Алекс Тарн - Chemotaxis
Хитрец. Да-да… так вот, извини, друг. Теперь — нет.
Дебил. (тревожно) Нет?
Хитрец. Нет. Теперь он (снова указывает на Амбала) всё забрал. Всё. Обе. Две. Теперь — нет.
Дебил стоит, сжав кулаки и опустив голову. Хитрец достает складной нож и сует его Дебилу в карман.
Хитрец. Но ты ведь умный, правда? Ты — повар. У повара есть нож.
Дебил. Я — повар. Он — бил. Больно.
Хитрец. Ага. Но ты — умный повар. Он — спать. Ты — повар. У повара — нож.
Дебил. Ты — босс. Я — повар.
Хитрец. Ну вот и славно. Иди себе пока. Принеси-ка еще дровишек.
Дебил. Я — повар. (уходит, ощупывая карман с ножом)
Хитрец подходит к остальным.
Хитрец. Ну? Хозяину-то оставили?
Амбал. (радушно) А как же! Хозяйка твоя разве тебя забудет? Славная у тебя женка, братан! Зачем тебе эта яйцекладка?
Хитрец. А тебе она зачем? Ты вот ее завтра хапнешь. А зачем?
Умник. (Амбалу) А и впрямь, интересно. С финишной прямой-то, небось, виднее. Расскажи, поделись с товарищами. Сейчас самое время, когда мы похлебку в одном котелке делим, да еще и одной ложкой. Тут, согласись, не до секретов.
Амбал. (неуверенно) Ну как… Это ж победа. Я ж победить хочу, вот и всё. Такой у меня характер. С детства таким был. Помню, когда пацанами купаться бегали, мне всегда надо было первым добежать. Иначе потом живот весь день болел. Вот до чего доходило…
Верняк. Подождите, вы хотите сказать, что для вас это не более чем спорт? Чтобы живот не болел?
Амбал. А по-твоему, этого мало? Ты пойми, чудак… хотя, что это я — разве ты поймешь? Не… тебе этого в жисть не понять… и тебе… и тебе… Клаус вот, тот понимал. За что и жизнь свою отдал, а до того — полную голову седых волос настрадал. Мало, скажешь? «Не более чем спорт…» Фу ты, ну ты… Интеллигенты малахольные… (после паузы) Ладно, братва, счастливо оставаться. Спасибо за хлеб, за соль. Пойду-ка я вздремну на дорожку.
Амбал отходит в сторонку, ложится и засыпает.
Умник. (разводит руками) Вот так. Разве не убедительно? Ну а что скажет нам уважаемый хозяин? Зачем тебе яйцеклетка?
Хитрец. Сказать тебе честно? (обнимает Рачо-нивчо) Мне она на фиг не нужна. Сама по себе, то есть… У меня вон, видите, баба какая?
Верняк. Зачем же вы ходите, ищете? Непонятно…
Хитрец. А чего тут непонятного? Все ищут, и я ищу. Если все ищут, то что это значит? Что стоимость у нее большая, вот что это значит. То есть, продать ее можно задорого. Это как… ну, взять, скажем, кусок холста размалеванного. Картину, то есть, какого-нибудь чудика, из тех, что стоят миллионы. На черта она мне, эта холстина? Из нее даже портков не сшить, настолько она масляной краской перемазана. А теперь представь себе, что пропала одна такая холстина, и все, значит, ее ищут. Что ж я, искать ее не буду, вместе со всеми? Конечно, буду. Хотя и не нужна она мне. Она-то не нужна, а вот денежки, которые за нее можно выручить — очень даже пригодились бы. Такая вот арифметика.
Рачо-нивчо. (грустно) Ага. Мы бы на них дом поставили… хозяйство… дети… Скорее бы уж найти ее…
Рачо-нивчо встает, поднимает пустой котелок, обтирает подолом ложку.
Рачо-нивчо. Пора уже укладываться. Вон как стемнело. Пойдем, хозяин…
Хитрец. И впрямь пора. Спокойной ночи, гости дорогие. Бог даст, свидимся.
Уходят. Верняк и Умник остаются одни.
Верняк. Денежки… домик… хозяйство… детишки… Уму непостижимо! Какое темное, низкое мещанство! А этот бугай — мышца ходячая… Как подумаешь, что такие вот людишки, пена эта, накипь эта подлая, полезет на чистый облик моей Королевы… (хватается за голову) Нет! Только не это! Залапают липкими загребущими ручищами, затопчут грязными сапогами… Боже! Боже! Королева…
Умник. Ой-ой-ой! Какие страсти-мордасти! Прямо Шекспир, да и только! Знаете, господин Гамлет, на мой непросвещенный вкус, вы тут из всех — самый мерзкий. Даже дебил этот, рабское отродье, и тот глаже. Их причины из земли растут, из естества. А ваши? Теорийки какие-то шаткие, дурная экзальтация… Королеву какую-то себе выдумал, в рюшках и фестончиках…
Ты вот их людишками кличешь, презираешь за мелочность мотивов. Оно конечно, идейной красоты и логической стройности в их построениях не сыщешь… но они, между прочим, за свои корявые убеждения живой кровью платят — чужой и своею, грешат, умирают… живут, одним словом. А ты?
