Еврипид - Ипполит

Еврипид

Ипполит

Действующие лица

Афродита

Ипполит

Охотники

Старик слуга

Хор трезенских женщин

Кормилица

Федра

Тесей

Вестник

Артемида

Действие происходит в Трезене перед дворцом.

Пролог

Полна земля молвой о нас, и ярокИ в небесах Киприды дивной блеск,И сколько есть людей под солнцем дальнимОт Понта до Атлантовых пределов[1],Того, кто власть мою приемлет кротко,Лелею я, но если предо мнойГордиться кто задумает, тот гибнет.Таков уж род бессмертных, – что дарыИз смертных рук сердцам отрадны нашим.И правду слов я скоро здесь явлю.Из всех один меня в Трезене[2] этомТесеев сын, надменный Ипполит,Могучею рожденный Амазонкой[3]И благостным Питфеем воспоен,Последнею расславил в сонмах дивных.Он радостей и уз любви бежит,А меж богов сестры милее ФебаИ Зевсовой нет дочери ему…И с чистою среди зеленой чащиНе знает он разлуки. Своры онПо зверю там гоняет с нею рядом,Сообществом божественным почтен…Нет зависти во мне: какое делоМне до того? Но в чем передо мнойОн погрешил, за то гордец ответитСегодня же… Нависла и давноЛишь мига ждет, чтоб оборваться, кара.Когда чертог покинул он Питфея,Чтоб Элевсина таинства узреть,Священный град Афины посетил,Там юношу увидела женаЕго отца, блистающая родом;И чарами Эрота сердце в нейВ тот миг зажглось моей державной волей,И ранее, чем уезжать сюда,Влюбленная, она скалу ПалладыС той стороны, что смотрит на Трезен,Святилищем украсила Киприды,И храм ее тоскующей любвиТак и прослыл “святыней Ипполита”.Когда ж Тесей, чтобы себя омытьОт пролитой им крови Паллантидов[4],В изгнание из Аттики с женойСюда, в Трезен, свой парус направляетНа целый год – несчастная, мечтыБезумные со стонами мешая,Здесь от Эрота жала сохнуть стала.Она молчит. Из челяди никтоО тайне и не знает. Только страстиНе суждено угаснуть без следа:Отцу о ней я расскажу, Тесею,И будет нам враждебный ИпполитУбит его проклятьем. Царь глубинный,Недаром же Тесею Посейдон[5]Три посулил желания исполнить.Прославлена – но все-таки умретИ Федра. Пусть! Мне лучше, чтобы ФедраПогибла, чем, виновных поразив,Мне сердца, месть лаская, не насытить.Но вот и он, вот Ипполит, ТесеяНадменный сын… Покинув лов тяжелый,Сюда идет – я ухожу… Пора…С какою он большой, веселой свитой.Как ярко гимн их Девственной звучит,Богине их отраден, Артемиде:Не чует он, что Адовы вратаУж для него открыты… и что солнцаПоследнего он пьет теперь лучи…Исчезает.

Входит Ипполит с охотниками.

Навстречу им – старик слуга.

О, восславьте гимном, други,Золотую Дия дочь,Артемиду, нашу радость!Охотники

Дева-владычица,Радуйся, сильнаяЗевсова дочь!Чада Латоны нетВ мире прекраснее.О Артемида, намНет и милей тебя:В златом украшенныхЗалах отца боговСколько чарующих,Сколько небесных дев!Ты между них однаДевственно чистая,Солнца отраднееТы, Артемида, нам.

Прими венок, царица: в заповедномЛугу, цветы срывая, для тебяЯ вил его… На этот луг не смеетГнать коз пастух, и не касался серпТам нежных трав. Там только пчел весноюКружится рой средь девственной травы.Его росой поит сама Стыдливость.И лишь тому, кто не ученья муках,А от природы чистоту обрел[6],Срывать цветы дано рукою вольной:Для душ порочных не цветут они.Но, милая царица, для твоихВолос златисто-белых их свивалаСреди людей безгрешная рука.Один горжусь я даром – быть с тобою,Дыханьем уст с тобой меняться звучнымИ голосу внимать, лица не видя…О, если бы, как начинаю путьИ обогнув мету, все быть с тобою…

Царь!.. Для меня лишь боги господа…Готов ли ты принять совет во благо?

