Август Стриндберг - Красная комната. Пьесы. Новеллы (сборник)
Карин. Ну, а как ты назовешь наших детей?
Эрик. Это мои дети. Это дело иное…
Карин. Как же иное?
Эрик. Ты ссориться хочешь? Да?
Карин. Нет, нет, нет, ах, если б можно все высказать…
Эрик. Где Йоран? Мне Йоран нужен всякий раз, когда ты бунтуешь против меня. Йоран единственный знает все тайны моего сердца; он умеет угадать все мои помыслы, так что мне самому и говорить почти не нужно, если он под боком… Он друг мой и брат, и оттого ты его ненавидишь!
Карин. Нет у меня к нему ненависти, особенно когда он может порадовать моего господина…
Эрик. Значит, ненависти больше нет! Что же произошло? Верно, он оговаривал меня?
Карин. Ох, господи. Какой же ты несчастный человек! Эрик, бедненький мой Эрик…
Эрик. Бедненький? Бесстыжая!
Придворный (входя). Господин Нильс Стуре свидетельствует свое почтение королю и просит дозволения войти!
Эрик. Наконец-то!
Карин (встает). Мне уйти?
Эрик. Нет, останься! Или ты завидуешь своему бедненькому королю?
Карин. Господи, нет, и чему бы завидовать?
Эрик. Дерзость твоя переходит все границы! Берегись, Карин! Боги жестоко карают дерзких!
Входит Сванте Стуре, с ним Нильс Стуре и Эрик Стуре.
Что за шествие! Господин Нильс торжественно вступает в королевский замок? Как вестник поражения? Или победы?
Сванте Стуре. С позволения вашего величества…
Эрик. Не угодно ли господину Нильсу, посланнику короля, объясниться самому? Видно, он не исполнил поручения, коли является с двумя свидетелями.
Сванте Стуре. Пусть так. Но дорого доставшийся печальный опыт, слишком печальный и горький для памяти, научил меня, главу семейств Стуре, все гласные дела предавать огласке, дабы злонамеренная молва не имела повода искажать и перетолковывать яснейшие слова и поступки!
Эрик (стоит у стола с короной). Уж не желаешь ли ты из мести отравить самый сладостный и великий миг моей жизни напоминаньем о предательстве твоего сына, которое я великодушно ему простил?
Сванте Стуре. Господин Нильс никогда не совершал предательства!
Эрик. Господи Иисусе! Малый ослушался приказа на войне, и это предательство…
Сванте Стуре. Он ослушался, когда ему было велено действовать бесчеловечно…
Эрик. Война всегда бесчеловечна, а у кого куражу не хватает разить врага — пусть дома сидит на печке! Впрочем, довольно! Говори же, господин Нильс, о нашем деле!
Нильс Стуре. Ваше величество, тяжко мне исполнять возложенное на меня поручение…
Эрик. Где письмо?
Нильс Стуре. Письма никакого нет. К несчастью, ответить велено лишь на словах, и то их следует перевести прилично, дабы не осквернить вашего слуха и собственных уст!
Эрик. Отказ?
Нильс Стуре (помолчав). Да.
Эрик. А ты ведь радуешься, каналья!
Нильс Стуре. Боже избави, нет…
Эрик. Нет, нет, ты посмеиваешься исподтишка!
Сванте Стуре. Он вовсе не смеется!
Эрик. Нет, я видел, видел, он смеялся! Да и сам ты смеялся, старый шут! Вы все, все трое смеялись — я видел. Карин, ты заметила — они ухмылялись?
Карин. Нет, клянусь всем святым…
Эрик. И ты? Все силы ада сговорились против меня. Вон, вон отсюда, к черту! Вон, негодяи! (Швыряет корону, подбирает предметы, сброшенные прежде с балкона, и запускает ими в уходящих Нильса и Эрика.)
Сванте Стуре (он остался). Горе стране, которою правит безумец!
Эрик. И это меня, своего короля, ты называешь безумцем, мерзавец, сукин сын!
Карин. Эрик, Эрик!
Эрик. Уймись ты!
Сванте Стуре (уходя). Помилуй нас, господи!
Эрик. Но я-то тебя не помилую, не сомневайся! (Обращается к Карин.) Ну что — рада? Отвечай! А можешь и не отвечать, я знаю наперед твои чувства, я читаю твои мысли, я слышу слова твои, которых ты не смеешь выговорить вслух. Как тебе не радоваться, когда я получил по носу и твоя соперница вдобавок хулила меня. И теперь ты думаешь, что одна будешь мною вертеть, а? Думаешь, я пропал, погиб и ты одна утешишь меня! Тебе — меня утешить! Когда плебеи хохочут над моей бедой, а господа пируют в честь моего унижения! А уж твои отец с матерью — встретить бы их сегодня — я им головы сверну; вот кто радуется! А мачеха! Так и вижу — сидит и хохочет, выбитый зуб показывает, у нее наверху один зуб выбит, говорят, покойного батюшки работа. Все королевство веселится — кроме меня. Меня! Ха-ха!
