Михаил Веллер - Своими глазами (сборник)
ВИТЕНЬКА (быстро). У меня Муська пропала. Я прямо сама не своя. Помнишь, каким пушистым котенком, ты ее принес…
ОТЕЦ. Послушайте… вы…
ВИТЕНЬКА. «Вы»? Первый и последний раз ты назвал меня на вы два года назад… Да, я здесь. Ты решил меня предать?
ОТЕЦ. Да что ж это за…
ВИТЕНЬКА. Конечно: приятней убегать от забот в тенистую улочку… где в каморке кусты за окном, и ждет безропотная подруга. Я устала ждать тебя с этим ворованным счастьем…
Дверь спальни открывается: МАТЬ.
МАТЬ. Так вот для кого ты стал воровать… жулье! А ты, девочка, видишь, с каким ничтожеством связалась? Он же юлит даже сейчас… размазня!
ВИТЕНЬКА. Ты боишься, что я подам на алименты?
МАТЬ. Ах, алименты?! Ну нет. На, получи его целиком! (Подталкивает отца к Витеньке. Уходит обратно, грохнув дверью.)
ОТЕЦ (оседает на диван). Ох. Ох. Ты не объяснишь мне…
ВИТЕНЬКА (присаживается рядом, шепчет ему на ухо). …не сердись. Так тошно было…
ОТЕЦ. Уфф. М-мм. Почему ты не сказала мне сразу?
ВИТЕНЬКА (легко). Не хотела разрушать твою семью.
ОТЕЦ. А. Спасибо. А теперь все так, как мы говорили… (Пауза. Каким-то новым голосом.) Эх, староват я для тебя.
ВИТЕНЬКА. Гулять — так не староват, а жениться — староват? Хорошая логика. Когда мужчина — настоящий мужчина, возраст значения не имеет. Я пойду за тебя с закрытыми глазами.
ОТЕЦ. Открывать глаза надо до замужества, а не после. Мне сорок пять лет!
ВИТЕНЬКА. А говорил — тридцать восемь.
ОТЕЦ. Двадцать пять лет разницы… — страшная вещь.
ВИТЕНЬКА. Все равно самая страшная вещь — прожить жизнь врозь с тем, кого любишь.
ОТЕЦ. Через десять лет мне будет пятьдесят пять, а тебе тридцать. И ты встретишь молодого и красивого. И — конец.
ВИТЕНЬКА. А если не встречу? Мало ли что может случиться в будущем — так поэтому обрекать себя на горе в настоящем? Или вы все полагаете, что любовница и жена — совершенно разные вещи, и кто годится быть одной — не подходит в другие?
ОТЕЦ. Эти браки, где мужчина вдвое старше… Женившись, он вдруг молодеет, его прямо не узнают, а узнав, поздравляют. Он парит на крыльях любви… старый петух в крашеных перьях. Проходит пара лет — и боже мой, он старик, еле тянет ноги… клиент готов. А кругом посмеиваются. И когда молодая жена наставляет ему рога, симпатия на ее стороне: поделом старому козлу.
ВИТЕНЬКА. Ты сам говорил, что одна я тебя понимаю!
ОТЕЦ. Женщина понимает мужчину так: глядит ему в рот и восхищенно поддакивает. И он в восторге. А за двадцать лет это надоедает. Этот монотонный моногамный брак: две стареющие лошади в одной упряжке… и обе тоскуют по юности и счастью. И встречается девочка, и изводит жажда быть свободным, счастливым, не верить времени и вернуть молодость, и перестаешь владеть собой, потому что и не хочешь владеть…
ВИТЕНЬКА. Я хочу хотеть того, что хочешь ты. Слышишь?
ОТЕЦ. Всю жизнь я мечтал это услышать. И вот, когда встретил… но как нам здесь, в этом городе, где все всех знают!
ВИТЕНЬКА. Плевать на этот город. Давай уедем!
ОТЕЦ. Куда? Как? Поздновато мне…
ВИТЕНЬКА. До среднестатистического возраста ты вполне успеешь поставить детей на ноги. А я… буду уже старенькой… буду нянчить внуков…
ОТЕЦ. И почему девушек тянет к немолодым мужчинам..
ВИТЕНЬКА. Это немолодых мужчин тянет к девушкам. Правда, молодых тоже. А на самом деле… с тобой интересно, ты умнее, ты личность, понимаешь? С тобой я тоже сразу становлюсь взрослой и значительной: не девчонкой, а дамой, женщиной, полноправной в этой жизни. И становлюсь ею не под пенсию, а еще молодой, красивой. С тобой я защищена, ты крепко стоишь в жизни, с тобой ничего не может случиться.
ОТЕЦ. Меня скоро посадят.
ВИТЕНЬКА. А? Тьфу. Предупреждать же надо. Надолго?
ОТЕЦ. Прокуроры — люди не мелочные. Торопливость не любят.
ВИТЕНЬКА. Ничего. Бывает. Отсидишь и вернешься ко мне. Я тебя пропишу. Я уже привыкла ждать… Но ловко: все всё расхлебывай, а сам — дышать в сосновые леса! Так неохота жениться?
ОТЕЦ. Когда я женился, до боли не хотел походить на большинство мужей: подкожные рублики на то-се и при случае изменять жене. Но мало кому выпадает удача всю жизнь любить свою жену.