Конечно да. Иль мудрости, старик,Иначе мы сберечь могли бы славу?

Ты знаешь ли, что общий есть закон?

Какой закон? К чему ты речи клонишь?

Кто сух душой надменной, нам не мил.

Ты прав, старик: надменный ненавистен.

Лишь ласковый имеет дар пленять.

Он без труда друзей приобретает.

Не то же ли среди богов, что здесь?..

Раз их закон мы, смертные, приемлем…

С богинею зачем же ты так горд?

С какой? Смотри – уста на грех наводят.

С Кипридою, хранящей твой порог.

Я чту ее, но издали, как чистый.

Особенно все люди чтут ее.

Бог, дивный лишь во мраке, мне не мил.

Дитя, воздай богам, что боги любят.

Кому один, кому другой милее,И из богов, и меж людей, старик.

Умен ты, да… Дай бог, чтоб был и счастлив.

Свободны вы, товарищи! В домуНам полный стол отраден после ловли,Подумайте ж о пище – а потомВы кобылиц почистите. ВкусившиОтрадных яств – я их запречь велю,Ристалищу свободно отдаваясь.

Вам много радостей с Кипридою, старик!

Ипполит и охотники уходят.

(перед статуей Афродиты)Нет, с юных мы примера брать не будем,Коль мыслят так.С молитвою к тебе я обращаюсь,Владычица Киприда. СнизойдиТы к юности с ее кичливым сердцемИ дерзкие слова ее забудь:Нас не на то ль вы, боги, и мудрее?

Уходят.

Парод

На орхестру вступает хор трезенских женщин.

Холодна, и чиста, и светлаОт волны океана скала,Там поток, убегая с вершины,И купает и поит кувшины.Там сверкавшие покровыРаным-рано дева мыла,На хребет скалы суровой,Что лучами опалилоКолесницы дня багровой,Расстилая, их сушила:О царице вестью новойНас она остановила.

Ложу скорби судьбой отдана,Больше солнца не видит она,И ланиты с косой золотоюЗа кисейною прячет фатою.Третий день уж наступает,Но губам еще царицаНе дала и раствориться,От Деметры дивной брашна,Все неведомой томитсяМукой, бедная, и страшныйВсе Аид ей, верно, снится.

Что нам думать? Уж не Пана льГнев тебя безумит, Федра?Иль Гекаты? Иль священныхКорибантов[7]? Иль самойМатери, царицы гор?Мнится, верней: Артемиду,Лова владычицу, жертвойТы обошла нерадиво:Властвует над побережьем,И над пучиною моряИ над землею она.

Иль владыку Эрехтидов,Благородного супруга,Тайная в твоих хоромахСвязь пленила – и емуСтала неугодна ты?Иль из родимого КритаВ гавань, что гаваней прочихГостеприимнее[8], прибылВестник с посланием грустнымИ приковала царицуЧто ей печаль и мукаЗлая кручина к одру?

Жребий несчастный жен,Разве он тайна мне?Немощи робкие, сколько таится в нихМрака душевного,Сколько безумия —Носят, как мать дитя… Этот порывПрихоти немощной в сердце и мне проник.Но к Артемиде, деве небесной,Стрелы носящей, я,В родах хранящей, яГромко взывала.И Артемида мне между бессмертнымиВсех и теперь милей.

Эписодий первый

Из дворца на низком ложе выносят полулежащую Федру. С ней старая кормилица и служанки.

Вот старая няня…За ней из дворца несут сюда ложе царицы.Какая бледная! Как извелась,Как тень бровей ее растет, темнея!О, что с ней?.. Любовью тревожной полна я.

О, слабость людская, о, злые недуги!Что делать буду я? Чего мне не делать, скажите?