Верняк. (глухо) И я. Я за нее умереть готов.
Умник. Ну да? Это — не шутка… А вот убить ты за нее можешь? Или просто смотреть станешь, как наш десятиборец полезет завтра твоей Королеве подол заголять? Он-то ей рюшечки пообрывает, будь уверен.
Верняк. Врет он все. Ничего там нету. Не верю.
Умник. Не веришь? Нету? А вдруг и в самом деле есть? Ну? Ага… сомневаетесь все-таки… да и как же не сомневаться?
Пауза. Умник лезет в карман и достает складной нож.
Умник. Смотри-ка, что у меня есть, господин теоретик. Возьмешь? (протягивает Верняку нож) Ну что, слабо? А вот дебил бы взял. Мелкий, ничтожный дебил, хам и холуй — взял бы. Кто же из вас двоих ее достойней, Королевы твоей?
Пауза. Верняк, поколебавшись, берет нож и прячет его в карман.
Умник. (удивленно) Ого! Браво! Не ожидал, честное слово, не ожидал. Беру свои слова обратно, так и запиши. Похоже, вы с дебилом и впрямь птицы одного полета. Две стороны одной медали. Шерочка с Машерочкой…
Пауза. Верняк сидит, обхватив себя руками и глядя в одну точку. Умник встает с видимым трудом.
Умник. Ладно. Пойду-ка и я в свою канаву. Счастливо оставаться. Да… вот еще… Мой совет — горло. (демонстрирует жестом) Будете в спину тыкать — непременно промахнетесь. (ковыляет к выходу)
Верняк. (кричит ему вслед) Стойте! Вернитесь!
Умник. (возвращается) Что такое? Кризис жанра? Пересмотр вечных ценностей? Желаете покаяться? На исповедь потянуло? Зря это — исповедник из меня плохой. Циник я и вредина.
Верняк. Подождите. Сядьте. Говорите, исповедник из вас плохой? Отчего же все тут перед вами языки развязали? Один вы сидите — кум королю, да приговоры выносите. Может, и вы напоследок чего интересного расскажете? Не бойтесь… не думаю, что мы еще раз увидимся.
Умник. Это верно — навряд ли. Сколько мне еще осталось? Месяц? Неделя? Да и вы, уважаемый, здоровьем не пышете…
Верняк. Ну так в чем же дело? (насмешливо) Откройте сердце, гражданин прокурор, легче станет. Пролейте свет вашей веры на заблудшую мою голову. Авось вразумлюсь.
Умник. Да пожалуйста, ради Бога. И не боюсь я ничего — чего мне бояться? А что на этот счет не высказывался — так ведь никто и не спрашивал. Вы вот первый интересуетесь… Итак, если я вас правильно понял, вы хотите узнать — зачем мне яйцеклетка? Вы наверняка разочаруетесь — уж больно ответ прост. Версии наших, столь вами презираемых, одноклеточных приятелей — не в пример сложнее.
Я просто хочу жить. Вернее, не хочу умирать. Вот и все.
Верняк. И все? Но какая связь?
Умник. Прямая, мой взыскающий истины друг, прямая. Вы же сами знаете — коротка жизнь сперматозоидов. Всех, кроме одного. Тот один, которому посчастливилось слиться с яйцеклеткой, преображается в новое существо, огромное, умное, подобное Богу. Он начинает жить новой жизнью, красивой, светлой, на зеленой траве, под голубыми небесами. Он живет долго, очень долго, практически вечно.
Вы скажете: нет ничего вечного, и будете правы. Но, судите сами: протяженность всей нашей сперматозоидной жизни в масштабе времени этого существа равняется примерно неделе. Одной неделе! Семьдесят его лет — это как три с половиной тысячи наших жизней! Представляете себе — прожить три с половиной тысячи жизней! Вместо одной. Это ли не вечность? Это ли не бессмертие?
Верняк. И этого вы хотите? Бессмертия?
Умник. Угу.
Верняк. А не надоест? Три тысячи пятьсот жизней — что вы с ними делать будете?
Умник. Как что? Жить. Что еще с жизнью делают? Посмотрите вокруг… (делает широкий жест) Что вы видите? Темная, душная, вонючая дыра… казалось бы — кому тут жить захочется? А мне вот хочется. Смешно? Согласен, смешно… но факт ведь — хочется! А там, вы только подумайте — свет, и небо, и трава, и книги, и прочие неимоверные чудеса… Это ж с ума сойти — как мне всего этого хочется! Тут и вечности мало покажется…
