Уильям Шекспир - Тит Андроник

Кровавую секиру поднимала,

Смерть начертав на вражеских стенах?

За каждой есть высокие заслуги,

Моя ж осталась праздной. Пусть послужит

За жизнь невинных выкупом она;

Ее сберег я для достойной цели.

Арон

Решайте же, чью руку отрубить,

Не то умрут, не получив прощенья.

Марк

Пошлем мою.

Люций

Ее мы не пошлем!

Тит

Друзья, не будем спорить: подобает

Засохшие растенья вырывать;

А посему мою рубите руку.

Люций

Отец мой милый, если я твой сын,

Дай мне от смерти выкупить двух братьев.

Mapк

Нет, в честь отца и материнской ласки

Дай доказать мне братнюю любовь.

Тит

Кончайте сговор! Сохраню я руку.

Люций

Я принесу топор.

Марк

Я в ход пущу топор.

Люций и Марк уходят.

Тит

Я их обоих обману; дам руку

Тебе, Арон, но помоги своею.

Арон

(в сторону)

Коль это звать обманом, — буду честным

И никогда не обману я так.

Но по-другому обману я вас,

С чем согласитесь, не пройдет и часа.

(Отрубает руку Титу.)

Входят Люций и Марк.

Тит

Оставьте спор наш: должное свершилось. —

Дай эту руку цезарю, Арон:

Скажи, что ей обязан он спасеньем

От тысяч бед; пусть он ее схоронит,

Хотя достойна большего она.

Скажи, что сыновей ценю не меньше

Алмазов, дешево приобретенных,

И вместе дорого: свое купил я.

Арон

Иду, Андроник, и взамен руки

Жди с сыновьями скорого свиданья,

(в сторону)

Верней — с их головами. О, я сыт

Одной лишь мыслью о злодействе этом!

Кто чист и глуп, утешен добрым делом;

Я ж буду черен и душой и телом.

(Уходит.)

Тит

Я воздеваю руку к небесам,

Обрубок жалкий долу опуская;

Коль сила есть, что тронется слезами,

Взываю к ней.

(Лавинии.)

Стать хочешь на колени?

Стань, милая, мольбы услышит небо,

Иль вздохами затмим мы небосвод

И солнце затуманим, словно тучи,

Когда его объемлет лоно их.

Марк

О брат мой, рассуждай благоразумно

И так глубоко в крайность не впадай.

Тит

Не глубока ли скорбь, коль дна ей нет?

Так пусть отчаянье бездонным будет.

Марк

Но жалобой пусть разум управляет.

Тит

Когда бы в этих бедах разум был,

Я заключил бы скорбь свою в границы.

Заплачет небо, — залита земля;

Вихрь забушует, — обезумев, море

Грозится небу вздувшимся челом.

А ты разумности в смятенье ищешь?

Я — море; слышишь, как оно вздыхает?

Оно, как небо, плачет; я — земля;

Меня, как море, вздох ее волнует;

Меня, как землю, слез его поток

Потопом заливает, наводняя;

Я не могу вместить его скорбей.

Как пьяница, я должен их извергнуть.

Оставь меня: кто много потерял,

Тот горькой речью облегчает сердце.

Входит гонец, неся две головы и руку.

Гонец

Андроник, плохо ты вознагражден

За руку, посланную государю.

Вот головы двух сыновей твоих,

И руку шлют тебе назад с насмешкой.

Забавно горе им, смешна решимость.

Скорблю сильней я о твоих скорбях,

Чем вспоминая об отце умершем.

(Уходит.)

Марк

Пусть Этны жар в Сицилии остынет,

В моем же сердце запылает ад!

Несчастья эти свыше наших сил.

Кто плачет с нами, нашу боль смягчает;

Осмеянное горе — смерть вдвойне.

Люций

Ах, это зрелище так тяжко ранит,

А все проклятой жизни нет конца!

Пусть жизни смерть свое уступит имя,

Раз в жизни благо лишь одно — дышать!

Лавиния целует Тита.

Марк

Бедняжка, безотраден поцелуй:

Вода студеная земле замерзшей.

Тит

Когда же сну жестокому конец?

Марк

Не обольщай себя; умри, Андроник!

Не сновиденье это; посмотри —

Вот головы двух сыновей твоих,

Твоя рука, и дочь твоя — калека,

И третий сын — изгнанник, смертно-бледный

При этом зрелище, и я, твой брат,

Как изваянье, хладный и недвижный.