И светлое солнце, и чистое небо,Дитя, над твоею недужной постелью…Ты воли просила.“На воздух несите”, – рабыням твердила.Минута – и спальня нам будет милее.Желанья что волны[9]. Что тень твоя радость.Что есть – надоело, не мило, а еслиЧего мы не видим, душа загорелась:Скорее, скорее. Не лучше ль уж, право,Больною лежать, чем ходить за больной?Там тело страдает, а тут и душаТвоя изболеет, и руки устанут…Да, жизнь человека – лишь мука сплошная,Где цепи мы носим трудов и болезней.Но быть же не может, чтоб нечто милее,Чем путь этот скучный, за облаком темнымДля нас не таилось. И если мерцаньяМятежного ищем душой на земле мы,Так только затем, что иной не причастныМы жизни и глаз человека не властенПодземные тени рассеять лучами,Что лживые сказки душою играют.

Подняться хочу я… Поднять с изголовьяМне голову дайте… Нет силы… Все телоМое разломило… За белые рукиВозьмите меня вы, за слабые руки.Долой покрывало! Мне тяжко, рабыни…Пусть волосы льются и плечи оденут…

Немного терпенья, дитя, не мечисьТак дико… Собою владей, и недугТебе покорится. Ты только подумай:Ведь ты ж человек – обреченный страданью.

Мне ключ бы гремучий, студеный и чистый:Воды бы оттуда напиться… я послеВ развесистой куще б улечься хотела,Среди тополей и на зелени нежной.

Опомнись, опомнись,Не стыдно ль желанья такие безумноКидать при народе…

Оставьте… Туда я… Я в горы хочу,Где ели темнее. Где хищные сворыЗа ланью пятнистой гоняются жадно.О, ради богов…Когда бы могла я живить ее свистом,О, если бы дротик к ланите под сеньюВолос золотистых приблизить могла я…

Уж это откуда желанье, не знаю…По зверю охота – твоя ли забота?А если воды ключевой захотелось,Ходить недалеко – источник у дома,И пей себе, сколько душа твоя просит…

Туда, Артемида, царица приморья,Где кони песчаные отмели топчут!О, если б туда мне, в урочища девы,И мне четверню бы венетскую[10] в мыле.

Чего еще просит? Безумные речи!То в горы, по чаще лесистой с охотойЗа ланью гоняться… то ей на прибрежьеПодай колесницу… Гадателя надо,Чтоб бога нам назвал, которому в мыслиПришло твой рассудок с дороги обычнойУвлечь в эти дебри. Здесь вещего надо.

Несчастная! Что я? Что сделала я?Где разум? Где стыд мой? Увы мне! Проклятье!Злой демон меня поразил… Вне себя яБыла… бесновалась… Увы мне! Увы!Покрой меня, няня, родная, покрой…Мне стыдно безумных речей…О, спрячь меня! Слез не удержишь… бегут.И щеки горят от стыда… возвращатьсяК сознанью так больно, что, кажется, лучше,Когда б умереть я могла, не проснувшись.

Закрыла… Чего уж? Самой-то в могилеСкорей бы землею покрыться. Судьба ведьЗа долгие годы чему не научит…Не надо, чтоб люди так сильно друг другаЛюбили. Пусть узы свободнее будут,Чтоб можно их было стянуть и ослабить,А так вот, как я эту Федру люблю,Любить – это тяжкое бремя. На сердцеОдно, да заботы, да страхи двойные.Вот подлинно – где ты уж слишком усерден,Там много ошибок да мало утехи…Всегда я скажу: ты излишнего бойся,Все в меру – и мудрые скажут: все в меру.

Ты, старая и верная раба,Вспоившая царицу! Видим, гореКакое-то у Федры, но понять,Какой недуг у ней, – не понимаем.Душа горит твоих послушать слов.

Когда б сама я, жены, понимала…

Причину мук ты знаешь, может быть.КормилицаИ тоже нет. Она давно таится.

А как слаба она… Как извелась…

Не ослабеть… как третий день без пищи!

В безумии она?.. Иль смерти жаждет?

Конец один. Причины ж я не знаю.

На мужа я дивлюсь… Что ж смотрит муж?

