Фридрих Дюрренматт - Собрание сочинений в пяти томах. Том 5. Пьесы и радиопьесы
Остальные. Слава Всевышнему!
Маттизон, Крехтинг, Ротман, Винне, Клоприсс и Штапраде уходят.
Бокельзон. Да будет так! Дрожи, расположенный в Вестфалии Мюнстер! (Взбирается на навозную тачку.) Иди сюда, народ! И пусть мой ораторский дар подействует на вас так же сильно, как и вид ревущего льва.
Входят котельщик Лангерман и сапожник Фризе.
Фризе. Такое чудесное утро, такой воздух — и на тебе: на земле куча покрытого пылью дерьма.
Лангерман. Lutum et pulvis.[20] Я обучался наукам.
Фризе. Вам, Лангерман, пришлось приложить усилия, чтобы стать котельщиком.
Лангерман. Я был вынужден бросить учебу, сапожник Фризе. Я слышу голоса.
Фризе. Такое нынче со многими происходит.
Лангерман. У меня в голове все время что-то есть. То ли звезда, то ли дерево с ветвями, плодами и листьями. Понятно?
Фризе. Нет!
Лангерман. От всего этого такой грохот в ушах стоит. (Настораживается.) Слышите?
Бокельзон храпит.
Фризе. Опять грохот?
Лангерман. Да нет, храп!
Фризе. Эй, стража! Тут кто-то лежит в тачке и спит.
Входит стражник.
Стражник. Этот человек подлежит аресту. Статья двадцать четвертая. Пребывание в непотребных местах. Навозная тачка именно таковым и является.
Бокельзон. Слава Всевышнему!
Лангерман. И ныне, и присно, и во веки веков!
Стражник. Вы арестованы.
Бокельзон. Люди, где я?
Фризе. Перед моим домом, у ворот Эгидия.
Бокельзон. Я хотел узнать, в каком городе?
Лангерман. И ныне, и присно, и во веки веков!
Фризе. Он сам не знает, где он.
Стражник. Вы в Вестфалии, в Мюнстере.
Бокельзон. А какой нынче год от Рождества Христова?
Стражник. Мы полагаем, что тысяча пятьсот тридцать третий.
Бокельзон. Благодарю Тебя, Господи, за то, что Ты так поступил со мной. (Простирает руки.)
Стражник. Имя?
Бокельзон. Иоганн Бокельзон.
Стражник. Происхождение?
Бокельзон. Благородное. Я внебрачный сын деревенского старосты Бокеля фон Гревенхагена.
Стражник. Откуда прибыли?
Бокельзон. Из Лейдена, что в Нидерландах.
Стражник. Профессия?
Бокельзон. Сперва я был подручным у портного, затем трактирщиком, после чего заделался владельцем небольшого, но вполне приличного публичного дома и, наконец, стал членом палаты риторов, автором нескольких шванков, после чего подался в актеры.
Лангерман. И ныне, и присно, и во веки веков!
Фризе. Актер.
Стражник. Итак, профессия: вагант.
Бокельзон. В имперских городах и в столицах Германии я исполнял роли великих героев мировой литературы и даже сыграл несколько отрывков перед самим его преосвященством епископом Минденским, Оснабрюкским и Мюнстерским в его летней резиденции Ибурге.
Стражник. Судя по вашему внешнему виду, он не взял вас к себе на службу.
Бокельзон. Когда я закончил, его преосвященство прямо-таки бросились мне на шею и, когда я исполнил роль несчастного царя Эдипа и на генеральной репетиции, воскликнул:
Горе, горе!Ах, я нечестивец! Ах, ах!Куда несут меня мои ноги?Куда ветер уносит мой голос?Куда, ах, куда занесла меня судьба? —
то с неба вдруг раздался Глас Божий, и был он преисполнен такой мощи, что вся летняя резиденция содрогнулась.
Лангерман. Vox Dei1. Я сведущ в теологии.
Бокельзон. Анабаптист! «Стань анабаптистом!» — приказал мне голос, и я снова крестился.
Стражник. Вероисповедание: анабаптист.
Бокельзон. Надеюсь, что вы также перейдете в эту веру.
Фризе. Я сапожник.
Лангерман. А я слышу грохот.
Стражник. Я вынужден арестовать вас. Закон есть закон. Вы валяетесь здесь совершенно пьяный.
Бокельзон. О нет, мой друг, я не пьян, я просто упал в обморок.
Лангерман. Aminus eum reliqui.[21] Я ведь еще и медицину изучал.
