Григорий Горин - Феномены
Иванов. Это что ж, профессии у вас такие?
Клягин. Зачем?.. Я, вообще-то, слесарь… шестого разряда. А Мишка, он – шофер.
Иванов (в отчаянии). Товарищи, дорогие мои! Да что же это делается?! У нас слесарей не хватает, грузовики без шоферов простаивают, а тут сидят два бугая, один спички перекатывает, а другой из-за стены смотрит!!! Ну народ! Никто работать не хочет! Так и норовят все в спортсмены, в самодеятельность. А работать-то кто будет? Работать-то кто?!
Клягин. Да подождите вы с работой! Тут поважнее дела… С космосом контакт установить не можем…
Иванов (перебивая). Ну конечно! Космос! Все в космос хотят! А на Земле кто останется? Вот один такой дурак Иванов останется и будет вкалывать…
Клягин (не слушая). Бедная Елена Петровна!.. Что ж с ней-то будет, когда узнает? Эх! Выходит, на одного Мишку теперь надежда!
Без стука открылась входная дверь, появился невысокий, угрюмого вида человек лет сорока. В руках он держал спрятанное в чехол охотничье ружье. Это – Антон.
Антон. Извините. Прохоров тут проживает?
Клягин. Тут.
Антон. А где он?
Клягин. Вышел покурить. Сейчас придет.
Антон. Что ж… Подождем!
Антон осмотрел комнату, взял стул, снял чехол с ружья и начал его собирать. Клягин и Иванов с удивлением наблюдали за его работой.
Иванов (тихо). Сумасшедший дом какой-то… (Антону.) Извините, товарищ… Вы, случайно, здесь не охотиться собираетесь?
Антон (усмехнулся). А что?
Иванов. Ничего, конечно… Но вроде бы еще сезон не открыли.
Антон. Не бойтесь! Это к вам не относится. Мне с Мишей поговорить надо!
Клягин. Ну и поговори. Ружье-то зачем?
Антон. А ружье – чтоб не только я его слушал, но и он меня!
Иванов. Простите… Вас случайно не Антоном зовут?
Антон. Антоном.
Иванов. Так!.. Теперь ясно. Мне друг ваш, Прохоров, что-то говорил про вас… По-моему, он собирался вас побить.
Антон (со вздохом). Не друг он мне, а наоборот – брат. И не побить собирается, а убить. (Достал из сумки два патрона, вложил в стволы, щелкнул затвором.)
Клягин и Иванов отшатнулись.
Клягин. Ну, ну… Ты, псих! Товарищ дорогой, поаккуратнее!
Антон. Ничего! Я с ним поговорю. Вы – свидетели, если что… Если буду стрелять, то – вынужденная самооборона! Мне так адвокат сказал: не бойся, Антон, сейчас вынужденную самооборону очень приветствуют! Я в газете читал, один методом вынужденной самообороны уже троих уложил… И ничего! Только почет и уважение!
Иванов. Да перестаньте размахивать ружьем! Не в лесу! Если вам угрожают – обратитесь в милицию.
Антон. Угрожают?! Да он четыре попытки убийства моего сотворил, а вы – «угрожают»…
Иванов. Тем более – в милицию!
Антон. И чего я там скажу?.. Что на меня весной сосулька упала? В два килограмма… Вот так, рядом пролетела… Что люстра в ресторане оборвалась и именно на мой столик грохнулась – это я, что ли, скажу?.. Говорил. Участковый до сих пор смеется… Они ж не знают способностей брата моего. А он, бандит, продолжает! Сегодня утром меня чуть «жигуленком» не задавил!
Иванов. Чей «жигуленок»?
Антон. Мой. Я его на домкрат поставил, полез под него задний мост проверить, а он – р-р-р-раз – и упал!!! Ведь на сантиметр не дотянул, гад, а то бы раздавил, моим же собственным «жигуленком» раздавил бы…
Клягин (соображая). Подожди, подожди. Ты что ж… думаешь, это – Мишка? Мыслью?..
Антон. А кто же?
Иванов. Господи, какая чушь!
Антон. А кто же?
Иванов. Да никто! Случайно! Само!
Антон. Само?! Что ж все на меня-то «само»? Почему на других «само» не падает, а на меня – все «само». То люстра, то балка, то кирпич с крыши, а теперь машина собственная… Ну нет, я этого больше терпеть не буду. Я уж и так хожу нервно дергаюсь. Я не теленок, чтоб ждать, пока меня где-нибудь в метро «само» потолком придавит! Я с Мишкой поговорю. Либо он прекратит покушения, либо я его…
Клягин. Да за что он на тебя ополчился?
Антон. Завидует! Я в жизни кое-чего добился, живу вот тут, в Москве, дом, машина… А он как был жлоб-шоферюга, так и остался! Вот и мстит!
Клягин. Да вроде он не такой парень. Непохоже…
Антон (возмущенно). Я-то лучше знаю! У кого, в конце концов, брат бандит? У вас брат бандит? Или у меня брат бандит?
Иванов. У вас, у вас брат бандит, успокойтесь!.. И все равно, стрельба – это не метод. Что за самосуд! Не в джунглях!