Я ж говорю тебе – она таится.

Но на лице нельзя ж не видеть мук.

Да, как на грех, и муж у ней в отъезде.

Но ты? Ужель на все ты не пойдешь,Чтобы недуг ее разведать, телоИ душу ей снедающий недуг?..

Старалась уж, да никакого проку.Но рук я не сложу – смотрите всеИ помните, что господам в несчастьеЯ верная слуга…

Дитя моеЛюбимое, мы прежних лучше обеНе будем слов и помнить… Ты смягчисьИ не гляди так гневно… Я ж покинуУнылый путь, которым мрачный умДошел до слов тяжелых, и другуюРечь заведу, получше. Если тайнымНедугом ты страдаешь, эти женыТебе помогут опытом, стараньем;А если он таков, чтоб и мужамЕго открыть, – тебя врачи излечат.Что ж ты молчишь, дитя? Хоть что-нибудьСкажи, меня, коли не так сказала,Оспорь, а не оспоришь, так признай,Что я права, и поступи согласноМоим словам. Открой же губы… ДайХоть посмотреть в глаза тебе… О, горе!Вот, женщины… Вы видите? Опять.Уж я ли не старалась?.. Все напрасно:Как было, так и есть, и как тогдаБыла глуха, так и теперь не внемлет.Пойми ж ты хоть одно. К другому можешьТы равнодушней моря быть, но еслиСебя убьешь, – ведь собственных детейОтцовской ты лишаешь части этим.Я царственной наездницей клянусь,Что детям родила твоим владыку,Пусть незаконного, но с честолюбьем,Законного достойным. Ты егоОтлично знаешь, Федра… Ипполита.

Увы!

Коснулась я живого места разве?

Ты сделала мне больно… Я молю:Не повторяй мне больше это имя.

Вот видишь ты – сама ведь поняла;Так как же, рассудив, не хочешь жизниСвоей сберечь для собственных детей?

Я их люблю, детей. Но в сердце буряМне жребием ниспослана иным.

Нет на руках твоих, надеюсь, крови?

Душа во мне… душа заражена.

Иль это враг тебе какой подстроил?

О нет, мы зла друг другу не хотим;Но он убьет, и я убита буду.

Перед тобой Тесей не согрешил?

Мне перед ним не согрешить бы только.

Но что ж тебя в Аидов дом влечет?

Мой грех – тебя касаться он не может.

Конечно нет. Но ты покинешь нас…

Оставь, оставь! Зачем к руке припала?

В мольбе твоих не выпущу колен.

Тебе же мука, коль узнаешь, мука…

Нет большей мне, как Федру потерять.

Она умрет, но не бесславной смертью.

А слава в чем? Хоть это мне скажи.

Ее добуду на стезе греха.

Откройся ж нам – и слава возрастет.

Уйди, молю… Освободи мне руку…

Нет, ни за что… Молящий дара ждет.

И ты получишь этот дар молящих.

Тогда молчу… но за тобою речь…

Какой любви ты сердце отдавала[11],О мать, о мать несчастная моя!

Ты вспомнила быка иль что другое?

О, бедная, и той же рожденаДля ложа Диониса Ариадна[12]…

Опомнись, дочь… ты свой порочишь род.

Мне третьей быть добычей смерти, третьей.

О, ужас… О, куда ж ты клонишь речь?

Туда, где злой давно таится жребий.

Но в чем же он?.. Когда бы знать могла я!

О, горе мне… Когда б мои словаТы, женщина, сама сказать могла бы.

Я ж не пророк, чтоб чудом их узнать.

Ты знаешь ли, что это значит – “любит”?

Да, слаще нет, дитя, и нет больней…

Последнее – вот мой удел, родная.

Что слышу я? Ты любишь? Но кого ж?

Не знаю кто, но сын он амазонки.

Как… Ипполит?..

Он назван, но не мной.