ВИТЕНЬКА. Ну, от жены это тоже зависит.
ОТЕЦ. Кого мне всегда было жалко при разводах — так это детей. Так часто у них после этого жизнь скособочивается.
ВИТЕНЬКА. А нас при не-разводах тебе не жалко! Вранье, одиночество, бесконечные часы до вечера четверга, когда ты приходил… Вздрагивать от телефонных звонков, не показывать слез, — а все всё знают. Меня дразнили тобой, а я была счастлива этим. Какая казнь — любить женатого мужчину… делить его с другой. Сходить с ума: ложусь спать и думаю: он сейчас с ней. Ты со мной, а во мне ужас: сейчас уйдешь к ней. Я бы убила ее!
С треском распахивается дверь спальни: мать.
МАТЬ. Ну хватит! Ахх ты… Мало ей — убить меня еще!
ВИТЕНЬКА (невинно). Да, а что? Это так естественно.
ОТЕЦ. Ты подслушивала! Ладно… Теперь ты все знаешь.
МАТЬ. Зато ты еще знаешь не все! По-до-жди-ка там минутку (заталкивает отца в дверь спальни и закрывает ее).
ОТЕЦ (из-за двери). Прекрати немедленно! (Дергает дверь.)
МАТЬ (сует в ручку двери ножку стула). Нам надо кое о чем поговорить… по-женски!
ВИТЕНЬКА. Что вы делаете!
МАТЬ (утирает пот). Ничего… через двадцать лет и ты научишься. Ну что? Сверстников тебе мало?
ВИТЕНЬКА (холодно). Мало.
МАТЬ. Так меня ненавидела, что решила породниться?
ВИТЕНЬКА. Да. Стать ближе к предмету своей ненависти.
МАТЬ. Ты понимаешь, что ты ему не пара?
ВИТЕНЬКА. Последний довод ревности. Я любому пара.
МАТЬ. Замуж? Не-ет. В клинику я тебя отправлю, а не замуж!
ВИТЕНЬКА. Если раньше сами в психушку не попадете.
МАТЬ. И ты уверена, что ребенок от него?
ВИТЕНЬКА. Право проигравшей — оскорблять.
МАТЬ. Он через месяц вернется ко мне!
ВИТЕНЬКА. Так что вы волнуетесь? Считайте это отпуском.
МАТЬ. Ты сама его через год бросишь!
ВИТЕНЬКА. Подберут. Мужчины нынче — дефицит.
МАТЬ. Ты… ты наглая распутная девчонка!
ВИТЕНЬКА (взрывается). Какая я девчонка! В двадцать лет светские дамы блистали в салонах! Расцвет женской красоты — с пятнадцати до двадцати! А тут сначала шестнадцатилетних девушек ограждают средневековыми запретами, а потом тридцатилетних женщин лечат от холодности и неврозов! Ах, как нравственна эта мораль! как мудра эта хромая медицина! Природу решили подправить: выдать придуманное за действительное!
МАТЬ. Природу? Ну так рожайте, а не бегайте на аборты!
ВИТЕНЬКА. Да? А вы на них никогда не бегали? А? А дальше что — позор? Камень на шее — кто на тебе с нагрузкой женится? Растить безотцовщину? А жить как? — очень на работе любят мать-одиночку, которая только и сидит с больным ребенком!
МАТЬ. Умей отвечать за свои поступки. Вот вырасти его…
ВИТЕНЬКА. За что отвечать — что я нормальный человек? «Вырасти»! Где, как, на что, — вы с луны свалились? Где жилье, необходимые вещи, как одеваться — ведь именно в молодости денег нужно больше! потому что всего хочется, а ничего нет, надо всем обзаводиться, вставать на ноги! Дайте мне ссуду на двадцать лет — я ведь верну! Дайте кооператив в кредит — я ведь отработаю! Одни разговорчики о высоких моралях; а жизнь есть жизнь! Я бы вышла замуж в семнадцать лет, мы любили друг друга, а ему было тоже семнадцать, и мы были никто, и родители отправили его в институт в Москву, и запудрили мозги, и женили на прописке, и конец. Ведь два года в молодости — как двадцать в старости.
Дверь спальни дергается, стул падает: отец.
ОТЕЦ. Я давно хотел тебе сказать…
МАТЬ. Я сама скажу. Все кончено, Валя. Не прощу никогда.
ОТЕЦ. Все давно кончено, Валя! Я сам тебе не прощу. Ты одна видела меня плохим. Только с тобой я чувствовал, как во мне из каких-то черных глубин поднимается все самое гадкое! о чем и сам не знал.
МАТЬ. Просто одна я знаю тебя по-настоящему. И еще — не могла не сравнивать тебя с тем, другим. А сравнения ты — тц! — не выдержал. Он бросил меня, переступил как через вещь, и все равно я его любила. И знай: в любой миг, если б он вернулся — я ушла бы к нему.
В дверях прихожей стоит сантехник.
САНТЕХНИК. Ну, вот он и вернулся.
МАТЬ (резко оборачивается). Что?!.
САНТЕХНИК (подходит, берет ее за плечи). Здравствуй, Валя…
МАТЬ (в полном ошеломлении). Как это…
САНТЕХНИК (быстр, уверен, печален). Я немного изменился, да? Состарился… Хоть голос — тот же? (Что-то шепчет.)
