Юрий Визбор - Том 2. Проза и драматургия
— Эй вы, верхние, песок не сыпьте!
Вот так мы ехали на север, поезд лязгал на стрелках, в широком экране открытой двери плыли ели, ели, названия станций, озера, облака. Встречные полярные экспрессы проносились мимо нас на разъездах, сверкая привернутыми к столикам оранжевыми абажурами. Шли дожди. На серых водах лежало серое небо. Темно-зеленые трелевочные тракторы КТ-12 ревели в непролазной грязи дорог, на вершинах темных сопок лежали мокрые снега. Нас ждала Советская Армия, место, предназначенное страной для сильных и молодых мужчин. За серыми дождями, вот тут слева, лежали другие государства, чьи министры распинались в своих добрых чувствах к нам, а на равнинах аэродромов стояли дежурные звенья самолетов серии «Ф» с атомными бомбами на борту. И пилоты, знавшие назубок курсовые и выход к цели, валялись в скафандрах на черных кожаных диванах дежурок. И атомные лодки высовывали у наших берегов змеиные головки перископов. И молодые ребята в ботинках и гольфах пели на казарменных плацах веселые песни. Вон те горы — они уже не у нас. Они уже в НАТО…
Над городом шел снег, густой, мокрый. Нас выстроили на перроне, пересчитали. Мы пошли по доскам перрона, разбрызгивая по сторонам мокрый снег. Мы пошли, а Ленька остался. Он ехал дальше. Эх, Шнурков, каким бы ты стал нам товарищем в эти предстоящие три года! Пока, Ленька! Не судьба…
— Рыжий, Рыжий! — закричал кто-то, я обернулся — это бежал Ленька, проскальзывая, как на коньках, по мокрому снегу. — Я подарок тебе припас, — сказал он.
И вынул из кармана нож тбилисского производства.
— Пригодится, — добавил он, — со стопором.
Так мы расстались.
Через полтора года во время больших учений я вдруг увидел Леньку в кабине артиллерийского тягача, в колонне, что шла к нам навстречу. Он тоже узнал меня, высунулся из окошка и что-то долго кричал, но из-за грохота колонны ничего нельзя было разобрать…
Похороны
— На границе, в ста километрах от нашей части сосредоточено пятьдесят семь вражеских атомных пушек!
— При встрече офицера голова четко поворачивается, подбородок приподнят, рука…
— Радиостанция, которая перед вами стоит, предназначена для связи полк-дивизия, полк-полк. На передней панели мы видим…
— Рот-та, подъем!
Шлепанье босых ног, со второго этажа коек — прямо на пол, белые, отмытые в бане пятки — восемьдесят пар разом — стукаются о крашеный пол. Брюки — раз!
— Пять секунд прошло!
На одну пуговицу — черт с ними, с брюками… Портянки — раз, раз, комом в сапог, торчат из-за голенища, но не идти же!
— Десять секунд прошло!
— Патриотизм, чувство преданности Родине отличают солдата Советской Армии…
Теперь в гимнастерку… колом стоит от вчерашнего пота… с хрустом гнется…
— Рот-та, становись!
«Дорогая мама! Вот мы и прибыли на место. Теперь пиши мне по адресу: Мурманская область, воинская часть…»
Ремень перехвачивает талию, а уж боком видно — строй начинает сбегаться. Раз, два, прыгнул, растолкал других плечом, встал. Вот он я, защитник!
— Автомат Калашникова имеет откидной приклад для технических родов войск, которым и принадлежит наша часть.
— Первый взвод — на разгрузку угля, второй — на лесобиржу, третий — в распоряжение дежурного по части.
— Строились двадцать две секунды. Плохо. Придется повторить. Рота — отбой!
— Запомните, что вы служите в округе первого класса, то есть в округе, который граничит с государством — членом НАТО. Показываю на карте…
— Первый взвод — на уборку территории, второй — на строительство парка машин, третий — в распоряжение дежурного по части.
— Рот-та, подъем!
— Носки на ширине ступни. Ну что вы выставили живот, как директор пивзавода. Видеть грудь третьего человека… Еще раз — равняйсь!
— Рот-та, отбой!
— Эти уколы являются обязательными для всех военнослужащих Советской Армии. Они предохраняют от брюшного тифа, от…
— Рота, подъем, тревога!
Здравствуйте! Только приехали — уже тревога. Даже службу понять не успели. Брюки-портянки-сапоги-гимнастерка-ремень. Есть!
— Одеть бушлаты!
Ого, это что-то новенькое.
— Курящие, шаг вперед!
Махорку давать ночью будут, что ли? Шагнули. Некурящие — человек пять — стыдливо топчутся на месте.
