Мария Арбатова - Пробное интервью на тему свободы

Тимур. Я тебя больше не люблю.

Маргарита. Это правильно.

Тимур. Стенку доклею из принципа. Чтоб ты тут повесилась среди своих дешевых статей. Я буду играть регги на твоих похоронах.

Маргарита. Только не очень громко, а то все решат, что это надрыв. Я пошла. Я не очень лохматая?

Тимур. Для машинных ласк в самый раз.

Маргарита. Ты очень прозорлив. (Уходит.)

Тимур (берет лист, читает). «Поколение наших отцов не понимает, что мы должны жить и дышать не так, как они, что это наша защитная реакция на их черно-белый мир, в котором… в котором они делают вид, что борются с советской властью, а на самом деле боролись против плохой советской власти за хорошую советскую власть… за хорошую советскую власть!» Туфта! (Рвет лист на четыре части, отходит к окну, насвистывает, напевает.) Я думал, что не смогу вернуться, а я не смог не вернуться… (Возвращается к клею, намазывает куски разорванного листа и приляпывает их по очереди на недоклеенную стену.) Все! Пусть Дубровский доклеивает! Конец цитаты. Солнечная Африка, блин!

Звонят в дверь, он идет открывать, возвращается с Галей.

Галя. Привет.

Тимур. Ага.

Галя. Там Ритка у подъезда в машине сидит.

Тимур. Я в курсе.

Галя. А с кем она?

Тимур. С Ельциным.

Галя. Она сказала, что ты мне чаю дашь.

Тимур. Сама возьмешь.

Галя. А тебе налить?

Тимур. Нет. (Поет.)

Он бросил свой щит и свой меч,Швырнул в канаву наган.Он понял, что некому мститьИ радостно дышит!

Галя. Это твоя песня?

Тимур. Нет.

Галя (кокетливо). А правда, что ты был наркоманом?

Тимур. А кривда.

Галя. А с Риткой перестал? А правда, что ты женат?

Тимур. Слушай, ты чего приперлась?

Галя. А ты не груби. У Ритки таких, как ты, много, а лучшая подруга – одна.

Тимур. А давай проверим?

Галя. Давай, а как?

Тимур. Нет… С тобой нельзя проверить.

Галя. Почему?

Тимур. Потому что ты не баба, а фригид с ушами.

Галя. Не тебе судить.

Тимур (подходит к ней вплотную). А вблизи ничего.

Галя (отодвигается). Чего «ничего»?

Тимур (встает вплотную, запускает ей руки в волосы, обхватив затылок). И волосы мягкие, а с виду жесткие.

Галя (не очень уверенно). Отпусти.

Тимур. У Ритки тоже мягкие. Это они от краски стали жесткие. Там, где отросли, – мягкие. А там, где крашеные, как проволока. (Целует ее, она не сопротивляется, шарит по ее брюкам.) Ну, где тут что расстегивается, я не врубаюсь… Давай сама, брюки же твои. У меня плохое пространственное воображение.

Галя (испуганно). Я так не могу. Лучше ты ко мне приходи. Она сейчас войдет. Вот здесь кнопка, а здесь крючки. А я тебе давно нравлюсь, да?

Входит Маргарита.

Маргарита. Ого!

Галя (вырывается, отходит к стене). Твой нацмен мне чуть брюки не порвал!

Маргарита. Не тебе, а мне.

Тимур. Так это твои брюки? Странно, на тебе я их всегда мог расстегнуть.

Маргарита. Я за спичками. В машине зажигалка не работает. (Берет спички со стола, прикуривает.) Ну что за дела, Галка? Я тебя учу, учу, а ты с моим мужиком в моей хате моих брюк расстегнуть не можешь. Давай, еще разок попробуй. (Уходит.)

Галя стоит в оцепенении.

Тимур (подходит к окну).

Небесный град ИерусалимГорит сквозь холод и лед.И вот он стоит вокруг насИ ждет нас, и ждет нас…

Галя. Я пошутила, а она подумала.

Тимур. Да пошла ты!

Галя. Да ты сам-то здесь… Для клейки обоев.

Тимур. Уже доклеил.

Галя. Быстро доклеил. Она еще о твоем ансамбле ни строчки не написала.

Тимур. Она не пишет о музыке.

Галя. Ну, не сама, у них же там мафия.

Тимур. Хорошо быть дурой: все в жизни ясно.

Галя. Да ты ей не нужен. Я же знаю…

Тимур. Да она же без меня… Она без меня загнется. У нее кроме меня и этого козла в Нью-Йорке никого нет! Вы ж ее все для музыки держите.

