Петр Киле - Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга
Сцена 1
Квартира Блока на Галерной. Четыре комнаты, вытянутые вдоль коридора, в конце которой кабинет поэта с той же старинной мебелью, что и на Лахтинской. В небольшой гостиной Любовь Дмитриевна и Волохова усаживаются на диване; Блок, легкий, стремительный, то куда-то исчезает, то почтительно останавливается у двери.
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а. Саша, что ты забегал, как Андрей Белый?
Б л о к. Разве? Впрочем, с кем поведешься, от того и наберешься. (Уходит.)
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а. После всех баталий в письмах и публично, вплоть до вызова на дуэль, теперь уже со стороны Саши, они съехались в Киеве, приглашенные туда на литературные вечера. Ну и разъехались бы - до новых баталий, нет, Саша, добрая душа, зовет Борю с собой в Петербург, поселяет в "Англетере", в двух шагах от нас. Зачем?
Б л о к (появляясь в дверях). Ночью в гостинице в Киеве Боря заболел. Я сидел у него, мы боялись холеры. Утром пришел врач и никакой холеры не обнаружил. Просто человеку плохо и одиноко. Я и предложил: "Едем вместе в Петербург". - "А как же Люба?" - с испугом спрашивает. "Все глупости. Едем!" (Уходит.)
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а. Он его пожалел! А меня?
В о л о х о в а. Что же он, Бугаев, не остыл все еще - по отношению к вам?
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а. Ах, Наталья Николаевна! Каков он был, таким и остался - по отношению к Блоку, ко мне. Насколько увлекался нами, любил нас, настолько теперь кипит враждой. А моя историйка с Чулковым, - теперь она всем известна, благодаря его стихотворению "Месяц на ущербе", - лишь подлила масла в огонь, я хочу сказать, в кадильницу Андрея Белого, и, боюсь, он-то с меня спросит, а не муж, который лишь брезгливо поморщился и отвернулся. Правда, смерть отца и грандиозные похороны заслонили все.
В о л о х о в а. Однако это все-таки удивительно.
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а. Это был прекрасный повод для развода, не правда ли? А мы даже не разъехались. Нет, это независимо от вашей истории.
В о л о х о в а. Моей истории?
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а. Здесь две, даже три линии, которые, похоже, совсем нигде не пересекаются. Горько было бы мне потерять его, но мысль о независимости мне ныне дороже всего.
В о л о х о в а. Да, я понимаю вас.
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а. И все же последнее решение, чего бы я ни выкинула, конечно, за ним. Весной я одна уехала в Шахматово - с тайной мыслью очиститься. В кустах, как вечер, пела зорянка. Стояла на балконе, и так близки, так живы были наши поцелуи в такие вечера, а потом, когда мы затихали в моей комнате, зорянка продолжала свою милую, одну и ту же, без конца песню, так громко, под окном. У меня дыхание захватило, когда все это ожило...
В о л о х о в а. Прекрасно! Как я ни дорожу поклонением поэта, я скажу от чистого сердца: "Дай Бог, чтобы эта линия никогда не прерывалась в вашей жизни!"
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а. Да, и он (находит письмо) писал мне: "Ты важна мне и необходима необычайно; точно так же Н.Н. - конечно, совершенно по-другому. В вас обеих - роковое для меня. Если тебе это больно - ничего, так надо. Свою руководимость и незапятнанность, несмотря ни на что, я знаю, знаю свою ответственность и веселый долг. Хорошо, что вы обе так относитесь друг к другу теперь, как относитесь... и не преуменьшай этого ни для себя, ни для меня. Помни, что ты для меня необходима, я твердо это знаю".
В о л о х о в а (наклоняясь к письму). Письмо написано не по-русски?
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а. А что?
В о л о х о в а. Звучит местами, как плохой перевод. Что это значит: "Свою руководимость... веселый долг"?
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а. Все свыше идет для него, и даже мы, какие есть, как бы ниспосланны свыше, и он верен нам, помня об ответственности перед тем, что выше нас.
В о л о х о в а. Хорошо. А "веселый долг"?
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а. Это вполне может быть и любовь. В ней для него заключен несомненно и долг. Но вообще это его призвание.
В о л о х о в а. Веселый долг?
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а. Долг - это что-то тяжелое, трудное, да? Но это может быть и нечто освободительное. Творчество - это его долг. А творить, если к тому расположен, подвигнут, весело, пусть даже здесь и мука, и спад неминуемый сил, до смерти.
