Ник Хоакин - Портрет художника-филиппинца
Кандида. Вы знаете друг друга?
Битой. Работали вместе.
Тони. Грузчиками в порту, на пирсе.
Битой (с гримасой). Самое ужасное воспоминание моей жизни!
Тони. Но не моей! Что ты здесь делаешь, старина?
Битой. А что ты здесь делаешь?
Тони. Я здесь живу.
Битой. Не может быть!
Тони. Может. Видишь, комната вот там? Моя. За пятнадцать песо в месяц.
Битой. Кандида, вы берете квартирантов?
Кандида. Но ты же знаешь, как мы бедны! Мы с Паулой решили попробовать. Мистер Хавиер наш первый постоялец и пока единственный.
Паула кричит за сценой: «Кандида! Кандида!»
(Повышает голос.) Да? Что там, Паула?
Паула, все еще с подносом, появляется в дверях.
Паула. О Кандида! Крыса! Крыса на кухне!
Кандида (покачивая головой). Паула, Паула!
Паула (виновато). И какая огромная, огромная крыса, Кандида!
Кандида. Ладно, иду. (Битою и Тони.) Извините.
Паула и Кандида уходят.
Тони (с отвращением). Парочка сумасшедших дамочек!
Битой (довольно холодно). Они старые друзья моей семьи, Тони.
Тони (небрежно). Ну, так ты лучше держись от них подальше. Они охотятся за мужчинами.
Битой (невольно улыбается). Они что, хотели тебя съесть?
Тони. Э, они сумасшедшие. Стоит мне посмотреть, как они начинают ежиться. Когда я говорю, их просто в жар бросает. А уж если прикоснуться…
Битой. Так ты живешь с ними!
Тони. Я? С ними? Тьфу! (Плюется.) Скорее я стану жить с мостом Джонс-бридж! Нет, это они сумасшедшие, не я.
Битой. Должно быть, это из-за бедности… Я и не знал, что они так обнищали…
Тони. Обнищали? Да они в отчаянном положении!
Битой. Но ведь у них есть брат, замужняя сестра.
Тони. Брат и сестра за все и платили, но, похоже, им это надоело. Они хотят продать дом, а старика отправить в приют.
Битой. И что тогда будет с Паулой и Кандидой?
Тони. Кандида поедет к брату, а Паула — к сестре.
Битой. Бедная Паула! Бедная Кандида! Это им явно будет не по душе!
Тони. Еще бы. Вот потому-то они и в отчаянии. Они уже перепробовали всякие безумные прожекты, вроде того, чтобы сдавать комнаты. Ха! Кто захочет жить в таком доме? Конечно, в Интрамуросе полно студентов, ищущих угол. Ну и что? Приходят, смотрят — и быстренько убираются прочь! Боятся! Здесь всем не по себе.
Битой. А вот ты, кажется, чувствуешь себя как дома.
Тони. Мне здесь нравится. Повышаю, представь себе, свой образовательный уровень. Паула с Кандидой хотели бы вышвырнуть меня, но не осмеливаются. Им слишком нужны деньги. А кроме того, им нравится, что я тут, поблизости. Да нет, они сумасшедшие! Знаешь, они могли бы получить большие деньги, если бы… (Смотрит на Портрет.)
Битой. Если бы что?
Тони (отходит в глубину сцены). Видишь эту картину? Так вот, я знаю американца, который готов заплатить за нее две тысячи долларов. Ты понял? Долларов, не песо.
Битой (тоже отходит в глубину сцены). А Кандида и Паула отказываются продать ее?
Тони. Категорически отказываются. Ты только подумай — два куска! Я все пытаюсь убедить их…
Битой. Ты, Тони?
Тони. Конечно, я. Этот американец… он нанял меня, чтобы я помог ему заключить сделку, понял?
Битой. И ничего не выходит.
Тони. Эти дамочки чокнутые!
Битой. Может быть, им так нравится эта картина.
Тони. Нравится? Да они ее ненавидят!
Битой. Откуда ты знаешь?
Тони. Да уж я-то знаю. Я тоже ненавижу ее!
Битой. Мой бог, но почему?
Тони (смотрит на Портрет). Эта проклятая штука все время глядит на меня, все время глядит сверху вниз. Всякий раз, когда я вхожу в дом, когда поднимаюсь по лестнице, она смотрит на меня, смотрит свысока. А если я оборачиваюсь и стою к ней лицом — улыбается, черт ее побери! И когда я ухожу в комнату и запираюсь, я все равно чувствую ее сквозь дверь, сквозь стены — она смотрит на меня и улыбается! Ненавижу эти глаза, эту улыбку, ненавижу эту проклятую штуку!
