Вячеслав Морочко - Инспектор корректности
Александр /кивая в сторону носилок/. Я виноват перед ним!
Спартак /громогласно/. Опять распускаешь слюни!
Александр. Когда так кричат, у меня все сжимается: кажется, вот сейчас… ударят в лицо.
Спартак /смеется/. Говорят, Вседержитель, надумав однажды возвысить людей над скотами, решил, от щедрот своих, осчастливить двуногих способностью воображать… Но «подарочек» почему-то возьми, да примись «рисовать» Конец Света – так красочно и с такими детальками, что у несчастных «поехала крыша»! /Хохочет./ Тогда Господь сжалился и даровал людям СЛОВО, чтобы отвлечь от тоски…
Александр. Разве СЛОВО дано, чтобы лгать!?
Спартак. В словах нет ни правды, ни лжи. Но расставленные в нужном порядке они защищают НЕТЛЕННЫЕ ИСТИНЫ от досадных случайностей!
Александр. Это ЛОЖЬ боится случайностей, чаще всего из-за них выплывая наружу.
Спартак /весело/. Умница! /Раздаются грохот и скрежет. Ассистенты проносятся стайкой по галерее справа налево. Потом – тишина. Только слышно, как где-то падают капли./ Проклятье! Черт бы побрал эту рухлядь! Как чувствовал!
Александр /с тревогой/. Авария?
Спартак. Да! Опять транспортеры заклинило! Ни дня – без поломки! /Направляется следом за Ассистентами./
Александр. Постойте! /Показывает на носилки./ А как же быть с раненым?
Спартак. Ты подожди меня здесь. Я – не долго.
Александр. А можно мне – с вами?
Спартак. Там некому будет смотреть за тобой, – обязательно влезешь куда не положено… Лучше ступай в канцелярию (за подъемником – первая дверь). /Показывает./ Там не заперто. Почитай протокол (он лежит на столе)… А я мигом – туда и обратно! /Удаляется влево./
Александр /склоняется над носилками/. Он едва дышит. И я тут бессилен. /Бредет по галерее вправо./
Сцена на миг погружается в темноту, а затем перед нами – снова гостиная, в доме палеонтолога. Сам Александр, в белой накидке и касочке, стоит у окна. Между ним и стеклянной дверью в детскую – Анна. Сцена подернута дымкой.
Анна. Ты хотел меня видеть?
Александр. Все время хочу!
Анна. Не ты ли мне говорил о своем «суверенном пространстве»?
Александр. В нем пусто… когда тебя нет.
Анна. Но ты возбужден… Похоже на нервный подъем… Неужели – победа?!
Александр. Просто, мы были правы.
Анна. Кто – «мы»?
Александр. Я, Спартак… Нет, скорее, Спартак и его ассистенты… Потом уже – я.
Анна. Было страшно?
Александр /опускает голову/. Не надо об этом…
Анна. Спартак над тобой потешался?
Александр. Подбадривал…
Анна. То есть… хамил?
Александр. Это несправедливо! На шахте – проблемы: есть раненый, отказал транспортер… Но зато результат… Мне такой – и не снился!
Анна. «Не снился!?» Что с тобой делать? Хочу любоваться… и не могу сдержать слез! Обожаю… но умираю от горя! Зачем ты… «пришел»?
Александр. Успокойся…
Анна. Боже мой, я живу, как дурная трава… Люди молятся на святые иконы… А я… – на тебя! Понимаю, ты здесь – неспроста… Тебе выпала «миссия»… Выполнив, ты нас покинешь!
Александр. Опять за свое!? Ты не рада успеху?
Анна. Прости… Тут замешан Спартак. /Удаляется в детскую./
Александр. Погоди! Анна, стой! /Пытается догнать АННУ./ Что ты знаешь о нем? Ай! /Неожиданно, падает. Свет на мгновение гаснет. И снова на сцене шахтная галерея. Александр лежит, споткнувшись о ступеньку перед крайней дверью справа. На полу блестит выпавшая при падении небольшая вещица. Корифей потирает ушибленный лоб./ Ты уже здесь, моя шишечка?! Мы друг без друга не можем! /Подбирает выпавший предмет, прикладывает ко лбу, затем подносит к глазам./ Его подарочек! Сдал сигареты, а зажигалку оставил, – вполне в моем духе. Как тянет курить! Скорей! Поднимайся! Ступай, подпиши протокол и – наверх! /Встает, прячет в карман зажигалку, толкает ближнюю дверь./ Кажется, здесь канцелярия… /Вновь слышится шум работающего транспортера./ Заработал! Прекрасно! /Дергает ручку. Дверь не подается./ Он сказал, тут открыто… Да что я, – совсем обессилил!? /Яростно наваливается на дверь, и та неожиданно распахивается./ Ну и двери у них!? /Исчезает в проеме./
Звучит сирена. Слева появляется Спартак с Ассистентами.
