Петр Киле - Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга
Стук в дверь, входит Блок, серьезный до грусти, как обычно на людях, почти торжественный, в отлично сшитом сюртуке, и тут же раздается колокольчик, извещающий о начале спектакля.
Б л о кХороший вечер. Снег струится мягкий.После спектакля ждем мы дома вас,Как повелось.
В е р и г и н а О, будем! Будем!
Б л о к ТакжеПремьеру "Балаганчика" решилиВ своем кругу отметить маскарадом.
В е р и г и н аУ Веры Ивановой соберемся.
Блок спускается по винтовой лестнице, наверху останавливается Волохова, глядя вниз.
Б л о к (делая обратное движение). Что вы сказали?
В о л о х о в а. Вам вслед?
Б л о к. Или мне послышалось? Когда вы говорите, точно речка журчит.
В о л о х о в а. Вы шутите?
Б л о к. Как никогда более серьезен. Я только сейчас, в сию минуту, понял, что означали предчувствие, смятение последних месяцев. Я только что увидел это в ваших глазах, только сейчас осознал, что это именно оно и ничто другое заставляет меня приходить в театр.
В о л о х о в а. Что ж это? А я-то думала, Веригина.
Б л о к. Валентина Петровна пленительна, слов нет. Но увидел я вас прежде, чем мы встретились на приемах Веры Федоровны Комиссаржевской.
В о л о х о в а. Вы во мне узнали вашу Незнакомку? Честь велика и все же позвольте усомниться. Вы приходите в театр, поскольку готовится к постановке "Балаганчик".
Б л о к. Внешним образом, да. Так приезжайте!
(Уходит не за кулисы, а к выходу.)
Сцена 2
Квартира Ивановой В.В., разубранная соответственно для костюмированного вечера. Столовая, гостиная с розовыми диванами и камином, со шкурой белого медведя на полу, комната, освещенная разноцветными фонариками.
В столовой чествуют режиссера и автора пьесы "Балаганчик". У камина два актера в масках.
1-й а к т е р (разливая вино по бокалам). Я ко всему был готов, признаться, но чтобы поднялся такой невообразимый шум и свист, такого и представить не мог.
2-й а к т е р. Да, сколько ни играю на сцене, подобный прием публики вижу первый раз.
1-й а к т е р (поднимая бокал). Это, брат мой, успех!
2-й а к т е р (поднимая бокал). Это слава! Не прогорим.
М е й е р х о л ь дЕй нездоровится; в игре и в жизниКомиссаржевская горит свечой,Высоко вознесенной, среди звезд.
1-й а к т е р (входя в столовую)Сказала: "Веселитесь, молодежь!"
И в а н о в а (в желтой маске)Да, вопреки всему, что происходитУ нас, в России, молодежь праваВ исканиях своих и жажде жизни.Ведь юность даже во время чумы -Веселый праздник жизни на мгновеньеПеред личиной всемогущей Смерти.
1-й а к т е р Пусть нам сопутствует отныне На нашей жизненной пустыне Скандальный, с барышем, успех,Со свистом смешанный веселый смех.
М е й е р х о л ь дДа, редкая удача мне досталась.Поэт, столь чуждый веяньям эпохи,Поэму набросал с усмешкой злой,С ремарками для режиссера будто,И мне открылся новый путь в искусстве.
Б л о кНо мне-то этот путь, боюсь, заказан.Восславим ли чуму, за нею Смерть,Погрузимся ли в мистику иль Эрос,Мы вновь у бездны на краю, и нетНи счастья, ни отрады, ни спасенья.
Ч у л к о в Итак, восславим мы любовь, Пока кипит в нас кровь?
К у з м и нДа город весь и в экипажах гулких, И в дальних темных закоулках - Кто усомнится в том? - Один большой публичный дом.
Ч у л к о в Приличья, стыд - все это вздор.С мистерией объявим мы собор?
Переглянувшись, все смеются, превращая сомнительные декларации в шутку. Все переходят в другие комнаты.