Не может быть, дитя. Ты убиваешьПризнанием меня. Для старых плечТакое иго, жены, слишком тяжко.Проклятый день, проклятый свет очей…Нет, в омут мне… Но только эту ношуБерите прочь… На что ж и жизнь, когдаПорок возьмет насильем добродетельВлюбленную? Киприда – ты не бог,Ты больше бога. Кто б ты ни была,Но Федру и меня, и дом сгубила.

Вы слышали, подруги?Из царских губ внимали ль выНеслыханным речам, речам ужасным?О, лучше бы, о, лучше б умереть,Покуда в грудь моюТвои слова проникнуть не успели.Всем горе, всем нам горе, всем нам горе!Несчастная! Какой ужасный рокТобой владел?.. О, смертные!.. О, род,На муки обреченный! Ты погибла,Отдав лучам позор… Как этот день тебеКороткий пережить еще?..К концу идет с тобою царский дом,И больше тайны нет, куда Киприды,Тебя склоняя, воля губит,О Пасифаи дочь несчастная, о Федра!

Вы, дочери Трезена, вы красаПреддверия Пелоповой державы[13],Уже давно в безмолвии ночейЯ думою томилась: в жизни смертныхОткуда ж эта язва, что нас губит?Природа ль разума виновна в том,Что мы грешим? Не может быть: ведь многимБлагоразумье свойственно. Я такСужу: что хорошо, что нет – все этоМы знаем твердо: лишь на деле знаньеОсуществить мы медлим. Почему?Одним мешает леность, а другойНе знает даже вкуса в наслажденьеИсполненного долга. Мир – увы! —Соблазнов полн, и, если волны речиЛюдской нас не закружат, – праздность нас,За радостью гоняя, обессилит…Ты скажешь, стыд?.. Какой? Есть два стыда:Священный стыд и ложный, но тяжелый.А будь меж них светла для света грань,Они одним бы словом не писались…И вот с тех пор, как тяжким размышленьемЯ различать их научилась, нетМне более к неведенью возврата,И не могу не видеть я греха.Но я хочу с тобою проследитьРешенья ход… Когда Эрота жалоЯ в сердце ощутила, как егоПереносить, я стала думать честно…И начала с того, чтоб затаитьЕго как можно глубже. Проку малоДля нас в речах. Пусть иногда языкПоможет нам другого образумить,Но раны нет больней, чем от него.Я думала потом, что пыл безумныйОсилю добродетелью… И вот,Когда ни тайна, ни борьба к победеНе привели меня – осталась смерть.И это лучший выход. Нет, не надоМне возражать. Для славы мы хотимСвидетелей – для горя только тайны.Я знала все – недуг, его позор,И женскому я сердцу цену знала…Пускай для той проклятий будет малоСо всей земли, которая с другимВпервые обманула мужа. О,Пойти с верхов должна была зараза.Ведь если зло – игрушка знатных, развеВ толпе оно не станет божеством?Проклятие и вам, чьи скромны речи,Но чьи под кровом ночи черной дерзкиПреступные объятья… Как ониРешаются, о, пеною богиняРожденная[14], потом смотреть в глазаОбманутым мужьям? Как им не страшно,Что самый мрак их выдаст, что стенаЗаговорит[15], внимавшая лобзаньям?Я от одной бы мысли умерла,Что мужа бы могла я обесчеститьИли детей. Нет, никогда! Они,Свободные и гордые, на землюСвященную прославленных АфинВступая, нас не постыдятся вспомнить.Ведь самый дерзкий клонит, точно раб,К земле чело, когда при нем напомнятКлеймо отца иль матери позор.И если что-нибудь поспорить можетС желаньем жить, так совесть, у когоОна еще осталась… Слабодушным,Как красной девице, когда-нибудьПодносит время зеркало[16], но я,Нет, я его не буду дожидаться…

Увы! Увы! Нет в мире ничегоПрекраснее, чем добродетель: смертныхОна дарит заслуженной хвалой…

