Александр Островский - Волки и овцы
Купавина. Какие женихи? Какие кавалеры? Я ни одного еще не видала.
Мурзавецкая. Полно, матушка! Что ты мне глаза-то отводишь? Я старый воробей, меня на мякине не обманешь!
Купавина. Так вы, значит, больше моего знаете.
Мурзавецкая. А Лыняев-то, Лыняев-то при чем у тебя?
Купавина. Не угадали! Ошиблись, Меропа Давыдовна. Что мне за неволя идти за Лыняева? Во-первых, он уж очень немолод, а во-вторых, совсем не такой мужчина, чтоб мог нравиться.
Мурзавецкая. Стар, стар для тебя. Хоть и выдешь за него, а что проку-то! Ни вдова, ни замужняя. Уж что Лыняев за муж? Распетушье какое-то.
Анфуса. А что же… уж… как же это, уж?..
Мурзавецкая. Ну вот, объяснять еще тебе? Я ведь девица, барышня. Вот свяжись с бабами разговаривать, не согреша, согрешишь.
Купавина. Нет, я хочу подождать.
Мурзавецкая. А я говорю: выходи!
Купавина. Вы советуете?
Мурзавецкая. Выходи, выходи!
Купавина. За кого?
Мурзавецкая. А за кого, об этом подумаем, на то Бог ум дал.
Анфуса. Да, да… уж…
Мурзавецкая. Что ты дакаешь-то? Дал Бог ум, да не всякому; тебя обидел, не дал, – не взыщи.
Анфуса (махнув рукой). Ну, ну, уж вы… сами; а я… что уж!..
Мурзавецкая. Ты за старика Купавина-то шла, уж не скажешь, что по любви, а за богатство за его, за деньги.
Купавина. Да ведь вы…
Мурзавецкая. Да что: «вы»! Уж ау, матушка! Продала себя. А это нехорошо, грех.
Купавина. Да ведь вы сами сосватали, а я разве понимала тогда?
Мурзавецкая. Да ты не ершись, я тебе не в укор говорю, я об душе твоей забочусь. Тебе теперь что нужно для очистки совести? Полюбить нужно небогатого, выйти за него замуж, да и наградить богатством-то своим любимого человека, – вот ты с грехом и расквитаешься.
Купавина. Легко сказать: полюбить.
Мурзавецкая. В твои года долго ли полюбить, только не будь разборчива. Ты молода, так ищи молодого: тебе хочется на своей воле жить, самой большой быть, – так найди бедного, он по твоей дудочке будет плясать; у тебя ума-то тоже не очень чтоб через край, так выбирай попроще, чтоб он над тобой не возносился. Так, что ли, я говорю?
Купавина. Я с вами согласна, да где ж найдешь такого?
Мурзавецкая. Найдем, свет-то не клином сошелся. Я найду, я найду. Только уж ты, коли добра себе желаешь, сама не мудри, а на меня расположись. Ты меня слушай, благо мне забота об тебе припала. Не обо всякой ведь я тоже хлопотать-то буду, а кого полюблю.
Купавина. Благодарю вас.
Мурзавецкая. Ох, милые вы мои, пользуйтесь моей добротой, пока я жива; умри я, так вот что надо сказать, матери родной лишитесь.
Анфуса (утирая слезы). Уж что уж… уж…
Мурзавецкая (Анфусе). Полно ты плакать-то, погоди, я еще жить хочу. (Купавиной.) А вот что, красавица ты моя, о себе-то ты помнишь, а мужа-то поминаешь ли как следует?
Купавина. Поминаю.
Мурзавецкая. То-то, поминаешь! А надо, чтоб и другие поминали; бедных-то не забывай, их-то молитвы доходчивее.
Купавина. Да я помню… вы говорили мне… я привезла.
Мурзавецкая. Что это ты, словно сквозь зубы цедишь? Этак мне, пожалуй, и не надобно. Разве так добро-то делают? Не свои я тебе слова-то говорила.
Купавина. Да я вам верю.
Мурзавецкая. Видно, плохо веришь. Аль думаешь, что я у тебя выханжить хочу? Так на вот, посмотри! (Вынимает из кармана письмо.)
Купавина. Да не нужно, уверяю вас.
Мурзавецкая. Нет, матушка, чужая душа потемки. (Подает ей письмо.) Чего боишься-то, возьми.
Купавина берет письмо.
Кто это писал?
Купавина. Муж мой.
Мурзавецкая. А что писано?
Купавина. То самое, о чем вы говорили!
Мурзавецкая. Ну, так вот, ты и верь мне!
Купавина. Да я никогда и не сомневалась. (Открывает сумку, кладет туда письмо и вынимает деньги.) Вот извольте!