Придворный (входя). Господин Нильс Юлленшерна!
Эрик. Юлленшерна! Какое счастье! Это преданный человек, и подлинно человек! Внести его на золотом стуле!
Карин (встает). Я уйду!
Эрик. Ступай ко всем чертям! (Швыряет ей вслед шкатулку.) И сплетничай на здоровье!
Входит Нильс Юлленшерна.
Нильс! Ты! Приятно поговорить с умным человеком после всех этих ублюдков! Скажи-ка, Нильс, что за история там вышла на английских берегах? Спятила она, что ли?
Нильс Юлленшерна. Нет, ваше величество, дело весьма просто: сердце ее, как говорится, отдано графу Лейстеру — и что тут скажешь?
Эрик. Ха-ха! Любовничек! Выходит, она шлюха.
Нильс Юлленшерна. Во всяком случае, непорочность королевы-девственницы — в прошлом.
Эрик. И его имя — Лейстер. Нельзя ли его убить?
Нильс Юлленшерна. Отчего бы нет — за хорошее вознаграждение.
Эрик. Хочешь ты убить его?
Нильс Юлленшерна. Я?
Эрик. Десять тысяч талеров! Ну?
Нильс Юлленшерна. Я? Король не шутит?
Эрик. Шутить? Деньги на бочку!
Нильс Юлленшерна. Я полагал, ваше величество шутит, предлагая мне сделаться убийцей!
Эрик. Что же тут оскорбительного?
Нильс Юлленшерна. Шведскому дворянину…
Эрик. Но шведский король! Ты намерен, кажется, обучать меня нравственности?
Нильс Юлленшерна. Я шел сюда с намерениями совсем иными, но коль скоро мой король так мало меня уважает, я прошу позволения удалиться.
Эрик. Предатель! И ты! Все вы дворянские отродья, воображаете себя выше Васы. Убирайся!
Нильс Юлленшерна качает головой и уходит.
И нечего головой трясти, не то я тебя так встряхну, что тебе небо с овчинку покажется.
Нильс Юлленшерна останавливается и пристально смотрит на Эрика.
Гляди, гляди, небось не лопну!
Нильс Юлленшерна качает головой и уходит, Эрик, один, бродит по сцене; спотыкается о разбросанные по полу предметы; потом падает на диван, устланный тигровой шкурой, — хохочет и рыдает.
Йоран Перссон (входит, подходит к Эрику, преклоняет колени.) Мой король!
Эрик. Йоран, Йоран! Я сердился на тебя, но все это позади! Сядь, говори же!
Йоран Перссон. Спрашивайте, ваше величество!
Эрик. Никакого «величества». Мы на «ты»! Так лучше, проще! Знаешь новость?
Йоран Перссон. Никакой не знаю новости!
Эрик. Так-так! Я отказал англичанке!
Йоран Перссон. Но отчего?
Эрик. Она оказалась шлюхой, у ней любовник… словом, все кончено. Но у меня желчь разливается, как подумаю, что Стуре вообразили, будто она сама отставила меня, и пойдут теперь меня позорить!
Йоран Перссон. Избави боже!
Эрик. Йоран! Объясни ты мне, отчего Стуре вечно становятся Васам поперек дороги? Род их особенный, роковой какой-то? В чем там дело?
Йоран Перссон. Трудно сказать. Все они люди добрые, звезд с неба не хватают, но начало ведут ведь от убийцы Энгельбректа[56]…
Эрик. Вот не подумал. Быть может, кровь его и помешала им взойти на престол?
Йоран Перссон. В их жилах течет к тому же кровь Эрика Святого[57] и Фолькунгов, одним словом, все надежды Швеции витали вкруг их купелей. Но отчего ты их боишься? Сам видишь, судьба, как говорится, избрала и возвеличила род Васы!
Эрик. Отчего я ненавижу их? Если б знать! Быть может, оттого, что Сванте Стуре любил первую мою мачеху и в родстве со второю, а уж ее-то я всем сердцем ненавижу!
Йоран Перссон. Король и друг мой, ты так часто повторяешь слово «ненавижу», что в конце концов вообразишь, будто все человечество против тебя в заговоре. Забудь ты это слово! Слово положило начало творению. И ты отравляешь себя этим заклятьем! Почаще говори «люблю», «люблю», и ты поймешь, что тебя любят.
