Проспер Мериме - Недовольные
Эдуар. Недурно. Видно, дело было жаркое. А сколько побежденных уцелело?
Бертран. Ни одного.
Эдуар. Недурно, право.
Граф. Если эти господа будут говорить о войне, мы никогда не кончим...
Графиня. Друзьям гонимых следовало бы носить какой-нибудь отличительный знак для...
Барон де Машикули. Для полиции? Ну нет, спасибо!
Графиня. Я имею в виду что-нибудь тайное, понятное только посвященным... Например, каждый из нас, каждый из вас, господа, мог бы иметь при себе кинжал известной формы...
Эдуар. Да, кинжал! Прежде всего потому, что не бывает заговора без кинжала. Кинжал мщения... таинственный клинок... Видели вы мелодраму Справедливые судьи?
Граф де Фьердонжон. Гм... кинжал. Не возражаю... да и вообще он может пригодиться.
Бертран. Что там ни говори, превосходное это оружие, хоть и неказистое. Удар надо наносить сверху вниз. (Делая вид, что ударяет.) Извините, сударь, вот так... чтобы кровь не пролилась и тут же задушила вас.
Барон де Машикули. Какой ужас! Мы никого не хотим убивать, нам не нужны ваши уроки.
Бертран. Тогда зачем же?..
Кавалер де Тимбре. Это всего лишь отличительный знак. Французские дворяне не пользуются подобным оружием.
Граф. Существует полицейский приказ, воспрещающий ношение кинжала... Было бы крайне опасно...
Бертран. А вот Лескюр[23], Шарет[24], Рошжаклен[25] — все эти господа не расставались с кинжалом... Попробуй кто-нибудь поднять на них руку, он живо убедился бы, как ловко они владеют этим оружием.
Графиня (в сторону). Я вся дрожу от его речей. (Громко.) Рукоятка кинжала должна быть белой... это наш цвет... из слоновой кости или перламутра, с серебряными украшениями. Я сделаю рисунок. А на клинке хорошо бы выгравировать по-латыни слово Верность. Получится мило, со вкусом, не так ли?
Эдуар. Клянусь честью, кузина создана для заговоров. Она божественна. Не беспокойтесь о кинжалах, дорогие коллеги, я еду в Испанию, а там изготовляют все, что есть лучшего в этом роде. Женщины и те носят кинжалы под корсетом или за подвязкой. Это рассказал приехавший оттуда драгунский офицер. Но шутки в сторону, с испанками надо держать ухо востро, они чертовски вероломны.
Кавалер де Тимбре. Любознательность далеко завела вашего приятеля, раз он сделал такие превосходные открытия.
Бертран. Э, господа! Ваши кинжалы из слоновой кости и перламутра просто-напросто побрякушки. Чтобы прирезать синего, нет ничего лучше вот такого ножа. (Вынимает длинный нож.) Сработан он грубо, но стоит недорого. Однажды я споткнулся о камень и полетел вверх тормашками. Вражеский офицер придавил мне коленкой живот и поднял шпагу, требуя, чтобы я сдался. Я отвечаю, как отвечал бывало Жан Шуан: «Опасности нет!» — и всаживаю кинжал прямо ему в глотку. Он проглотил его, как ложку супа, ей-богу! Взгляните на лезвие, тут еще виден след его зубов.
Графиня. Ах, уберите этот ужасный кинжал! Мне кажется, что он весь в крови.
Граф. Оставим это, мой друг. Речь сейчас о другом. Займемся нашими делами.
Бертран. Когда же в набат будем бить?
Барон де Машикули. В набат? Что вы придумали? А жандармерия, а энский гарнизон?
Маркиз де Малепин. А префект, который нас всех засадит в тюрьму?
Кавалер де Тимбре. Бездельник так и рвется в бой!
Граф де Фьердонжон. Яблоко еще не созрело, приятель.
Бертран. Оно сгниет, черт возьми, а вы так и не посмеете его сорвать.
Граф. Вот наше общество и создано! Чем мы займемся на первых порах?
Продолжительное молчание.
Барон де Машикули. Хорошо бы исподволь обработать умы, чтобы отвлечь их от узурпатора. Вот если бы удалось тайно напечатать мои краткие размышления...
Маркиз де Малепин. Можно напечатать и мою речь...
Граф. И мою тоже, как только она найдется. Не верится, что я ее потерял.
Кавалер де Тимбре. Труднее всего отыскать честного человека, который согласится напечатать все это.
Маркиз де Малепин. В крайнем случае можно распространить рукописный текст.
Граф де Фьердонжон. Да, но наши почерки известны.