Галя. Ты ей скажи, что сам ко мне полез. Ты ведь сам полез, да?

Тимур. Странная ты, Риткиной жизнью живешь, а сама ей каждую секунду гадишь.

Галя. Я? Да я ради нее… Да может, она мне дороже всех!

Маргарита и Дубровский в машине.

Маргарита. Зачем ты меня вытащил?

Дубровский. Так…

Маргарита. «Так» только официанта подзывают.

Дубровский. А ты зачем вышла, если «так» только официанта подзывают?

Маргарита. Ну, не тяни.

Дубровский. Поужинай со мной.

Маргарита. У меня послезавтра день рождения, а я еще платье не довязала.

Дубровский. Я тебе подарю платье. Поехали сейчас в валютку.

Маргарита. Мне надо довязать. Я так загадала.

Дубровский. Хорошо, будешь сидеть в кабаке и вязать.

Маргарита. Да что случилось?

Дубровский. Приехала эта… моя… со своим фермером. Я их сегодня ужинаю. Скажу, что ты моя жена.

Маргарита. Давай я с тобой какую-нибудь девку отправлю, помоложе и покрасивей.

Дубровский. Этого добра полно. Должна быть ты.

Маргарита. Да на нас же с тобой написано, что у нас ничего нет.

Дубровский. Мне с тобой легко. И она это увидит.

Маргарита. А что она?

Дубровский (пожимает плечами). Как все… Потолстела, поглупела… Родила дочку… Хочет жить со мной. Прямым текстом лепит. Этот ее по-русски ни слова, она и куражится.

Маргарита. А ты?

Дубровский. Думает, что я тот же, только с деньгами. Во сколько за тобой заехать?

Маргарита. Давай часов в восемь.

Дубровский. Отлично. Тогда беги.

Маргарита. А знаешь, неохота. Там у моей подруги крыша съехала на почве полового воздержания. Опасная, оказывается, вещь половое воздержание, просто делает из человека дебила. Знаешь, поднимись сам, возьмешь на столе пакет с вязанием, в стенном шкафу платье для ужина: там есть такое черное с золотым, есть голубое. Выбери под интерьер кабака. И туфли подбери, там в прихожей туфли стоят разные. Я из Италии привезла. И сумку обязательно. В ней косметика и вообще. На стуле висит. И главное, вязание.

Дубровский. А где твои дети?

Маргарита. Они учатся около мамы. Они туда после школы идут, а я потом приезжаю. Значит: вязание – раз, сумка – два, платье – три. Ой, я же без колготок. Колготки в ящике, в шкафу. Только найди целые. Понял?

Дубровский. Возьму сумку и вязание. Остальное по дороге купим.

Маргарита. Ой, ну это так просто! Шкаф стенной. Там все. Ну что тут сложного? И скажи им, что я ухожу к тебе навсегда. У тебя есть ручка и бумажка?

Дубровский. Вот ручка. А бумажки нет.

Маргарита. А это что?

Дубровский. Это обертка от конфет. Материной врачихе шоколадный набор завозил.

Маргарита. Она с изнанки белая?

Дубровский. А зачем тебе?

Маргарита. Пока ты пойдешь, я текст статьи накидаю.

Дубровский. На обертке?

Маргарита. Я ее в редакции на компьютер набью.

Дубровский. Давай проедем сто метров, купим блокнот.

Маргарита. Это неправильно. В потоке жизни все логично. И обертка тоже. Свобода – это доверчиво плыть в потоке жизни.

Дубровский. Вшивый буддизм. Свобода – это умение загонять поток жизни под ноготь. Сегодня будет ужин, о котором я грезил пять лет. Я его сто раз во сне видел. Я ее на самолет сажал, а сам видел этот ужин. Сегодня она увидит «нет». Я ни слова не скажу, я просто дам ей увидеть это.

Маргарита. А потом?

Дубровский. А потом суп с котом.

Маргарита. Хреновая твоя свобода.

Дубровский. Скажешь, ты бы отказалась так поужинать со своим?

Маргарита. Конечно бы, отказалась.

Дубровский. Врешь.

Маргарита. Ему бы это было больно. А потом, у меня с ним не любовь. У меня с ним завершенность. Любовь бывает разная на вкус, я знаю. У меня было много любви в жизни. А завершенность не имеет вкуса. Она имеет форму круга. Я мужа любила… Но я всегда знала, что это подступы к человеческим отношениям, а завершенность… в нее нечего добавить. Понял?

Дубровский. Значит: сумка, вязанье, от силы платье. Квартиру я помню. (Выходит из машины.)