Леонид Зорин - Варшавская мелодия
ВИКТОР. Кто поймет, а кто не поймет.
ГЕЛЯ. Езус-Мария, я схожу с ума. Ты смеялся, что я постоянно боялась. Но ты ведь сам ничего не боялся. Ты храбрый человек, у тебя — ордена.
ВИКТОР. Человек не волен в своих поступках.
ГЕЛЯ. Человек живет в обществе. Ты прав, ты прав. Ну, прощай.
ВИКТОР. Нет, погоди. Все эти десять лет я ждал. Чего? Неизвестно. Зачем? Неизвестно. Я знал, что не нужно тебе звонить. Но как же я мог не позвонить? Я только человек.
ГЕЛЯ. Который не волен в поступках.
ВИКТОР. Да. Да. Да!! Так сложилась жизнь. А жизни надо смотреть в лицо. И если я стараюсь сейчас не заорать, это не значит, что мне это просто.
ГЕЛЯ. Не надо, Витек. Я поняла. И очень прошу тебя — больше ни слова. (Идет.)
ВИКТОР (вслед). Геля!
ГЕЛЯ (обернувшись, приложив палец к губам). Больше ни слова.
Свет гаснет. Звучит знакомая мелодия — несколько прозрачных, как капли, нот. Слегка измененный записью голос Виктора:
— Прошло еще почти десять лет. В начале мая я приехал в Москву. Приятно приехать в такую пору. Погода стояла отличная, теплая, женщины были уже в летних платьях. Вечером все высыпали на улицы, и, хотя у меня был прекрасный комфортабельный номер, меня почему-то не тянуло в гостиницу. И я решил пойти на концерт, который меня очень интересовал.
Снова — свет.
Маленькая комнатка перед выходом на сцену. Столик, банкетка. Входит Виктор. В руках его — сверток. Из зала доносятся аплодисменты. Влетает Геля. Она в белом платье с едва заметными блестками. У нее нахмуренное, недовольное лицо.
ВИКТОР. Не знаю, как выразить свою благодарность.
ГЕЛЯ (всплеснув руками). Езус-Мария, какой приятный, неожиданный гость!
ВИКТОР (заметив выражение ее лица). Я не вовремя?
ГЕЛЯ. Ах, они так надоели.
ВИКТОР. Кто надоел?
ГЕЛЯ. Мои администраторы. Один момент, я еще разок поклонюсь. (Уходит на сцену).
Виктор кладет сверток, подходит к зеркалу, поправляет прическу, садится на банкетку.
Возвращается Геля. Виктор встает.
ГЕЛЯ. Сиди, сиди.
ВИКТОР. Ты прекрасно пела. Я получил огромном наслаждение. Ты меня не видела? Я сидел в первом ряду.
ГЕЛЯ. В первом ряду? Справа или слева? Я сегодня так зла, что не вижу никого.
ВИКТОР. Что же такое произошло?
ГЕЛЯ. Когда-нибудь от тупости этих людей я умру. Ты представь, завтра вечером я должна быть в Ленинграде, в понедельник — в Киеве, в среду — в Баку. И в каждом городе они объявляют по три концерта. Можно подумать, что я поющая машина.
ВИКТОР (галантно). Этого вовсе нельзя подумать. Но в самом деле… почему не составить график разумно?
ГЕЛЯ. Ах, не спрашивай… всегда одно и то же.
ВИКТОР. Сейчас я исправлю твое настроение. (Разворачивает сверток, вручает ей бутылку.) От зрителя и… автора.
ГЕЛЯ. Как ты мил!
ВИКТОР (кивая на этикетку). Обратила внимание, сколько медалей?
ГЕЛЯ (рассматривая). Я подсчитала их первым делом.
ВИКТОР. Видишь, и мы чего-то добились.
ГЕЛЯ. Ты живешь в Москве?
ВИКТОР. Нет, я — в командировке.
ГЕЛЯ. Ты отлично выглядишь. Профессия идет тебе на пользу.
ВИКТОР. Древние греки были не дураки. А они, между прочим, так говорили: и здоровье и радость — от золотого вина.
ГЕЛЯ. «К сокрытым тайнам ключ вы только в нем найдете». Я проходила этот курс.
ВИКТОР (восхищенно). Слушай, у тебя прекрасная память!
ГЕЛЯ. В самом деле, тебя легко узнать. Странно… Я хорошо вижу зал. Ты вполне… как это… консервированный мужчина. Должно быть, действительно радость жизни — от вина. Тем более, когда оно не только поит, но кормит.
ВИКТОР (смеясь). В этом смысле наши профессии схожи.
ГЕЛЯ. Ты прав, я пою не только для удовольствия. Значит, все в порядке?