Спартак /шагая мимо носилок, поддает их ногой/. Кончаем валяться!
Ассистенты /вторя СпартакУ и хихикая/. Кончаем! Кончаем! А ну поднимайся! Эй ты! Хватит спать!
Спартак приближается к двери, за которой исчез корифей и, подбоченясь, ждет. Сирена смолкает. Доносится стон Александра. И вот уже сам он в проеме — несчастный, раздавленный горем.
Александр /приближается к СпартакУ/. Какое несчастье, Спартак! /Уткнувшись в грудь изыскателя./ Я вам так верил! Что вы наделали!?
Спартак. Горюшко наше! Я же сказал: «…за подъемником – первая дверь…»! Что тебя понесло во вторую?
Александр. Простите… Но я бы тогда ничего не узнал!
Спартак. А ты стал счастливее… от того что узнал?
Александр с ужасом наблюдает, как «раненый» снимает с себя «окровавленные» бинты, складывает и приставляет к стене носилки, надевает серую каску и, одернув накидку, присоединяется к компании АССИСТЕНТОВ.
Александр. Что такое!? Безумие! Как вы могли!?
Спартак. Что? Еще не дошло?!
Александр /показывает на голову/. У меня теперь все тут смешалось… Как будто я сплю…
Спартак. /громогласно/. Инспектор! Проснись! Ты свершил вероломство, вторгшись в нашу «святая святых» – «коацерваторию»!
Александр. «Коацерваторию»!? В остроумии вам не откажешь. /Кивает назад./ Действительно, я там видел, как механизмы готовят породу: толкут, с чем-то смешивают, а потом… /Переводит дыхание./ А потом автоматы как пирожки «выпекают» поделки «коацерватных следов»… которые вы нанесете на стены и будете выдавать за находки! Простите… Мне так горько сейчас!
Спартак. Ах, «Горько»!? Так послушай меня! В жизнь мы приходим за праздником – ярким, звенящим, хмельным! А что получаем? Прекрасный…да нет – несравненный, пробует силы везде и повсюду – с успехом! А Некто, рожденный на свет непонятно зачем, без малейшей надежды, сидит и долбит в одну точку. Все время – в одну! И хоть все, что он может – так это с испугу наделать в штаны… выясняется: именно он – корифей! Он – вершина! О нем говорят! Им гордятся! Он – «инспектор корректности»! «Гений»! И «равные шансы для всех» оборачиваются несправедливостью для подобного ЧУДУ! Тот, кому предначертано стать повелителем Жизни, становится вдруг ее пасынком! Соображаешь?
Александр /несколько успокаиваясь/. Бог знает, что вы говорите! Неужто завидуете!? А я вот… гордился дружбою с вами…
Спартак. Мозги-то куриные!
Ассистенты /хихикают/. А вернее цыплячьи… Конечно, цыплячьи! Цыплячьи! Цыплячьи!
Александр. За что вы меня обижаете?
Спартак. Ах, извини!
Александр. Нет! Не верю, что это серьезно! Помню вас молодым балагуром, спортсменом – самим воплощением древней банальности про «здоровое тело и дух».
Спартак. Ну а ты – все такой же слюнявый… Разве только упрямства прибавилось.
Александр. При чем здесь упрямство!? Эта ваша «коацерватория»… Извините, на что вы рассчитывали? Разве «шило в мешке утаишь»?
Спартак. Ты едва бы успел подписать протокол и подняться наверх… – от нее и следа не осталось бы!
Александр. Нет! Не верю! Может быть скажете, что и взрывы на шахтах – ваших рук дело?
Спартак /хохочет/. А почему не сказать?
Александр /кричит/. Вы с ума сошли! Да зачем!?
Спартак /тоже кричит/. Чтобы страху нагнать на таких вот, как ты… слизняков! /Спокойнее./ А главное, чтобы не вздумали перепроверить «находки». В своем роде страховочка…
Александр. Бог мой, какая же все это мерзость!?
Спартак. Мерзость – во что ты вляпался… А задумано было, ей богу, не дурно. Придется теперь обождать с протоколом… пока не подыщем замены….
Александр. Какой?!
Спартак. Сам подумай.
Ассистенты. Ай-ай-ай! До чего непонятливый!? А еще корифей!?