Маркиз де Малепин. Если бы госпожа де Турнель взяла на себя труд... Женский почерк не возбудит особых подозрений.
Граф. Побойтесь бога! Почерк моей жены всем известен.
Кавалер де Тимбре. Есть еще одно затруднение: среди здешних жителей мало кто умеет читать.
Все молчат.
Бертран. Выслушайте меня, пожалуйста. Я вижу, мы не двигаемся с места, мало кто из нас расположен сложить голову за правое дело. На ум мне приходит мысль. Я говорю «приходит», но на самом деле она уже давно пришла, так как я часто думал об этом. Я бедный крестьянин, я старею, и уже мало на что пригоден... Однако...
Граф де Фьердонжон. Однако вы прекрасно бьете куропаток, где бы они вам ни попадались.
Бертран. Что правда, то правда, я еще довольно хорошо стреляю. Итак, я подумал: «Надо что-то сделать для правого дела. Наш король не может вернуться, потому что другой занял его место. Меж тем этот, другой, — человек, а не дьявол. Шкура его не крепче дубовой доски, а я видел молодцов, которые ударом ножа насквозь пробивали дубовую доску толщиной в два дюйма».
Граф. Куда вы клоните?
Бертран. Сейчас. Так, значит, я подумал: «Я состарился, но все же кормлю жену и сына. Если я умру, им придется идти с протянутой рукой. Если господа согласны подписать бумагу, что так, мол, и так, после моей смерти они обязуются выплачивать моей семье пенсию в сумме тысяча двести ливров, вот что я обещаю: я еду в Париж; я попытаюсь увидеть императора, и стоит мне подойти к нему на расстояние вытянутой руки, дело будет в шляпе — он убит... Если я промахнусь, то другой сделает то, что я хотел сделать. Меня расстреляют, ладно, но я буду знать: «По крайней мере старуха моя и парень будут сыты».
Граф де Фьердонжон. Черт возьми! Этого вполне достаточно, чтобы расстрелять и всех нас!
Эдуар. Ну и хват! Убить императора! Да он почище испанского монаха!
Барон де Машикули (графу де Турнель, тихо). Не шпион ли этот проходимец?
Бертран. Бумага, понятно, будет припрятана в надежном месте. И возьмут ее только после моей смерти.
Графиня. Я боюсь этого человека. Он разбойник, злодей!
Граф. Мой друг! Ваше предложение весьма необычно. Надо слепо доверять вам, чтобы...
Бертран. Кой черт! Вы рискуете все вместе тысячей двумястами ливров, а я рискую головой!
Граф де Фьердонжон. А что, приятель, если по приезде в Париж вы дадите подкупить себя и все расскажете полиции?..
Маркиз де Малепин. Ведь наше обязательство будет служить уликой против нас!
Бертран. И вы считаете, что я способен вас выдать? Черт! Сейчас вы увидите, господа, что я за человек. (Расстегивает куртку, вынимает из кожаного мешочка, висящего на груди, письмо и бросает его на стол.) Прочтите эту бумагу, вы народ грамотный, прочтите!
Эдуар. Бумага немного засалилась, но плевать. (Читает.) «Мы, нижеподписавшиеся, дивизионный генерал королевской армии, свидетельствуем для всех, кого это может интересовать, что майор нашей армии Жозеф Бертран, по прозвищу Бесстрашный, всегда поступал мужественно и честно, в каких бы обстоятельствах он ни находился. Его храбрость и верность выше всяких похвал. В удостоверение сего мы и выдали ему настоящее свидетельство, надеясь, что оно ему пригодится.
Подписано: Анри де Ла Рошжаклен.
Главная квартира в С... 179... г.[26]».
Бертран. Кто из вас может показать бумагу, подписанную порядочным человеком, который отвечает за вашу честь и верность?
Графиня (смотрит в окно). Что я вижу! Боже милосердный!
Граф. Что такое?.. Опять паук?
Эдуар. Конный жандарм въезжает во двор.
Все (вскакивают). Жандарм!
Граф. Мы раскрыты! Погибли!
Барон де Машикули. Де Турнель... Сударыня!... Спрячьте нас!.. Помогите нам бежать... Вы отвечаете за нас! Мы в вашем доме!
Графиня. Что делать?
Граф де Фьердонжон. Вы должны засвидетельствовать прежде всего, что я пришел сюда против воли, ровно ничего не зная обо всех этих делах.
Барон де Машикули, маркиз де Малепин и кавалер де Тимбре. И я! И я!
Граф. Напротив, это вы меня совратили, завлекли! Ваши речи подтверждают это.
Все. Проклятые речи! (Рвут их и бросают в огонь.)
Графиня. Эдуар! Не покидайте меня!