Волохова в длинном со шлейфом светло-коричневом бумажном платье, с диадемой на голове, и Блок, всюду следующий за нею.
Б л о кБыл уговор всем перейти на "ты".Но в сердце страх, не смею, точно ласкиМне хочется иль приласкать мне васПри всех.
В о л о х о в а Единым словом?
Б л о к В слове - мир,Весь мир твоей души и облик вещий,Суровый и ликующий, как солнцеНа небе предзакатном...
В о л о х о в а (с победоносной улыбкой) Солнце к вамУжель сурово?
Б л о к Нет, сурова ДеваС улыбкой темной лучезарных глаз,Вся соткана из вьюги и снежинок.
В о л о х о в аСнегурочка?
Б л о к Нет, та из детской сказки.У Снежной Девы роль иная, верно.
В о л о х о в аКакая же?
Б л о к Не знаю; потому-тоОбъятый страхом, я люблю ее.
В о л о х о в аНапрасно. Можно ведь замерзнуть в вьюгу.
Б л о кО, в грезах о несбывшемся забытьсяВ снегу глубоком было б славно.
В комнате с разноцветными фонариками. Две дамы.
1-я д а м аЗа розовою маской доминоСпешит, нашептывая ей с оглядкой...
2-я д а м аАх, не на нас, скорее мужа дамы.
1-я д а м аА кто же это? Неужели БелыйИнкогнито явился из Москвы,Влюбленный до безумия поэт,Отвергнутый как дамой, так и другом,С последнею надеждой на союзМистический, соборный, иль житейский...
2-я д а м аК примеру, как у Мережковских, да?
1-я д а м аБоюсь, сыграли с ним дурную шутку,Затеяв сватовство на треугольникПо образу своих предначертанийНа синтез в рамках Третьего Завета.
2-я д а м аОставь! Я будто слышу бубенцы...
1-я д а м аАх, это Арлекин из пьесы Блока!Он, видно, взялся разыграть поэта.
2-я д а м аДа вот пойми - которого из них,Иль Белого, иль Блока?
1-я д а м а Что же будет?Театр и жизнь соединились здесь.И то-то волшебством чудесным веет,С преображеньем женщин в раскрасавиц,Богинь воздушных из миров иных.
Любовь Дмитриевна в легком розовом платье из лепестков тонкой бумаги и розовой маске усаживается на диване, Чулков в домино рядом с нею.
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н аВы ныне что-то очень смелы, сударь.
Ч у л к о вБыл уговор всем перейти на "ты".Ведь бал бумажных дам, то есть картонных,Задуман для игры с сердечным пылом...
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н аВо что?
Ч у л к о в Во что?! Смелее, Коломбина!Не слышишь бубенцов? Я - Арлекин!Умчу тебя я в розовые дали...
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н аНу, если Коломбина я, то, значит,Я бедного Пьеро невеста, да?Его я не оставлю никогда.
Ч у л к о вА этого не нужно, в том вся штука!
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н аНадеюсь, сударь, это шутка.
Ч у л к о в Да,Веселый розыгрыш самой природы,И дети мы ее, послушны ей.Ага! В глазах-то смех. О чаровница!
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н аТы хочешь шуткой залечить мне раны,Я понимаю, о, благодарю. (Опуская глаза, гладит рукой край оборки.)
Ч у л к о вИ ревность, и сочувствие недаромВ нас возбуждают страсти до отваги.
Входят в комнату Веригина, одетая в красные лепестки мятой бумаги, в красной маске, Волохова в лиловой маске и Блок весь в черном и черной маске. Веригина с удивлением, почти с испугом смотрит на Любовь Дмитриевну, та, выпрямившись, замирает на мгновенье. Волохова опускается в кресло недалеко от дивана, рядом с нею остается Блок. Любовь Дмитриевна встает, снимая со своей шеи бусы, и надевает их на лиловую маску. Веригина переглядывается с Блоком.