Битой. Ну будет тебе, будет, Тони! Это всего лишь картина. Она тебя не съест.
Тони. Да кто он такой? Кто он, черт побери, такой?
Битой. Ты имеешь в виду портрет? Или художника?
Тони. Ты ведь только что был у него в комнате, так?
Битой. Ты говоришь о доне Лоренсо?
Тони. Да, да! О доне Лоренсо Марасигане — великом доне Лоренсо, у которого много гордыни и совершенно пусто в карманах. Он принимал тебя у себя в комнате? Он ведь говорил с тобой?
Битой. Он был очень любезен.
Тони. А я живу здесь месяцы, и он ни разу не пригласил меня к себе!
Битой. Но ведь он тебя не знает, Тони.
Тони. Он не желает меня знать! Он считает это позором — что я живу здесь! Ему стыдно, потому что его дом превратился в ночлежку! С чего бы только ему стыдиться, хотел бы я знать! Кто он такой, хотел бы я знать!
Битой. Ну, помимо всего прочего, он ученый, художник, патриот.
Тони. Да, он великий человек. Да, он великий художник. Да, он участвовал в революции. Ну и что? Мне-то что до его древней революции? Я все равно голодал, и меня все шпыняли, как хотели, несмотря на эту революцию, которой он чертовски гордится! Я ему ничем не обязан! И какого черта, кто он теперь? Обыкновенный нищий! Вот именно — всего лишь жалкий нищий старик! И у него хватает наглости смотреть на меня сверху вниз!
Битой. Откуда ты это знаешь?
Тони. Да знаю! Я с ним говорил. Однажды я ворвался к нему в комнату.
Битой. И он выставил тебя?
Тони. Отнюдь. Он был очень любезен, очень вежлив. Я зашел к нему рассказать про этого американца, который хочет купить картину за два куска, и он слушал очень любезно, очень вежливо. А потом сказал, что очень-де сожалеет, но ничем не может помочь. «Эта картина не принадлежит мне, она принадлежит моим дочерям. И если кто-то хочет купить ее, пусть говорит с ними». А потом он попросил извинить его, ему, видите ли, надо вздремнуть, и мне осталось только убраться. Ну да, он меня выставил — очень любезно, очень вежливо… Проклятый нищий! Но он за это заплатит! Я заставлю его заплатить!
Битой. Ты не находишь, что это глупо, Тони?
Тони (ухмыляется Портрету). Уж я знаю, где ударить побольнее!
Битой. Но что тебе сделал старик?
Тони. Когда его любимые дочери продадут эту картину — разве его чертово сердце не разорвется?
Битой. Вот почему ты так хочешь вынудить их продать ее?
Тони. А кроме того, этот американец, знаешь ли, обещал мне весьма приличные комиссионные.
Входят Паула и Кандида.
(Отворачивается от Портрета.) Ну как, милые леди, поймали крысу?
Паула (с гордостью). Конечно! Сестра никогда не промахивается!
Вместе с Кандидой начинают убирать со стола.
Тони. Она что — чемпион по крысоловству?
Кандида. Нет, просто эксперт.
Битой. Кандида состояла официальным крысоловом семьи с детских лет.
Паула. И даже ночью, даже в середине ночи, если кто-то из нас слышал крысиный писк, мы кричали: «Кандида, крыса! Кандида, сюда — здесь крыса!» И Кандида всегда просыпалась и приходила. Мы слышали, как она походит-походит, заглянет туда, заглянет сюда, а потом — раз! — внезапный бросок, короткая возня, слабый писк — и все. Кандида сонно возвращается к себе в постель. Ни одна крыса не уходила!
Битой. Как вам это удается, Кандида?
Кандида. Наверное, у меня к этому талант.
Тони. Это очень специфический талант, мисс Кандида.
Кандида (задумчиво). Да, и я собираюсь — как бы это сказать — развить его, развить из общих коммерческих соображений.
Тони и Битой обмениваются недоуменными взглядами.
В конце концов, какой толк в таланте, если его нельзя использовать для того, чтобы делать деньги?
Тони. В самом деле, какой?
Битой. Кстати, о деньгах. Тони говорит, что какой-то американец хотел купить эту картину.
