Еврипид - Ипполит

Входит Ипполит.

На голос твой отчаянный, отец,Я прихожу… Из-за чего он, знатьХотел бы… А!.. Что вижу?.. ТелоТвоей жены?.. Как это непонятно,Ведь я ж сейчас расстался с ней, – былаОна совсем здорова. Этот мертвыйПокой ее так странен… Как же смертьТы объяснить бы мог, отец?.. И что жеТы все молчишь? Иль думаешь бедуТомительной развеять немотою?Коль тайна жжет желанием сердца,В несчастии огонь ее живее,И ты не прав, скрывая от друзей…Нет, больше, чем друзей… свои печали.

О, суета! О, жалкий род слепцов!Нет хитростей, каких бы допытатьсяТы не сумел, упорный человек.Десятками ты их считаешь тысяч.Недостижимым для тебя одно ишьУмение осталось: научитьБезумца здраво действовать и мыслить.

Такой учитель стал бы знаменит,Свой ум в чужие головы влагая.Но, может быть, мы бросим шутки, царь:Несчастие, боюсь, мутит твой разум.

О, если бы хотя малейший знакИмели мы, но верный, чтобы другаОт недруга и лживые словаОт истинных мы сразу отличали…Два голоса пускай бы человекИмел – один, особенный, для правды,Другой – какой угодно. Ведь тогдаРазоблачить всегда бы ложь могли мы,Игралищем людей не становясь.

Иль кто-нибудь из близких пред тобойОклеветал меня? Иль и невинностьОт низости не ограждает нас?..Я с толку сбит. И странные намекиТвои, отец, измучили меня.

О, до чего ж дойдешь ты, род людской?Иль грани нет у дерзости?.. ПрепоныУ наглости?.. Рожденьем человекПриподнимай на палец только гребеньУ дерзости, чтобы отца возросХитрее сын, а внук хитрее сына,И на земле не хватит места скороПреступникам. Тогда богам придетсяВторую землю к нынешней прибавить,Чтоб место дать преступности людской.Смотрите все… Вот сын мой, опозорилОн ложе мне, – и мертвая его,Как низкого злодея, уличает.Нет, покажи родителю твой лик!Уж раз себя ты осквернить мог делом.Будь храбр и здесь. Так вот он, этот муж,Отмеченный богами, их избранник,Невинности и скромности фиал…Когда б твоим рассказам шарлатанскимПоверил я, – я не богов бы чтил,А лишь невежд в божественных одеждах.Ты чванишься, что в пищу не идетТебе ничто дышавшее, и плутниОрфеевым снабдил ты ярлыком[30].О, ты теперь свободен – к посвященнымНа праздники иди и пылью книгПророческих любовно упивайся:Ты больше не загадка. Но таких,Пожалуйста, остерегайтесь, люди,Позорное таят под благочестьемОни искусство. Это только труп…Но от того тебе теперь не легче,Из низких самый низкий. УличенТы мертвою. Ты уничтожен ею.Перед ее судом что значат клятвы,Свидетели и вся шумиха слов?Иль скажешь ты, что был ей ненавистен,Что незаконный сын, при сыновьяхЗаконных, им всегда помехой будет?Но не безумно ль было б отдаватьДыхание свое и счастье ближнихВзамен твоих страданий?.. Это ложь…Иль чувственность царит не та же, скажешь,Над нами, что над женскою душой?Мне юноши известны, что не могутНаплыва страсти выдержать, – любойСлабей они девчонки. Только полСпасает их от осужденья. Впрочем,Не лишнее ль все это? Здесь лежитСвидетель неподвижный, но надежный:Ты осужден. Немедленно покинешьТрезен. Священная земля АфинИ все моей державы страны будутОтныне для тебя закрыты. Если бТебя теперь простил я, Ипполит,И Синис бы, грабитель придорожный,Пожалуй бы, явился и сказал,Что я его убийством только хвастал,И скалы бы Скиронские[31] тогдаГрозы моей не стали больше славить.

О, счастье, ты непрочно на земле:Твои колонны гордые во прахе.