Ах! Сдерживать не стану скорбь твою:

Рви серебро седин своих, и руку

Грызи зубами в ярости, и пусть

При страшном этом зрелище навеки

Сомкнутся наши скорбные глаза!

Теперь безумствуй. Что же ты затих?

Тит

Ха-ха-ха!

Марк

Что ты смеешься, Тит? Не время смеху.

Тит

Нет больше слез, чтоб плакать, у меня.

К тому же горе — враг и завладеть

Глазами, влагой полными, желало б,

Чтоб ослепить их данью слез моих.

Но как найду тогда берлогу Мести?

Все мнится, головы мне говорят,

Грозя, что не достигну я блаженства,

Пока все злодеянья в глотки тех,

Кто учинил их, вновь не возвратятся.

Подумаем — решим, что делать мне. —

Несчастные, вокруг меня вы встаньте,

Чтоб каждому из вас душой поклясться

Я мог отмстить за зло, я клятву дал. —

Возьми же, брат, одну из двух голов;

Своей рукой я понесу другую. —

Ты, дочь, участье в этом примешь тоже:

Ты эту руку понесешь в зубах. —

А ты ступай, мой мальчик, удались;

Изгнанник ты и здесь не должен медлить.

Отправься к готам, набери войска.

И, если любите меня, как верю,

Обнимемся, пойдем. Нас ждут дела.

Уходят все, кроме Люция.

Люций

Прощай, Андроник, мой отец достойный,

Несчастнейший из всех, кто в Риме жил! —

Прощай, надменный Рим. Вернется Люций:

В залог остались те, кем был он жив. —

Прощай, Лавиния, сестра моя.

О, если б ты была такой, как прежде!

И Люций и Лавиния живут

В забвенье ныне и в жестоких муках.

Но отомщу я, если буду жив:

Пусть Сатурнин с женою у ворот

Здесь молят, как Тарквиний с королевой.

Теперь же — к готам: собирать войска,

Чтоб Риму отомстить и Сатурнину.

(Уходит.)

Зала в доме Тита. Накрытый стол.

Входят Тит, Марк, Лавиния и Люций Младший — мальчик.

Тит

Садитесь же; смотрите, есть не больше,

Чем следует, чтоб силы поддержать

Для мщения за горькие обиды. —

Марк, разомкни сплетенье скорбных рук;

И дочь и я — безрукие страдальцы,

И выразить не можем тяжкой боли,

В отчаянье заламывая руки.

Ты видишь, только правая рука

Осталась у меня, чтоб грудь терзать.

И, если сердце, обезумев с горя,

Забьется здесь, в глухой темнице плоти,

Вот так стучу по нем.

(Лавинии.)

Ты, образ скорби, говоришь без слов!

Но коль неистово забьется сердце,

Ударом в грудь его не усмирить.

Рань сердце вздохом, стонами убей;

Иль в зубы ножик небольшой возьми

И возле сердца сделай им отверстье,

Чтоб слезы все, текущие из глаз,

Струились в сток и скорбного безумца

Своей соленой влагой затопили.

Марк

Стыдись! Так дочь ты учишь налагать

На жизнь свою насильственные руки?

Тит

Ты заговариваться стал от горя!

Нет, Марк, безумным должен быть лишь я.

Как может руки наложить она?

О, для чего ты молвил слово: руки!

Энея ль принуждать, чтоб гибель Трои

И скорбь свою поведал дважды он?32

Руководись иным, не трогай руки,

Чтоб не напомнить, что у нас их нет. —

О стыд! Я речь слагаю, как безумец!

Как будто мы забыли б, что безруки, —

Не повтори брат Марк нам слово: руки! —

Давайте есть. Отведай это, дочь. —

Здесь нет питья! Марк, слушай, дочь сказала. —

Толкую я страдальческие знаки, —

Сказала: нет питья ей, кроме слез,

От горя накипевших на щеках.

Хочу понять страдалицу немую

И выучить движенья наизусть.

Как нищие отшельники молитву:

Вздохнешь ли ты, обрубки ль к небу вскинешь

Мигнешь, кивнешь иль станешь на колени, —

Из жестов всех составить алфавит

И научиться понимать все мысли.

Люций Младший

Брось, дедушка, ты сетовать так горько,

Развесели забавной сказкой тетю.

Марк

Увы, мой нежный отрок, — он растроган

И плачет, видя огорченье деда.