ВИКТОР. Как будто бы — да.
ГЕЛЯ. Супруга здорова?
ВИКТОР. Спасибо, здорова. Только она чужая супруга.
ГЕЛЯ. Езус-Мария. Всегда — третий человек.
ВИКТОР. Что поделаешь? Занятые люди вечно живут под дамокловым мечом.
ГЕЛЯ. Приятно хотя бы, что ее поступок не создал у тебя никаких комплексов. А то сейчас все страдают комплексами. Весь мир.
ВИКТОР. У нас, виноделов, свой подход к проблемам. Да и говорят, все к лучшему — правда? Детей у нас так и не завелось.
ГЕЛЯ. Конечно, это все упрощает. Ты живешь один?
ВИКТОР. Да… в общем один…
ГЕЛЯ. Может, ты сам теперь — третий человек? Прости, я не хочу быть нескромной. Так или иначе, эта история не отразилась на твоей работе. Кто ты теперь — бакалавр или магистр?
ВИКТОР. Доктор наук.
ГЕЛЯ. Ты просто — герой.
ВИКТОР. Герой не герой, но — своя лаборатория. А как поживает пан музыкальный критик?
ГЕЛЯ. Исчез. Как это… испарился.
ВИКТОР. Третий человек?
ГЕЛЯ. Потом… не сразу. Но теперь он тоже… испарился. Как первый. Мои мужья не выдерживают атмосферных колебаний.
ВИКТОР (смеясь). Однако ты с ними не церемонишься.
ГЕЛЯ. Я много езжу и устаю. На мужчин уже не хватает сил.
ВИКТОР (заботливо). Тебе не мешало бы отдохнуть. Нужно хоть изредка отключаться.
ГЕЛЯ. Летом я убегу на Мазуры. Там удивительная тишина.
ВИКТОР. Вернешься моложе на десять лет. Слушай, что наш приятель Штадтлер?
ГЕЛЯ. Штадтлер умер.
ВИКТОР. Не может быть!
ГЕЛЯ. А почему ты так изумился? Время от времени это бывает.
ВИКТОР. Ах, бедняга! Как его жаль. Да, конечно. Прошло немало.
ГЕЛЯ. В этом все дело. Строго говоря, уже можно думать о смысле жизни.
ВИКТОР. Верно. Как в самые юные годы.
ГЕЛЯ. Впрочем, думать о нем — легче всего. Трудно иной раз его обнаруживать.
ВИКТОР. И все-таки все имеет свой смысл.
ГЕЛЯ (с усмешкой). Даже то, что однажды мы встретились в консерватории?
ВИКТОР. Безусловно. Ты этого не считаешь?
ГЕЛЯ (пожав плечами). Какой-нибудь смысл, возможно, и есть. В конце концов я стала хорошей певицей. А хорошая певица — это не только голос.
ВИКТОР. Ты знаешь, сегодня я это понял.
ГЕЛЯ. Вот видишь, ты понял. Это немало. А в общем обоим роптать грешно. Все-таки мы не стояли на месте.
ВИКТОР. Слава богу, этого про нас не скажешь.
ГЕЛЯ. Бог ни при чем, положись на электричество. Оно все больше облегчает жизнь, а люди становятся все умней. Это дает большую надежду.
ВИКТОР. Что говорить, жизнь идет вперед.
ГЕЛЯ. И заметь, во всех отношениях. Молодые люди даже женятся на иностранках. (Спохватываясь.) О, мадонна. Сейчас кончится антракт, а я совершенно не отдохнула. От тебя всегда одни неприятности.
ВИКТОР. Прости, я должен был подумать сам.
ГЕЛЯ. Так ты сидишь в первом ряду? Ну, с богом. Я еще день — в Москве. Позвони, если будет время.
ВИКТОР. Хорошо.
ГЕЛЯ. Отель «Варшава», двести восьмой. Тебе записать, или ты запомнишь?
ВИКТОР. Конечно, запомню. Будь здорова.
ГЕЛЯ. До видзеня, Витек. Будь здрув.
Свет гаснет. И почти сразу же вспыхивает вновь. Улица. Огни.
Какая-то мелодия. Идет Виктор. И хоть его губы сомкнуты, мы слышим чуть измененный записью голос:
— Ну и быстро меняется все в Москве. Полгода не был и столько нового. Завтра — отчаянно трудный день. Надо еще посмотреть по списку. О чем-то меня просила Лариса. Москва — это беличье колесо. Каждый раз не хватает свободного времени. Впрочем, хорошо, что его не хватает. Если честно — это как раз хорошо.
Он уходит все дальше, дальше. И мелодия вечера звучит ему вслед.
Конец
