Елена Головина - Антология современной французской драматургии. Том II
А ну как и в его памяти запечатлелись те же самые мгновения, и вот теперь он топчет, попирает девственную книгу, повествующую о прошедшем!
Мой жалкий скарб, я был к тебе привязан! Я провалился в колодец непроглядной глухой ночи, и сердце мое бьется в унисон с этой ночью. Как выбраться? Ни единого проблеска!
Так уж и ни единого? А лицо любимой? Ночь живых, ночь скорби! Смерть призываю.
Появляется Скелет, нервно щелкающий зажигалкой.
СКЕЛЕТ. Огоньку не найдется?
АМФИТРИОН. Спички и той нет.
СКЕЛЕТ. Этого добра у меня навалом.
АМФИТРИОН. Можно позаимствовать одну?
СКЕЛЕТ. Сделайте одолжение.
АМФИТРИОН. А вы не слишком страшный.
СКЕЛЕТ. Как это невежливо с вашей стороны! Я как-никак гвоздь программы под названием «Поезд-призрак»! Хотя вы правы, даже дети смеются, когда я выхожу на сцену.
АМФИТРИОН. И все же!
СКЕЛЕТ. О да!
Оба надолго замолкают, выпуская кольца дыма изо рта.
АМФИТРИОН. А вы симпатяга.
СКЕЛЕТ. Поневоле.
АМФИТРИОН. Отбросьте-ка капюшон, дайте на вас взглянуть.
СКЕЛЕТ. Только не это, уйдет не меньше четверти часа на то, чтобы расшнуровать его и снова зашнуровать, а мой следующий призрачный поезд — через три минуты, времени — в обрез, на одну затяжку, и хоп — ваш выход, маэстро!
АМФИТРИОН. Вот что значит жизнь после смерти!
СКЕЛЕТ. Такая у меня работенка. Жить-то нужно, тут смерть как раз и пригодилась. От нее немалый прок.
АМФИТРИОН. Не подвинете ли ко мне вон тот ключик?
СКЕЛЕТ. Отчего бы и нет. А вам приходилось видеть, как умирают? Мне да, один раз… Давно… Я был тогда мальчишкой. Во время войны… Казнь. До школы далеко, вставал засветло. В то утро лило как из ведра. И вот по дороге в школу мне предстала такая картина: молодой человек, совсем еще юнец, моложе вас. Стоит у стены, она вся в отметинах от пуль… Руки у него не связаны, под ним огромная черная лужа, в которой не отражается небо. Все произошло очень быстро, но перед тем, как умереть, он осторожно свернул свое пальто, высмотрел сухое местечко и положил туда пальто, спокойно так, просто. После чего ему выстрелили в затылок.
А от чего этот ключ? И почему вас приковали к сундуку?
АМФИТРИОН. Да так, просто дурная шутка.
СКЕЛЕТ. Вы случаем не убийца детей? Лично я не люблю, когда детям причиняют боль.
АМФИТРИОН. Да говорю вам, это шутка!
СКЕЛЕТ. Ну да, ну да! Это вы другим рассказывайте. Коли вы тут, на то есть причина! Ах ты гад! Будешь знать, как бить детей!
Честное слово, пропущу свой выход! Вам-то нечего терять, можете и подождать. А у меня контракт. (Убегает.)
Входит мисс Найф, напевая свою песенку.
Everything is made of mushDon’t you cry my baby, hushCause your pain does not existYou’re the last not least
You won’t go and drown yourselfCause when you get down in hellYou’ll find it’s just like aboveSweat, sighs, pain and love!
Припев:Do do do do do you feel as I feel?Do do do do do you cry as I try?[8]
АМФИТРИОН. Please, Lady!
Can you push the little key with your foot! The key, there[9].
МИСС НАЙФ. Пардон? Хотя я и пою по-английски, но английского не знаю.
АМФИТРИОН. You are not Miss Knife from Minnesota?[10]
МИСС НАЙФ. Нет! Меня зовут Жанет, и родилась я в Грассе! Мои родители содержали там лавку ножевых товаров! Вначале я исполняла свой номер по-французски, и песенка моя звучала так красиво! Но публике подавай настоящую женщину-ковбоя, пришлось обучиться у одного туриста выговаривать английские слова. Как все лживо — все, все, все! Так это звучит по-французски. Грустно, я ведь люблю петь по-французски.
Хотите послушать?
АМФИТРИОН. С удовольствием. Но не могли бы вы, когда станете петь, легонько, мысочком своей лодочки, подвинуть вон тот ключик, всего-то на пару сантиметров?
