Ромен Роллан - Четырнадцатое июля
Гюлен. Я не боюсь грозы. Все, о чем я говорил тебе, не пугает меня. Я не боюсь за свою шкуру. Но куда идти? Если у тебя глаза зорче моих — укажи дорогу. Всюду, где потребуются крепкие кулаки, смело рассчитывай на меня, я не промахнусь. Руководи мной. Что нужно делать?
Гош. Не надо составлять планы заранее. Наблюдай за ходом событий и в подходящий момент не упускай случая, хватай его за гриву и держись крепко в седле. А пока займемся нашими обычными делами... Будем торговать жилетами...
Толпа вновь вторгается на сцену, давая знать о своем приближении громкими криками и хохотом. Верзила-носильщик несет на плечах мальчугана лет семи. Их сопровождают смеющиеся Конта, Демулен и другие.
Ребенок (пронзительно кричит). Долой аристократов, аристокрашек, аристокривляк, аристокровопийц!
Гюлен. Во что это они играют? Ага! Суд над аристократами. Сейчас это их излюбленное развлечение...
Носильщик. Внимайте голосу народа! К чему мы присудим... Эй, Леонид, ты что, уснул? К чему мы присудим д'Артуа?
Ребенок (писклявым голоском). К железному ошейнику!
Носильщик. А Полиньячиху?
Ребенок. К порке!
Носильщик. А Кондэ?
Ребенок. К виселице!
Носильщик. А королеву?
Ребенок. К шлюхам ее!
Толпа дико хохочет; крики одобрения; ребенок, вне себя от собственного успеха, пытается перекричать всех. Носильщик уходит, унося его на плече.
Конта. Ах, милашка! Он так хорош, что прямо съесть его хочется!
Демулен. Ну что ж, проглотим мальчишку! Браво, гроза аристократов! Господа! Юный Леонид забыл еще одного нашего друга, господина де Вентимиля, маркиза де Кастельно.
Гюлен (Гошу). Слушай! Это он о моем хозяине.
Демулен. Господину де Вентимилю мы и впрямь кой-чем обязаны. Маршал призвал его охранять Бастилию совместно с господином де Лонеем, и он поклялся, что через два дня мы все, босиком и с веревками на шее, будем молить его о пощаде. Я предлагаю кому-нибудь из присутствующих пожертвовать веревку этому другу народа.
Толпа. Спалить его!.. Он живет неподалеку!.. Подожжем его дом — пусть сгорит все его добро вместе с женой и детьми...
Вентимиль (холодный и насмешливый, внезапно появляется в толпе). Господа...
Конта. Что это? Боже мой!
Гюлен. Гош! (Хватает Гоша за руку.)
Гош. Что с тобой?
Гюлен. Это он.
Гош. Кто?
Гюлен. Вентимиль.
Вентимиль. Господа! Ваш покорный слуга — торговец мебелью. Я поставщик господина де Вентимиля, и я прошу слова.
Толпа. Пусть говорит мебельщик!
Вентимиль. Господа! Без сомнения вы правы, намереваясь подпалить этого злобного аристократишку. Он ведь насмехается над вами, презирает вас и не устает повторять, что, когда собака показывает зубы, ее полезно отхлестать. Подожгите его, господа! Жгите, будьте беспощадны! Но остерегайтесь, как бы правый гнев, который вы обрушите на него, не обратился против вас самих; как бы вместе с его добром не погибло и ваше. Прежде всего, господа, справедливо ли разорять вместе с господином Вентимилем и тех, кто его разоряет? Я говорю о его кредиторах! Разрешите мне просить вас не трогать хотя бы мебель, которую я поставил ему и за которую этот выжига не заплатил мне ни гроша!
Толпа. Это справедливо! Забирай свою мебель!
Вентимиль. Успех моей просьбы придает мне храбрости, и я хочу указать вам, господа, еще одного кредитора — архитектора. Так же как и мне, ему не посчастливилось даже прикоснуться к деньгам господина де Вентимиля; будь он тут, он бы просил вас взвесить, какой огромный ущерб вы ему причините, сжигая недвижимость, которая является единственным залогом расплаты с ним.
Толпа. Не трогать дом!
Вентимиль. Что же касается его жены, господа, зачем жечь то, что принадлежит вам самим? Его жена — публичная девка. При дворе, да и в городе, и среди духовенства, и среди разночинцев — все имели возможность неоднократно оценить ее отменные качества. Она чужда социальных предрассудков, — все три сословия равны перед ней. Она как бы объединяет нацию. Отдадим должное столь редкой добродетели, господа! Пощадим супругу и мать!
Демулен. Пощадим эту парижскую богоматерь!