О госпожа, когда завесу с бедТы сдернула так быстро, то, конечно,В испуге я не выбирала словИ лишнее сказать могла. Но делоСовсем не так уж страшно… И всегдаНадежнее второе рассужденье.Чего-нибудь неслыханного яПокуда не узнала. АфродитыЗдесь чары несомненны. Любишь ты?Но не одна ж. Другие тоже любят.И убивать себя!.. Да разве ж всех,Кто любит иль любви готов отдаться,За это и казнить? Да польза ж в чем?Или поток Киприды остановишь?Ты уступи ему – тебя волнойОн ласково обнимет, а попробуйНадменно или нагло спорить с ним, —И что ж? Тебя не искалечит, скажешь?И в высоте эфирной, и в морскойПучине – власть Киприды, и повсюдуТворения ее. Она в сердцахРождает страсть, и все в ее кошнице[17]Мы зернами когда-то были. КтоИстории читал[18] седые свиткиИль песни разучил поэтов, знает,Как некогда Семелы царь боговБезумно ложа жаждал, как КефалаВ чертог свой Эос увлекла для ласк,Румяная. Среди богов и в небеОни живут, однако ж, и теперь,И страсти той несут покорно иго…А ты, ты будешь спорить? Если такТебе одной тяжел закон богов,То жаль тогда, что не по уговоруОсобому отец тебя родил.Что не другие над тобою богиВлачат. Или мало здесь найдетсяТаких мужей, что на грехи женыГлаза благоразумно закрывают…Я более скажу… Таких отцов,Что сыновьям не прочь в делах любовныхСпособствовать. Да умный человекИ всякий так рассудит, что дурноеНе напоказ. А жизни все равноНе вымерять, как дома. И карнизВедь не всегда положишь по заказу…Ужели же судьбы – да и какойЕще судьбы! – теченье ты осилишь…Ты – женщина[19], и если ты моглаБыть честною не реже, чем нечестной,Считай себя счастливой. Черных думОстанови ж теченье! Это людямДоступнее… А рваться одолетьБогов, дитя, – поверь мне, только гордость.Любить тебе велела Афродита…А русло мы недугу твоемуДожна найти счастливое… Есть чары,Соблазны слов… Подумаем – найдемИ от твоей болезни мы лекарство:Мужчина бы не скоро отыскал,А мы куда на выдумки горазды…

Ее слова страдальческой судьбеОтрадное сулят успокоенье,Но я несу, царица, восхищенье,Пусть горькое, но все-таки тебе…

О, злая лесть – на сладостной облавеТвоих сетей всегда обилен лов.Я не хочу отрадной неги слов,Пускай они мне говорят о славе…

Да, музыка!.. Но эти ризы словУзорные… зачем они? Ведь сердцу жЛишь Ипполита речь была б отрадна.Зачем же прямо так и не сказать?Тянуть зачем, когда вопрос поставленРешительный – о жизни? Будь самаЖеною ты разумной и спокойной,Иль думаешь: тебе бы этот шагЯ предлагать решилась… для утехи?Но речь идет о жизни… И никтоМеня, надеюсь, жены, не осудит.

О, ужас, ужас!.. Замолчишь ли ты?Иль ток речей позорных не иссякнул?..

Позорных! Пусть… Позорные словаТеперь тебе полезней благородных…Не лучше ль жизнь усилием спасти,Чем славою венчать твою могилу?

О нет! О нет, ради богов. ПраваТы, да, я знаю… Но позор не меньшеОт этого. Я цепь Эрота с честьюЕще носить хочу… Но ты ведь в безднуМеня зовешь… О нет, о нет, о нет!..

Ну, рассуди ж… Кто спорит… было б лучшеНе полюбить. А полюбила ты,Так не беда: найдем мы исцеленье.Есть у меня и средство от недугаЛюбовного – ни чести не вредит,Ни разума оно не потемняет…[20]

Питье иль мазь твое лекарство, няня?

В том пользы нет, что много будешь знать.

Но хитрости твои мне страшны… Нет лиДурного в них… Опасного чего?

Чего же ты боишься, не пойму я…

Речей твоих, чтоб о беде моейТесеев сын по ним не догадался…

И, полно… Все улажу я, дитя.Ты только будь за нас теперь, Киприда,Владычица морская… ОстальноеНе перейдет за тесный круг друзей…

Уходит во дворец.