МИСС НАЙФ. Этого я вам обещать не могу, я не желаю вступать в конфликт с сильными мира сего. И все же мне вас жаль, и конфликта со своей совестью тоже не хотелось бы.
Вот так дилемма! Ладно, лучше испытывать муки совести, чем впасть в немилость у вышестоящих лиц. (Поет по-французски.)
Небо — жалкий холст и краски.Луна — кусок атласный.Звезды быстро погаснут.Куда бежать? Все напрасно.
Из левой кулисы в правую,И в яму: сломалась спица.Бегство сродни обману.Движение стопорится.
Припев:Все ложь и обман.Что тут, что там.Вуаля — вуаси, комса — комси.
Невеста — кукла-автомат.Лицо ее — тарелка.Глаза ее — вставной агат.И вся она — подделка.
И блестки вместо сердца.Из старых тряпок грудь.Прощайте обещанья —Забыли ключик повернуть.
Припев:Все ложь и обман.Что тут, что там.Вуаля — вуаси, комса — комси.
Переживать свою беду,Быть мрачным и убитым —Не то же разве, что лунуЛовить в пруду дырявым ситом?
Паяц в руке и балаганНазначены судьбой.Ты мотылек, тебе миг дан.Помрешь — и бог с тобой.
Припев:Все ложь и обман.Что тут, что там.Вуаля — вуаси, комса — комси.
(Уходит.)
АМФИТРИОН. До чего безобразны все эти маски! Ночь. А известно ли вам, что такое ночь, когда мечты погребены, а судьба извращена? А известно ли вам, что можно ощущать себя виноватым в том, что наступила ночь? Холодно. А известно ли вам, что такое холод? Это когда людское сердце стынет в муке угрызений совести, а ноги синеют от соприкосновения со льдом поруганных чувств. Я одинок. А известно ли вам, что значит быть одиноким, погрузиться в неизбывную тоску, не иметь ни отца, ни надежды, ничего, что помогло бы избавиться от тяжелых переживаний и горьких дум? Я беден. А известно ли вам, что значит быть бедным, испытывать душевный голод, не менее сильный, чем голод обычный, жаждать, чтобы на душу пролилась влага, как на иссушенную солнцем заброшенную землю?
Одно по крайней мере мне остается — знать, что значит быть мужчиной.
Входит Клоунесса.
КЛОУНЕССА. Ах, до чего распрекрасны ваши рассуждения! Я вот тоже одинока, бедна, и мне холодно по ночам.
АМФИТРИОН. Ну вы-то хотя бы можете посмотреться в зеркальце и сказать себе: это я!
КЛОУНЕССА. Да откуда вам знать?
АМФИТРИОН. Я примиряюсь с очевидным, как сдаются врагу: храня невозмутимое спокойствие, терпя нестерпимую боль. Ничего не поделаешь: нужно сложить оружие так или иначе, по возможности с достоинством, впустить врага в свои владения, признать поражение, уступить, испить чашу до дна, пасть на колени и произнести: «Я — побежденный».
КЛОУНЕССА. Верно, так-то лучше.
АМФИТРИОН. Я столько лет заблуждался! И вот теперь сдаюсь. Иллюзии, эфемерная слава, воображаемые победы, бесполезная работа над самим собой. И вот доказательство: пытаясь быть самим собой, я собой не был. Это бесспорно, ведь он стал мною. В чем я больше не сомневаюсь. Ему удобнее в моем обличье, чем мне. За долгие годы, подражая себе, пародируя себя, я раздвоился. Мое «я» было парадным, временным, подлинное мое «я» — в нем, и это превосходно.
КЛОУНЕССА. Не смешно. И кто же вы тогда, если вы — это не вы?!!
АМФИТРИОН. Кто я теперь, когда больше не являюсь тем, чем пытался быть — им, то есть собой, но успешным и без усилий достигающим цели?
КЛОУНЕССА. Ничего не понять, хоть плачь.
АМФИТРИОН. Следите за ходом моих рассуждений.
КЛОУНЕССА. Слежу.
АМФИТРИОН. Что остается мне после того, как я оставил попытки быть им? Лишь мечтать о тени! О собственной тени, исполненной достоинства! Вот я и оказался снова среди своих, среди людей, преданных мечте и странствиям, людей, чьи лица и тела способны беспрестанно меняться, примеривая на себя множество личин, другими словами, я оказался среди статистов сна об Амфитрионе. Возвращаюсь туда, где все позволено. Я — горделивая мечта о тени. Так оно, возможно, и лучше.
