся! Продукцию завод каждый месяц выпускает, и каждый месяц у вас аврал. (Ехидно). Ты у нас самый добрый, самый отзывчивый: бери!
ПАВЕЛ. А что, братан? Бери! И тебе веселее будет.
МИХАИЛ. Он у меня с голоду помрёт. Я на работе и завтракаю, и обедаю, и ужинаю. Нет, не могу!
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Значит, снова к нам… За что?!
ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Оленька, успокойся!
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Когда он меня доконает, тогда успокоюсь. Только – навсегда!
ПАВЕЛ (его вдруг осенило). А что если его послать куда-нибудь подальше?!
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (перестав плакать и быстро поняв мысль Павла). Правильно! (Мужу). К твоей матери!
ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Ты что! У меня на работе и так пересуды были: родную мать – в инвалидный… Теперь – его… Ты что! Нет!
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. А ее заберем! Я лучше ее терпеть буду, чем его.
ПАВЕЛ. А ее и терпеть нечего. Безобидная старуха была.
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Безобидная?! Все нервы вымотала!
ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Чем?
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Сидит, бывало, в кресле: час сидит, другой… Потом встанет и через всю комнату шлеп-шлёп-шлёп… Дойдёт до другого кресла и сядет… И снова сидит… Все нервы вымотала!
МИХАИЛ. Вам, женщинам, не угодишь. Кресла-то все одинаковые, зачем их менять?
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Вот! Меняла!
ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Нет, я категорически против! И мать к нам не вернётся.
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Это еще почему?
ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Сама не захочет.
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. А мы ее и спрашивать не станем. Посадим в такси – и на вокзал!
ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Нет… Вдруг не перенесёт… Ей там так хорошо!
ПАВЕЛ. Значит, и старику там понравится.
ОЛЕГ НИКОЛАЕВИЧ. Это ты не скажи!
ПАВЕЛ. Может, ещё кого из своих там повстречает. Ольга права!
МИХАИЛ. Пора выносить решение. Да и поздно уже, мне скоро на планёрку идти.
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Ну, что ж, давайте решать. (Павлу). Значит, отказываешься его забрать?
ПАВЕЛ. И в мыслях не было! Я что – дурак?
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (Михаилу). Ну, а ты?
МИХАИЛ. Я бы взял… Да его жалко. Глядишь, еще бы пожил старик.
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (трагически). Ну, что ж, видно – судьба! Будем определять в дом престарелых! (С ужасом.) Вот предстоят денёчки!..
(Затемнение.)
Картина пятая
(Утро. В кресле печально сидит ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. ЛЁКА ходит по гостиной и с гневом выговаривает матери.)
ЛЁКА. Нет, маман, ты уж извини, а со стариком вы подло поступили. Сдать его в милицию – это ж подумать только!..
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (оправдывается). Это не мы… Это Сукинзоны…
ЛЁКА. И меня чуть было не увели, когда я вздумал за него заступиться!
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Меньше бы пил… Тогда и милиция к тебе не цеплялась бы. Ты на ногах еле стоял, когда милиционеры пришли!
ЛЁКА. Это не вино, это меня ваша подлость так подкосила.
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (после паузы). Какая кошмарная сцена!.. Она до сих пор стоит в моих глазах… Лика так плакала!
ЛЁКА. Заплачешь… когда идеалы рушатся. (Раздается телефонный звонок. Лёка снимает трубку.) Да… Понятно… Я попробую… Конечно, я виноват, кто же ещё… Попрошу… Хорошо, умолю… До скорой встречи… (Кладет трубку).
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. А это – кто?
ЛЁКА. Маман Веника.
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Она? Она нам никогда не звонила!
ЛЁКА. Значит, приспичило… Ты только не волнуйся… Тут такое дело…
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Не молчи! Добивай!
ЛЁКА. Ну, вот! Сразу – «добивай»! Ничего страшного не случилось… наверное…
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. С кем? С твоим Веником или с тобой?
ЛЁКА. Его маман звонила, значит, с ним…
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Уже легче… И что же?
ЛЁКА. Она просит… Дело в том, что Веника вызвали в милицию. И задержали там. И, кажется, завели на него какое-то дело. Его маман не знает еще какое дело, но боится все равно ужасно. И она просит, чтобы наш отец… вмешался бы в это дело и попробовал его прикрыть.
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Он кто: господь бог?
ЛЁКА. Его многие знают… И он многих знает…
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Если бы отец так сделал, а Григорий Калиныч об этом узнал, то вы с Ликой остались бы сиротами.
ЛЁКА. Но деда нет!
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Будет, куда он денется… Снова свалится нам на головы и будет держать нас в постоянном страхе. Впрочем, саблей ему уже не махать. Я ее с утра пораньше в городской музей отнесла. От греха подальше.
ЛЁКА. Если Венику дело пришьют – и мне плохо придется.
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Ты замешан?! Что вы натворили, говори немедленно!
ЛЁКА. Может быть, ничего. А, может быть, и натворили. Мы не помним.
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Вы что: оба ненормальные?
ЛЁКА. Под «этим делом» всякое бывает. Стащили мы, кажется, что-то. А что, где, откуда, куда дели – не помним!
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Боже мой!.. Кража!.. За какие-то сутки: у дочери – любовь, у сына – кража, у деда – покушение на убийство, и всё в одном доме, в одной семье!.. (Кричит). Вспомни немедленно, что вы стащили?!
ЛЁКА (тоже кричит). Не помню!! Я на стрёме лежал!!
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Лежал?..
ЛЁКА (поправляется). Стоял. Было что-то. Стащили. Тяжелое очень. Веник тащил – у него и сейчас спина болит.
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Вот и всё… Я чуйствовала, что вы чего-нибудь натворите, ждала, и вот – пожалуйста!..
ЛЁКА. Что ты «чуйствовала»?
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Не смейся над материнским горем! В такую минуту… такая минута… а ты… (Заметив, что Лёка начинает куда-то собираться.) Ты куда?!
ЛЁКА. Пойду сдаваться. А ты топай в булочную.
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Зачем?!
ЛЁКА. Купи мне сухарей… с маком. Без мака я не люблю.
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА. Лёкочка, постой! Куда же ты?!
ЛЁКА. Пойду к Венику. Ему без меня, наверное, скучно. Признаюсь чистосердечно, скажу как дело было. Мы без злого умысла, там поймут… И, потом, мы, кажется, ничего серьёзного не натворили.
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА (умоляюще). Посиди хоть перед дорогой…