Стражник (недоверчиво). Упали в обморок?
Бокельзон. Полчаса тому назад я проповедовал на улицах Роттердама.
Стражник (строго). До Роттердама отсюда шесть дней пути.
Бокельзон. Истинно так.
Стражник. Выходит, вы за немыслимо короткое время, то есть всего лишь за несколько минут, добрались из Роттердама до Мюнстера в Вестфалии?
Бокельзон. Архангел Гавриил перенес меня.
Фризе. Перенес?
Бокельзон. И притом с такой бешеной скоростью, что мы залетели назад, в тысяча пятьсот тридцать третий год, поскольку, когда мы проповедовали на улицах Роттердама, на дворе был тысяча пятьсот тридцать четвертый год.
Лангерман. Колдовство. Фаустус[22]. Парацельс[23]. Агриппа[24]…
Бокельзон. Мы как раз парили над Мюнстером, когда архангела ослепили лучи восходящего солнца. Он высморкался, невольно разжал пальцы и уронил меня на эту тачку, где вы затем нашли меня, лежащего в обмороке.
Фризе. Разве архангелы тоже сморкаются?
Бокельзон. Это был тихий, удивительно приятный звук, несколько похожий на колокольное троезвучие. Одновременно тело архангела вздрогнуло, и он распростер руки.
Лангерман. И ныне, и присно, и во веки веков!
Стражник. Черт его знает, о чем думал архангел Гавриил, когда он именно вас доставил в Мюнстер в Вестфалии.
Бокельзон. На небесах, друг мой, сочли, что я, недостойный, пригоден для свершения великого дела. Анабаптисты избрали меня своим царем, император предложит мне свою корону, Папа Римский босой дойдет до Мюнстера, чтобы коснуться губами бахромы моей мантии, а Господь, восседая на своем священном троне высшего судьи, сделает меня повелителем Земли.
Выходят Книппердоллинк и его дочь Юдифь.
Оба они в праздничном одеянии.
Книппердоллинк. После стольких беспокойных ночей, вздохами сопутствующих раскаянию, страхом перед вечным проклятием и чувством стыда за те деяния, свершать которые меня вынуждают земное бытие и собственное дело, я очень люблю каждый день рано утром пройтись до ратуши.
Юдифь. Ты чем-то озабочен, отец.
Книппердоллинк. Не тревожься, дочь моя. После смерти твоей матери я сильно постарел, сделался лжив и стал предаваться бесплодным мечтаниям.
Бокельзон. Привет тебе, лютеранин, проявляющий снисхождение к себе самому и посему прогуливающийся в дорогих мехах, с золотой цепью на животе и под руку с целомудренной, упитанной дочерью.
Книппердоллинк. Кто этот человек?
Стражник. Актер.
Юдифь. Пойдем, отец.
Книппердоллинк. Он весь в лохмотьях.
Стражник. Он утверждает, что является великим апостолом анабаптистов, а сюда его доставил ангел.
Книппердоллинк. Почему ты издеваешься надо мной, анабаптист?
Бокельзон. А почему ты преследуешь меня, бургомистр?
Книппердоллинк. Я не преследую анабаптистов, я просто терплю их.
Бокельзон. Ах, если бы ты был холодным или горячим! Но поскольку ты только еле теплый, Господь велит мне выплюнуть тебя.
Книппердоллинк. Что ты хочешь от меня?
Бокельзон. Я хочу твоего хлеба и вина. Я хочу одеть свое тело и получить кровать и спокойно уснуть. Я хочу также, чтобы ты поделился со мной золотом и властью.
Книппердоллинк. Ты требуешь слишком многого.
Бокельзон. Но предлагаю в обмен гораздо больше.
Книппердоллинк. Что именно?
Бокельзон. А если я обеспечу тебе спасение души?
Молчание.
Книппердоллинк. Я дам тебе все, что ты требуешь. Я приму тебя как короля. Пойдем, дитя мое.
Книппердоллинк и его дочь уходят.
Бокельзон. И что теперь?
Лангерман. И ныне, и присно, и во веки веков.
Фризе. Вас пригласили.
Бокельзон. Итак, я приступил к завоеванию господства над миром.
Стражник. Я не стану арестовывать вашу милость.
Бокельзон. Еще очень рано, мои хорошие, — я попрошу отодвинуть тачку в тень и дать мне возможность еще немного поспать.
Стражник. Слушаюсь, ваша милость. (Выталкивает тачку со сцены.)