— Несмотря на неоднократные предупреждения, кто-то курит в казарме. Сегодня ночью дежурный по части обнаружил на полу в вашей казарме окурок. Вот этот. Его следует убрать из казармы. Выбросить. И выбросить так, чтобы всем запомнилось — курить в казарме нельзя! Некурящие, встать в строй к курящим. Это на тот случай, если станете курить — чтоб наука. Рота, напра-во! На выход шагом марш!
Ночь. Прожектора на крышах. Ветер с залива. Надо, пожалуй, застегнуть бушлат на крючок. Не продуло бы со сна.
— Вовик, застегни бушлат.
— А что, ты думаешь — пойдем куда-нибудь?
— Наверно.
— Идиотизм!
Ага, несут носилки. На них два одеяла, на одеяле лежит простыня. На простыне — баночка, в баночке — окурок. Направо. Шагом марш. Дорога в гору. Потом вниз. Направляющие, короче шаг. Подтянись. Дорога входит в лес. Ветер. Низкие елки гнутся и пляшут под ветром. Дорога вверх. Наша очередь нести носилки. Бери, Вовик! Носилки тяжелые, только странно все это. Неужели нельзя по-человечески сказать? Нельзя курить в казарме, и точка. Направляющие, шире шаг. Дорога идет вниз. Ночь. Темнота. Елки пляшут под снегом. Сапоги месят снег. Щеки мокрые, снег стекает по щекам, тает на подбородке. Рота, стой. За елками виднеется какая-то ограда, за оградой — кресты. Кладбище. Ну-ка, выкопаем здесь могилу для проклятого окурка! Ну-ка, похороним его здесь, в мерзлом грунте Мурманской области, на окраине городского кладбища! Ну-ка, закопаем здесь в земле старые свои привычки, свою старую жизнь под названием «гражданка»! Шустрей, шустрей лопатами! А где лопата не берет — ломом, ломом! Нам еще немало рыть этой каменной землицы за три года службы в Заполярье. Окопы, блиндажи, землянки, боевые позиции, ходы сообщения, индивидуальные укрытия, аппарели для машин — сквозь снег к земле, сквозь землю вниз, в ямку от пуль и осколков, от взрывной волны и атомного света. Вот и холмик насыпали над окурком, над гражданской жизнью. Рота, становись, равняйсь, налево, шагом марш!
Теперь мы несем пустые носилки. Без окурка. На границе, с другой стороны ее смотрят в нашу сторону пятьдесят семь атомных пушек. Так что не курить в казарме!
Приехал папа
Сержант Леша Винокуров настолько изящен и блестящ, насколько вообще может быть изящен и блестящ сержант. Грудь полна начищенных наград, талия гимнаста, чуть ушитые, невероятно по-армейски модные брюки-галифе, статность, недостижимая в природе. Между нами он смотрится, как графиня на вечеринке у сапожников. Ко всему Леша умен, красив, спокоен и имеет первый класс. Их всего-то пять человек в нашей части — радистов первого класса. Это для нас просто боги, спустившиеся на землю для того, чтобы научить остальных людей манипулировать телеграфным ключом.
Леша входит в класс — это картина! Он вопрошающ и строг, готов к шутке и энергичен. Рука его четко опускается вниз, подворотничок сверкает белизной. Он ждет доклада. Докладывает Вовик. Зацепившись за табуретку и повалив ее, он вразвалочку выходит в центр класса и виновато, с извиняющейся интонацией говорит:
— Рота, встаньте. Товарищ сержант, рота собрана для занятий.
— Отставить, — говорит Винокуров. — Красовский! Разве так докладывают? Мы ж с вами не на гулянке. Что вы стоите передо мной, как директор пивзавода? Пузо вперед, гимнастерка скомкана… Распрямите плечи, больше… больше!
Вовик распрямляет плечи и становится похожим на индюка.
— Выйдите из класса. Выйдите, а я вам доложу.
Вовик с постной физиономией вышел из класса и через секунду постучал в дверь.
— Можно?
Винокуров чуть улыбнулся, рота засмеялась.
— Давайте с вами так договоримся, — сказал Винокуров, — мы с вами сыграем спектакль. (При этих словах Вовик посмотрел на сержанта, как старик на мальчика.) Да, да, спектакль. Вот, предположим, вы — сержант. Допустим на минутку такое положение. Сержант, когда входит в класс, где должны проводиться занятия, не стучит. Просто входит, и все. Уяснили?
— Разумеется, — сказал Вовик.
— В армии нужно говорить — так точно.
— Зачем? — сказал Вовик. — Смысл-то один!
— В армии нужно говорить — так точно. Ну, идите.
Вовик вышел из класса, резко вошел.
— Рот-та, встать! — скомандовал сержант Винокуров.
Мы вскочили, как на пружинах.
— Товарищ рядовой! — четко отрапортовал Винокуров. — Рота собрана для проведения занятий по станционно-эксплуатационной службе. Докладывает сержант Винокуров!