Мурзавецкая. Что это ты мне даешь?
Купавина. Деньги.
Мурзавецкая. Да я и браться-то за них не люблю; как-то гадко мне в руках-то держать эту мерзость.
Купавина. Сочтите по крайней мере.
Мурзавецкая. Вот, нужно очень! Не мне эти деньги, нечего мне об них и руки марать! Коли не хватит, так не меня ты обманула, а сирот; лишние найдутся, так лишний человек за твоего мужа помолится. Ты еще, пожалуй, расписку попросишь, – так не дам, матушка; не бойся, других не потребую.
Купавина. Куда ж мне их деть?
Мурзавецкая. А положи на столик, в книгу.
Купавина (положив в книгу деньги). Тетя, не пора ли нам?
Анфуса. Да я… что ж я… я вот…
Купавина (Мурзавецкой). У вашего племянника есть какая-то претензия на моего мужа, я слышала?
Мурзавецкая. А ты беспокоишься? Напрасно. Тебе какое дело, что твой муж его ограбил? Нищий, так нищий, ну, и проси милостыню да с горя по кабакам шляйся! Вот как живи, так богата будешь. Аль ты не такая? Ну, хорошо, я сама к тебе заеду, потолкуем об этом; скоро, скоро заеду.
Купавина. Так до свидания, Меропа Давыдовна.
Мурзавецкая. Прощайте, дорогие гостьи! (Смотрит на Купавину.) Добрая у тебя душа, Евлампеюшка! Дай тебе Бог счастья (шепотом), мужа хорошего! Ведь вот я как тебя люблю, словно ты мне дочь. (Анфусе.) Ишь ты, кутаешься, точно в Киев.
Купавина (в дверях). Прощайте!
Мурзавецкая (в дверях). Велите кучеру поосторожней ехать!
Анфуса. Уж мы, уж… я уж…
Купавина и Анфуса уходят. Мурзавецкая вынимает деньги из книги и считает: часть кладет в книгу, а остальные себе в карман. Садится в кресло и звонит. Входят Павлин и Глафира.
Явление двенадцатое
Мурзавецкая, Глафира, Павлин.
Павлин. Что прикажете, сударыня?
Глафира стоит подле Мурзавецкой, опустя глаза в землю.
Мурзавецкая (Павлину). Слушай хорошенько! Я передумала, надо расплатиться со всеми. Люди не ангелы, что их искушать-то. Посмотри в книге, нет ли денег.
Павлин (раскрыв книгу). Есть, сударыня.
Мурзавецкая. Возьми!
Павлин берет деньги.
Много ли мы должны?
Павлин. Без малого пятьсот рублей-с.
Мурзавецкая. А у тебя сколько?
Павлин (сосчитав). Так точно-с.
Мурзавецкая. Раздай всем. Ступай!
Павлин. Слушаю-с. В газетах надо этакие-то оказии печатать. (Уходит.)
Мурзавецкая. Глафира, я хочу дать тебе послушание.
Глафира. Приказывайте, матушка.
Мурзавецкая. Я тебя свезу сегодня к Купавиной; подружись с ней, да в душу-то к ней влезь; она женщина не хитрая; а тебя учить нечего.
Глафира. Слушаю, матушка.
Мурзавецкая. Да коли увидишь, что Мишка Лыняев обходит ее, так не давай им любезничать-то, а постарайся разбить, очерни его перед ней, – а Аполлона хвали!
Глафира. О, с удовольствием, матушка, с удовольствием.
Мурзавецкая. Да и сама-то на Лыняева глаз не закидывай! У меня для него готова невеста.
Глафира. Мои мечты другие, матушка; моя мечта – келья.
Мурзавецкая. Этот кус не по тебе.
Глафира. Я о земном не думаю.
Мурзавецкая (подняв глаза к небу). Ах, окаянная я, окаянная! (Глафире.) Глафира, я окаянная. Что ты на меня смотришь? Да, вот, я окаянная, а ты как думала? Кажется, и не замолить мне, что нынче нагрешила. Бабу малоразумную обманула, – все равно, что малого ребенка. И обедать не буду, буду поклоны класть. И ты не обедай, постись со мной! Сейчас, сейчас в образную! И ты, и ты… (Встает.)
Глафира берет ее под правую руку.
Веди меня! (Идет, как бы совсем обессилев.) Согрешила я, окаянная, согрешила.
Действие второе
Лица
Купавина.
Анфуса.
Чугунов.
Лыняев.
Мурзавецкая.
Мурзавецкий.
Глафира.
Изящно меблированная комната в усадьбе Купавиной. Дамский письменный стол со всем прибором; в глубине растворенная дверь в залу; две двери по сторонам.