Петр Киле - Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга

Б л о к. Любовь Дмитриевна проявляла иногда род внимания ко мне. Вероятно, это было потому, что я сильно светился. Нет худа без добра. Началось то, что "влюбленность" стала меньше призвания более высокого, но объектом того и другого было одно и то же лицо.

Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н а. Но ведь вы же, наверно, пишете? Вы пишете стихи?

Б л о к. Да, пишу.

Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н а. Что же вы, декламируя всех, ни разу не прочли?

Б л о к. Я покажу их вам, и тогда, быть может, вы поймете.

Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н а. В следующий раз он привез мне переписанные на четырех листках почтовой бумаги четыре стихотворения. Читала их уже одна.

             Б л о к           (про себя)Не призывай. И без призыва        Приду во храм.Склонюсь главою молчаливо        К твоим ногам.И буду слушать приказанья        И робко ждать.Ловить мгновенные свиданья        И вновь желать.

Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н а (краснея). Что же - он говорит? Или еще не говорит? Должна я понять, или не понять?

                Б л о кПредчувствую Тебя. Года проходят мимо -Всё в облике одном предчувствую Тебя.

Весь горизонт в огне, и близко появленье,Но страшно мне: изменишь облик Ты...

Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н а (в шубке). Началась зима, принесшая много перемен. Я стала учиться на драматических курсах, кроме Бестужевских. Часто после занятий мы шли вместе далекий путь и много говорили. Раз, переходя Введенский мостик, у Обуховской больницы, спросил Блок меня, что я думаю о его стихах. Я отвечала ему, что я думаю, что он поэт не меньше Фета. Это было для нас громадно... Мы были взволнованы оба, когда я это сказала. Но всем этим он жил, а я? Я теряла терпение и решила порвать с ним. Предлог? Нас видели на улице вместе, и это мне неудобно. Ледяным тоном: "Прощайте!" - и ушла.

Б л о к. Я был вне себя и, наверное, давно и еще почти что год, потому что мы, встретившись вновь, даже говорили о самоубийстве моего друга, об участившихся случаях и применительно к себе, и Любовь Дмитриевна не находила мою мысль странной. Я  купил револьвер, еще один, поменьше, и вот однажды составил записку: "В моей смерти прошу никого не винить. Причины ее вполне "отвлеченны" и ничего общего с "человеческими" отношениями не имеют. Поэт Александр Блок". И отправился на бал в Дворянском собрании, ежегодно устраиваемый курсистками.

Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н а. В многолюдной толчее он нашел меня сразу. Дальше я уже не сопротивлялась судьбе; по лицу Блока я видела, что сегодня все решится... Так, часа в два он спросил, не устала ли я и не хочу ли идти домой. Я сейчас же согласилась. Когда я надевала свою красную ротонду, меня била лихорадка, как перед всяким надвигающимся событием. Блок был взволнован не менее меня.

Б л о к. Музыка шумного, веселого бала все звучала во мне, я был в обычном своем состоянии внутреннего восторга, когда мне молчать легче, чем говорить.

Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н а. Мы вышли молча, и молча, не сговариваясь, пошли вправо по Итальянской, к Моховой, к Литейной - нашим местам. Была очень морозная, снежная ночь. Взвивались снежные вихри. Снег лежал сугробами, глубокий и чистый.

Б л о к. На утре дней всего обновленнее и привлекательнее смотрится росистая земля. Вы знаете это. Гладь ее видна далеко и знаешь, что дальше еще тоже нет границ, а такие же дымки, деревья, деревни, беленькие колокольни... Оттого мне грустно и приятно проезжать летом десятки верст и видеть необычайное многообразие мхов, болот, сосен и лиственного леса, и вдруг - мшистое бревно, потрескавшаяся паперть, красная решетка, лица мужчины и женщины, ребятишки, утки, петухи, кузнецы с лошадьми - и всегда тропинка или дорога - главное, среднее, спереди и сзади, оставленное и манящее в гору и под гору. Тут особенные мысли... Тут то безмерное и родное, Великое, что пугает и влечет.

Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н а. Да.

Б л о к. Вы там, из него вы явились, не ведая, что несете в себе. Это - сила моей жизни, что я познал, как величайшую тайну и довременную гармонию самого себя, - ничтожного, озаренного тайным Солнцем ваших просветлений. Могу просто и безболезненно выразить это так: моя жизнь, то есть способность жить, немыслима без Исходящего от вас ко мне некоторого непознанного, а только еще смутно ощущаемого мной Духа. Если разделяемся мы в мысли или разлучаемся в жизни (как после "разрыва" 29 января) - моя сила слабеет, остается только страстное всеобъемлющее стремление и тоска.

Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н а. Теперь уже поздно.

Б л о к. Еще раз говорю вам твердо и уверенно, что нет больше ничего обыкновенного и не может быть, потому что Судьба в неизреченной своей милости написала мне мое будущее и настоящее, как и часть прошедшего, в совершенном сочетании с тем, что мне неведомо, а по тому самому служит предметом только поклонения и всяческого почитания, как Бога и прямого источника моей жизни или смерти.

Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н а. Все это не ново для меня. И поздно теперь об этом говорить. Еще тогда в душе моей что-то оборвалось, умерло. Я слишком долго ждала от вас простых и ясных слов, идущих из сердца. Я уже не люблю, и если и прощу ваше молчание, вряд ли это чему-нибудь поможет.

Б л о к. Мое молчание?! Я непрерывно все дни, все часы в течение пяти лет и бесчисленных веков говорю с вами. Я же должен передать вам ту тайну, которой владею, пленительную, но ужасную, совсем не понятную людям, потому что об этой тайне я понял давно уже главное, - что понять ее можете только Вы одна, и в ее торжестве только Вы можете принять участие.

Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н а. Что же я должна сделать?

Б л о к. Как! Я люблю вас, и для меня это вопрос жизни, как вы примете мои слова. Моя жизнь в ваших руках. Я отдаю ее вам. В вашей воле принять или повергнуть ее.

Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н а (не помня себя). Да.

Б л о к (доставая из кармана сложенный листок). Утром меня не было бы в живых.

Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н а (скомкав в ладони листок). Боже!

Б л о к (весело). Извозчик! Он давно следует за нами, хочет покатать.

                         Поцелуи на санях.

Сцена 3

Кабинет Блока. Любовь Дмитриевна сидит с ногами на диване, Блок на полу на ковре что-то изображает, резвясь по-детски.

        Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аНет, кроме шуток, милый, что мне делать?В каком я положеньи оказалась?

                 Б л о кШарада? В интересном, надо думать.Для женщины нет лучше положенья.Здесь таинство природы налицо.

         Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аАх, боже упаси! Хотя по правдеС тобой мне вряд ли это угрожает.Я в отношеньи Бори говорю.

                Б л о кМужчина бравый. Прямо Геркулес!

        Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аНу, хорошо, вы помирились послеОбмена письмами со вздором, ноПервопричина ваших споров - я,Он не оставил своего круженьяВокруг меня, решив: ты устранился.

                 Б л о кТо есть я уступил тебя емуГостеприимства ради, как дикарь?Пускай же тешится себе, как мистик.

     Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аАх, не о Белом речь, о нас с тобою.Твоя любовь ко мне, ты согласишься,Настоена на мистике; теперь жеТы заявляешь: "Я не мистик!"

                 Б л о к                                                      Да,На мистике  стихов не, не взрастишь.

         Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аНо ведь на том, что ныне отвергаешь,Основаны и брак наш, и любовь.

                  Б л о кО, нет! Я только прорастал сквозь толщуПремудрости земной, небесной тоже,В делах любви, с призваньем заодно,И ты вдохнула жизнь в мои мечты.

         Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н а      (опуская ноги и вставая)Да, но какой ценою? Я смирилаИ умалила мысль свою пред миромИдей твоих. Ну, ты для славы, я же,Я для тебя, иначе быть не может.И я-то, и твоя любовь, вся жизнь -Все для искусства, я всего лишь средствоДля достиженья высших смыслов жизни.А для меня же цель, смысл жизни - ты.

                  Б л о кЗдесь что-то для тебя не так? В чем дело?

         Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аРешилась быть я около тебя,Быть кроткой и послушной, окружитьТебя любовью, самой нежной, тихой,Чтоб был невозмутимо счастлив тыВсю жизнь.

                  Б л о к                 Все так. Но это невозможно.Ты, бедная, жестоко обманулась.

        Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аТы все смеешься.

                    Б л о к                               Нет, двойник веселый,А я, не видишь разве, слезы лью.

        Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аНет, я рыдаю. Не один супругНе обращался с юною женою,Как ты, чуждаясь близости в любви,Мол, это "астартизм", иль "темное",Бог знает что еще. А мне хотелосьВсего лишь счастья в полноте любви.

                    Б л о кТакие отношенья быть не могутВлекуще длительны. А пресыщеньеПогубит верность, самую любовь,И я б ушел в другим за тем же самым.

        Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аА я?

                    Б л о к          И также ты.

         Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н а                                  Ты шутишь все.

                     Б л о кУж лучше посмеяться, чтоб не плакать,Как смертность человека злит до смеха.

         Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аТеории все это.

                     Б л о к                             ПогружаясьИ в отвлеченности, он остается -Поэт поэтом в глубине души,А значит, и любовником, безумцем,Что открывает сердце, а не ум,    (вскакивая с воинственным видом)Возьмет он в руки меч, а не перо,К окну он будет рваться, разбросав    (делая все это, как заигравшийся ребенок)Все свитки размышлений и стихов,Положит жизнь свою не на идею,А на любовь, что вдохновляет дажеИ на теории, но остаетсяОдин живой и гибкий корень вечно,То корень творчества, любви и жизни.

         Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аТы, как всегда, меня заговорил, -Постой, привыкла я с доверьем слушать,Что ты несешь и в шутку, и всерьез.

                   Б л о кВсему свой час. Чего же хочешь ты?

         Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н аНайти себя. Поскольку брак условен,И я отнюдь не есть источник счастья,А только озарений, как заря,Что остается?

                   Б л о к                          О, заря! Заря,Как в небесах, на суше и на море -В подлунном мире ты моя стезя.

Сцена 4