В о л о х о в а (поднимаясь). Да, понимаю. Это, как у Пушкина: "Есть упоение в бою..."
Разносится колокольчик; в дверях показываются Андрей Белый и Блок.
В о л о х о в аНу, мне пора!
Блок следует за гостьей к выходу; Белый и Любовь Дмитриевна останавливаются в дверях.
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а Вы закружились былоВокруг актрисы; но она едваНа вас взглянула...
Б е л ы й Даже свысока;Высокая и тонкая, как стебельИз трав прибрежных иль болотных топей,Шуршащих на ветру, с отливом темным...
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н аТо шелковою юбкой прошуршала.
Б е л ы йВ глазах крылатых, как сказал поэт,Не Нику торжествующую вижу,А темень облаков, - то крылья ночи, -И он ее боится, как полетаНад бездной...
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а То-то и влечет его?Да нет, она скорее вас пугает,А он бесстрашен, в том-то все и дело.
Б е л ы йЧерноволосая и вся-то в черном,И черноглазая, - да это символ!
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н аКакой?
Б е л ы й "И в кольцах узкая рука".Да это же его же Незнакомка,Что вызвал к жизни как поэт-теург,Хотя не хочет быть он таковым.
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н аНе хочет? Нет, здесь тайна, и ееХранит он свято от непосвященных.Ведь и меня он прежде сотворилИз света зорь и в жизни воплотил,Священнодействуя, как маг, в деревнеИ в городе четыре целых года.
Б е л ы йИ что теперь? Что если он уйдет?
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н аУшел он и давно, всегда в пути.Но ей неведомо, куда идти.И высоты она поверх подмостковБоится или просто знать не хочет.Скорее я уйду.
Б е л ы й Как! Вы? Куда же?
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н аЯ поступлю на сцену. МейерхольдГотов зачислить в труппу для гастролейПо югу, по Кавказу.
Б е л ы й С нею в труппе?
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н аКонечно. Вот и Саша говорит,Последует за нами.
Б е л ы й В самом деле?
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н аЯ думаю, он шутит. Вряд ли. Нет.Тем более меня на сцене видетьЕму бы не хотелось. Но за неюОн мог бы и последовать, но тутНашла коса на камень. Даже искрыЛетят - о том меж ними спор идет.Пожалуй, первая размолвка.
Блок и Наталья Николаевна разыгрывают весьма выразительную пантомиму. У нее повелительные движения и жесты, он почтителен и почти неподвижен.
Б е л ы й Рады?
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н аЧему? Мне ныне дорога на светеОдна лишь вещь - свобода! (Уходит к себе, Белый за нею.)
Б е л ы й Боже мой!Что с вами приключилось? Я боялсяОдной лишь встречи с вами, молчаливойИ величавой в красоте своей,Все снившейся мне в Мюнхене, Париже...
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н аИ вы о снах своих рассказывалиВсему Парижу с Эйфелевой башни?
Б е л ы йЯ думал все о вас и рад был встречеХоть с кем-то, кто вас знал иль слышал лишь,И, радуясь, как весточке от вас,О ком я мог, о чем заговорить,Как не о вас, касаясь раны в сердце.Пускай и больно, боль - моя любовь,Отвергнутая вами вероломно.
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н аА броситься на землю не тянуло?
Б е л ы йСмеетесь вы! Как это не похожеНа ту, чья женственность объята негойИ тишиною лучезарных зорь...
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н аС любовью несказанной в мир сходящей?О, песню эту знаю наизусть!Не я ль предстала в ней Прекрасной Дамой,В сон погруженной в замке, как в тюрьме?Придумайте хоть что-нибудь свое,Друг рыцаря, точнее, паж нескромный!
Б е л ы йОбманут и отвергнут - крестный путьНе страшен для влюбленного, но как жеСыграли вы такую злую шуткуНад ним и над собою с Арлекином?
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н аДа в хороводе это все легко.
Б е л ы йВсе это он творит, поэт-теург,В союзе с чертенятами из топей.О, посмеяться невозможно злей!Любви не надо, нам разврат милей.
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н аТо посмеялся предводитель масок,О, не над вами, надо мной скорей.Как бросилась я в омут, содрогнуласьРоссия вся - скончался мой отец.А я все хохотала с Арлекином...
Б е л ы йО, боги! В самом деле Коломбина!
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н аЗачем же было брать вам роль Пьеро?
Б е л ы й (заговариваясь и убегая)Теперь я знаю, кто вы. Кукла! Кукла!
Любовь Дмитриевна смеется до слез.