Твоей души, отец, слепая страстьИ гнев ее тяжелый оставляютГлубокий след в уме – не оттого,Чтоб был ты прав, однако. К сожаленью,Я склонности не чувствую в толпеОправдывать себя и, вероятно,В своем кругу сумел бы доказатьЯсней твою ошибку. И не так лиНередко наш страдает тонкий слухОт музыки, которой рукоплещетТолпа? Увы… Пред горшею бедойО меньшей мы позабываем. Вижу, —Завесу с уст приходится поднять.Начну с того же я, с чего искусноТы начал речь. Оставь без возраженьяЯ первые слова – и я погиб.Взгляни вокруг на землю, где ступаетТвоя нога, на солнце, что ееЖивит, и не найдешь души единойБезгрешнее моей, хотя бы тыИ спорил, царь. Богов я чтить умею,Живу среди друзей, и преступленийБегут друзья мои. И стыдно имДругих людей на злое наводитьИли самим прислуживать пороку;Высмеивать друзей, пусть налицоОни иль нет, я не умею. Тот жеДля них я друг. Ты упрекал меняВ страстях, отец, – нет, в этом я не грешен:Я брака не познал и телом чист.О нем я знаю то лишь, что услышалДа на картинах[32] видел. Да и техЯ не люблю разглядывать. ДушаСтыдливая мешает. Если скромностьВ невинности тебя не убедит,Так объясни ж, отец, каким же могЯ развратиться способом. Иль ФедраТакой уже неслыханной красы?Иль у меня была надежда с ложемНа твой престол, ты скажешь? Но ведь этоБезумие бы было, коль не глупость.Иль быть царем так сладостно для тех,Кто истинно разумен? Ой, смотри,Здоров ли ум, коли корона манит.Я первым быть меж эллинов горелНа играх лишь, а в государстве, право ж,И на втором нам месте хорошо…Средь избранных, конечно. Там досуг,Да и в глаза опасность там не смотрит,А это слаще, царь, чем твой престол.Теперь ты все уж знаешь. За себяТакого же другого, к сожаленью,Я не могу подставить, чтоб порукойТебе служил. Пред Федрою живойМне также спор заказан. Ты легко быНашел тогда виновных. А теперьХранителем клянусь тебе я клятвыИ матерью-землей, что никогдаЖены твоей не трогал, что ееЯ не желал и что о ней не думал.И пусть умру, бесславно и покрытыйПозорным именем, ни в море я,Ни на земле пускай успокоеньяИ мертвый не найду… коль это ложно…Замучена ли страхом, умерлаОт собственной руки она, не знаюИ больше говорить не смею. НоНеправая из дела вышла чистой,А чистого и правда не спасла.

Ты опроверг отлично обвиненье,И клятвою ты истину венчал.

Ну чем не волхв и не кудесник? РаньшеСрамил отца, а после гнев егоСмирением уступчивым и лживымПытается, как маг, заворожить.

Я одному, отец, теперь дивлюсь —Изгнанию. Зачем не смерти ищешь?Будь на твоем я месте, так обидчикКазнен бы был за честь моей жены.

О, это слишком мягко, сын мой. КазниНемедленной от нас себе не жди.Преступнику конец поспешный – милость.Нет, ты, вдали от родины скитаясь,Вымаливая хлеб, но будешь жить.Вот должное преступнику возмездье.

О, небо! Или срока оправдаться,Или угла покуда мне не дашь?

За Понтом бы – когда бы мог, за граньюАтлантовой. Ты мерзок мне, пойми.

Как? Без суда? Без клятвы? Без допроса?И даже без гаданий – приговор?

Письмо – твоя улика, и не нужноТут жребия. А птицы в небесахНа этот раз меня не занимают.

О боги! Уст ужели и теперьНе разрешите мне? Ведь эта клятваМне стоит жизни… Нет… я не хочу…Ведь этот грех мне не вернул бы веры.

О лицемер! Ты изведешь меня…Вон из дому без всяких промедлений!

Куда ж? О, горе! Кто ж откроет дверьИзгнаннику с таким ярмом позорным?

А как узнать? И соблазнитель женИным мужьям бывает милым гостем.

Да кто же я?.. Сжимают горло слезы.Так низко пасть пред миром, пред тобой…

Не поздно ль ты разнежился? ПокаПреступником ты не был – было плакать.

Вы, стены, камни, вы заговорите!Скажите же ему, что я невинен.

Ссылаешься ты тонко на немых

вот и еще один.

Когда бы сам я встретился с собой,Над этою бы я заплакал мукой.

Да, сам себе ты был всегда кумир;Родителей бы лучше почитал ты.

О мать моя… О, горькое рожденье,Внебрачное! Не дай бог никому.

Гей! Взять его. Вы не слыхали разве,Что приговор над ним произнесен?

Беда тому, кто до меня коснется.

Душа горит, так сам и изгоняй.

И сделаю с ослушником. НималоЕго при том, поверь, не сожалея.

Уходит.