Клягин. Да уж. Слава богу, не на Западе живем!
Иванов. Может быть. Но не в этом суть! (Антону.) Поговорить надо спокойно! Выяснить! Товарищи! Двухтысячный год скоро, а мы как дикари все хотим «пух-пух» решить!.. Поговорить надо!
Антон. Он меня и слушать не будет.
Иванов. Ладно. Для начала я с ним поговорю… (Клягину.) Посмотрите, он не возвращается?
Клягин (вглядываясь в стену). Вроде пока не видно…
Иванов (резко). Не валяйте дурака! Выгляните и посмотрите как положено!
Клягин (обиженно). Ну вот, сразу недоверие, сразу оскорбления. (Открыл дверь, тут же закрыл, испуганно.) Идет!!! Идет!!!
Иванов (Антону). Быстро в спальню. И сидеть как мышь, чтоб ни звука! И ружьем не махать! (Клягину.) Вы тоже – в спальню!
Клягин. Я лучше здесь. Я на Мишу положительно действую…
Иванов. Зато на меня отрицательно! Идите, говорят!
Антон и Клягин скрываются в спальне. Появляется Прохоров.
(Робко.) Добрый вечер, Миша!
Прохоров. Вроде бы уже виделись.
Иванов. Действительно… Миша, ничего, что я вас – Миша? Меня можно тоже просто – Женя. Так вот, Миша, я все тут думал по поводу того, что вы думали… В смысле Антона… Может, не стоит его, а?
Прохоров (решительно). Стоит!
Иванов. В тюрьму ведь сядете.
Прохоров. Пускай!
Иванов. М-да. Дело-то, видно, серьезное… Но все равно, как же так, родного брата?.. Жалко ведь…
Прохоров (возмущенно). Ну зачем же так говорите? Когда сами все знаете!
Иванов. Спокойно! Спокойно! Я не все знаю…
Прохоров. Вы же читали мои мысли?
Иванов (замявшись). Читал… Но не до конца.
Прохоров. До какого места?
Иванов (несколько раздраженно). Не знаю, до какого места! Вы поймите, дорогой, это ведь не так-то просто. Москва – огромный город, восемь миллионов населения, и все думают. Довольно напряженно думают! Тут не дозвониться до человека, не то что до его мыслей докопаться! Я понимаю, что вы озлоблены против брата. Он мне тоже внешне несимпатичен, но что из этого?
Прохоров. Он здесь? (Рванулся к спальне.)
Иванов (перехватил его). Стой!.. Никого там нет!..
Прохоров. А где ж вы его видели?
Иванов. В голове у вас – вот где!.. Вы его образ представляли, я этот образ перехватил…
Прохоров. Ну и как он выглядит?
Иванов. Среднего роста… Брюнет… С пробором… Носик остренький. Глаза воспалены… В синем пиджачке…
Прохоров (восхищенно). Здорово!
Иванов. Стараемся как можем!..
Прохоров. А я его иногда таким хорьком представляю, не обратили внимания?
Иванов. Не обратил!
Прохоров. Нет, здорово! Вы – феномен так феномен! Если уж действительно, как Клягин предполагает, контакт с космосом готовится, то лучше всего вас послать!
Иванов (нервно). Ой! Не надо меня посылать в космос! Не надо! Мне бы вот тут с вами, на Земле, разобраться, и чтоб предприятие у меня план давало… Все! Так! Давай вернемся к брату!.. Только, знаете, кончаем этот сеанс гипноза. Вы уж, будьте добры, все по порядку.
Прохоров. Чего по порядку?
Иванов. То есть как чего?.. Не дикарь же вы в самом-то деле! Хотите убить живого человека и не можете объяснить – почему?
Прохоров. Могу!
Иванов. Ну и объясните! И не как телепату, а как нормальному гражданину. Все! Я сейчас нормальный человек! У меня в мозгу перерыв!..
Прохоров. Ну, чего рассказывать?.. Мы с братом давно расстались! Я его всегда не любил, он меня тоже… Хотя он способный! Феномен вроде меня. Тоже предметы умеет двигать. Только я от себя двигаю, а он – все к себе! Ну, не в этом соль!.. Отсудил он у нас с матерью полдома, продал их. Женился, подался в Москву. Работал здесь, говорят, хорошо зарабатывал, химичил чего-то. Но мне на все это наплевать! Понимаете… Он матери и рубля не посылал, да я б и не просил! Мы с ней вдвоем хорошо жили, славно, от него – только телеграмма на Восьмое марта, да и то не всегда. И тут, примерно полтора года назад, вдруг прикатывает. С цветами! «Мама, переезжай ко мне! Я не могу, тоскую!» И жена с ним рядом: «Анна Степановна, вы мне родной человек! Умоляю, поживите с нами!» Я заподозрил неладное, но в толк не возьму, в чем дело-то? Если б у них дети были, подумал – как няньку хотят использовать, а то ведь и детей нет. «Поедем, мама, – кричит, – пожила с одним сыном, теперь давай с другим». Мать говорит: «Антоша, не пропишут!» Он говорит: «Пропишут! Вы, мама, вдова солдата, отец под Москвой воевал». Все продумал, гадина… Понимаете, отца вспомнил!