Толпа (смеясь). Да, да, пощадим женщину!
Вентимиль. Наконец... Но, может быть, господа, я злоупотребил...
Толпа. Да нет же! Нет!
Вентимиль. Наконец, господа, намереваясь спалить детей господина де Вентимиля, не уподобитесь ли вы нашим вульгарным трагикам и не станете ли вы, так сказать, детоубийцами поневоле?
Толпа (надрываясь от хохота). Ха! ха! ха! Да здравствуют ублюдки!
Вентимиль (меняя тон к концу речи). Что же касается его самого, господа, повесьте его, зарежьте, сожгите! Больше того, если вы его не сожжете, то уж он-то сожжет вас наверняка. (Спрыгивает со стула и смешивается с толпой, которая одобрительно шумит и смеется.).
Конта (подбегая к Вентимилю). Скорее уходите! Они могут узнать вас!
Вентимиль. Вот так встреча! Конта! Вы были тут? Что вы делаете среди этого сброда?
Конта. Незачем дразнить собак, пока еще не выбрался из деревни!
Вентимиль. Не все собаки, которые лают, кусаются... Идемте.
Конта. Не сейчас. Позднее.
Вентимиль. Назначаю вам свидание. В Бастилии.
Конта. В Бастилии — согласна!
Вентимиль уходит.
Гош. Мерзавец! Каково бесстыдство!
Гюлен. Бесстыдство, не лишенное, впрочем, смелости!
Гош. Не такое уж редкое сочетание у тех, кто стоит над нами!
Гюлен. Этот субъект начал свою карьеру, женившись на одной из любовниц бывшего короля. Подумать только, что такой человек мог совершать чудеса при Крефельде и Росбахе!
Старуха-торговка. Дети мои! Что это вы все толкуете о том, чтобы жечь, вешать да грабить? К чему это приведет? Я отлично понимаю, что ничего такого вы не сделаете. Тогда зачем же зря трепать языком? Ну, сварите вы в вашей похлебке несколько аристократов, но станет ли она вкуснее? Аристократы удерут и золото свое с собой захватят, а мы останемся и будем еще несчастнее, чем до сих пор. Я так думаю, что надо принимать все как оно есть и не верить лжецам, которые говорят, что они все могут исправить своими криками. Послушайтесь меня! Мы здесь зря время теряем. Ничего не произойдет. Ничего и не может произойти. Вам угрожают голодом, войной, светопреставлением. Все это выдумки газет, которым не о чем писать, да всяких агентов. С королем мы не поладили, это верно, но все устроится, если каждый из нас спокойно вернется к своему делу. Король у нас хороший — он нам обещал сохранить нашего доброго господина Неккера, а Неккер даст нам хорошую конституцию. Тут и сомневаться нечего — во всяком случае, людям здравомыслящим. А почему не может так получиться, как думают здравомыслящие? Я, например, верю, что получится. Я тоже тут ротозейничала, вроде вас, и потеряла добрых четыре часа! Пойду торговать — меня моя репа ждет!
Толпа (одобрительно). А ведь она права!
— Ты права, мамаша!
— Расходись, ребята, по домам!
Гюлен. Ну, что ты скажешь?
Гош (улыбаясь). Она мне напомнила мою старую тетку — та всегда говорила о терпении, когда собиралась меня колотить.
Гюлен. А по-моему, она правильно рассуждает.
Гош. Я бы очень хотел обладать ее верой. Преклонение перед здравым смыслом так естественно! Я сам, если б думал, что противник способен стать на защиту разума, доверил бы ему это. Но увы, мой жизненный опыт не оставляет места самообольщению. Вот и сейчас я не могу не видеть, что Гоншон и его приспешники торопятся закрыть свои лавки. А они ничего зря делать не станут. Опасаюсь, что это внезапное спокойствие лишь затишье перед бурей. В глубине души никто сейчас не верит в успокоение. Ты заметил: никто не двинулся с места, даже сама старуха? Они пытаются обмануть сами себя, но это им не удается. Вот они и мечутся, как в лихорадке. Вслушайся в гул толпы. Теперь она уже не вопит, а чуть шепчет... Словно листья, что шелестят под ветром, который предвещает бурю... (Хватает Гюлена за руку.) Постой!.. Прислушайся! Гюлен!.. Вот! Вот!
Гул, сначала смутный, потом все более явственный. Все встают и смотрят в ту сторону.
Человек (запыхавшись, с непокрытой головой, одежда в беспорядке, выбегает на сцену и кричит в ужасе). Неккера изгнали!
Толпа (потрясенная, устремляется к нему). Что? Что такое? Неккер!.. Нет! Не может быть!..
