Иван Буковчан - Антология современной словацкой драматургии

ЛЮЦИФЕР (разражается жутким смехом, все в ужасе отступают). У меня был план. Этот… человек, врач, не дал мне его осуществить. Ну да ладно. У меня есть и другие дела помимо возни с женщинами. У меня в аду их полно. Мои планы иные, более грандиозные. Я уже вывел формулу для сотворения нового мира. Я создам новый мир, основанный на разуме и логике. В этом мире не будет дураков и идиотов. Я не потерплю в новом мире тунеядцев. Кто не работает — того я уничтожу. И никакого сострадания. Ваш мир прогнил из-за избытка сострадания. Все вы жалеете друг друга, уступаете слабым, а потом еще и терзаетесь муками совести, потому что ваше сострадание недостаточно велико. А оно очень легко может превратиться в ненависть. Такова ваша природа. Вы очень далеки от совершенства. И не идете ни в какое сравнение с моими сотрудниками. Даже вот этого (указывает на Реула) разжалобила женщина, так что мне пришлось изгнать его из моего рая. Ад — вовсе не плохое место. Оно здоровое. Вы привыкнете к нему, там порядок, чистота и стабильность. (Подает на прощание руку Реулу и Зите и уходит.)

ДИРЕКТРИСА. Кто это был?

ФРАНТИШЕК. Он. Масштабная личность. Незаурядная. Пойду за ним. (Уходит.)

ЙОЖО. Я тоже. Пойду. (Уходит.)

ВИНЦО. Такой человек нам нужен. Хорошо говорил. (Уходит.)

ДИРЕКТРИСА (санитарам). Пойдемте. Пойдемте за ними, хватит с меня этой вони в учреждениях и больницах. (Уходят.)

ЗИТА. Не может быть! Это был сам Дьявол? И рога у него!

РЕУЛ. Конец игре. Я — человек. У меня есть сердце и ты. Я не хочу жить в его раю. Вот мой рай.

ЗИТА. Без креста человек — бездомный странник.

Входит НАСТОЯЩИЙ АРХАНГЕЛ ГАВРИИЛ с двумя АНГЕЛАМИ.

НАСТОЯЩИЙ АРХАНГЕЛ ГАВРИИЛ. Еще минуту терпения, уважаемая публика, я должен вручить эти медали. Они не за смелость или отвагу, не за научные или спортивные достижения, а за чистое сердце. (Подает знак ангелам, чтобы они вручили медали.) А теперь прослушайте меморандум о награждении медалями. (Подходит к самому краю сцены.)

Мои стихи будут немного дидактичны,Как и пьеса, которую вы только что видели.Сатана там звался ЛюциферомИ был нестрашным, даже мне понравился,Сатана тоже был когда-то ангелом,Сам себя назвал Ангелом Света.У трона Божьего держался будто прокурор,Был доносчиком и палачом — одновременно.Любил губить несчастные души грешников,Под предлогом того, конечно, что главное — справедливость.Мучил людей различными трюками и уловками,Словно Иова из Библии, праведного человека,И злорадствовал над каждым разбитым сердцем.Насмехался над Богом за Его спиной после каждого своего беззакония,Искушал даже Иисуса в пустыне,Предлагал ему все царства мира со славой их,Если Иисус выскажет в адрес Бога критику.Забыл Сатана, что Бог — отец ИисусаИ может дать ему все царства безо всякой критики.Люцифер не поймет никогда, что любовь — это не конкурс.Из одних лишь соображений престижа послал он в мир Реула,Чтобы тот раскрутил партию сложной игры.В итоге он забрал бы измученную женщину в адИ твердил бы, что все ей прощаетИ что он тем самым — больше, чем Бог, который не можетВсё простить и плохих накажет.Сами вы видели, что его рай притягивает плохих.Трое отцов отказались от своих детей,Ввергли их в учреждение где-то на периферии,А когда по милости Божьей пани ЗитаХотела загладить их невежество и сама стать им матерью,Отцы ее возненавидели и ищут разные пути,Чтобы этот росток Божьей милости из ее души выклевать.Они пошли за ним, ни Бог их не гнал, ни даже Сатана.Ведь ад себе сотворили и выстроили люди сами,А Сатане там очень нравится.Дорогие мои, медали, которые я вручил,Сделаны не из золота или платины,Они из глины, из земли, замешенной на Божьей слюне,Из земли, что течет вместе с вашей кровью, из неё Бог создал вас.Это святая материя, у вас ее полно, и на ней однаждыС Божьей помощью вы создадите рай и обретете жизнь вечную.Ведь и у нас на небе скуки нет,Мы веселы и свежи, и каждый день — иной.Пошли.

ГАВРИИЛ дает АНГЕЛАМ знак, они выходят, хотя лучше, если бы они вылетели из окна в сад.

ЗИТА и РЕУЛ машут им, глядя в небо.

Конец.

Станислав Штепка

Десять заповедей

1

Я есть Господь Бог твой,

да не будет у тебя иных богов, кроме меня,

коим бы ты поклонялся.

АНГЕЛ. Был оживленный день на границе весны и лета, собственно говоря, — не такой уж и оживленный. Штефан надел новые кеды, которые были ему немного малы. А точнее — не немного. Но они нравились ему, поэтому он их и надел. А кроме того, он получил их бесплатно. Дорогой до «Истрополиса»[55] разносятся, сказал себе Штефан. Но кеды этого, вероятно, не слышали. Штефану семьдесят пять, и он ходит на службу в «Истрополис». Двенадцать часов он будет сидеть на проходной: с шести вечера до шести утра. Потом его сменит Кодай. Когда-то он был военным — офицером. У него был четкий шаг, и многие его боялись. Сегодня его никто не боится, и ему жмут кеды, которые подарил внук, потому что и ему они тоже жали. В шесть часов начнется его служба. Он снимет свое пальто, проверит ключи, включит телевизор. Иногда он засыпает прямо во время теленовостей. А иногда он их досматривает. Штефан любит поспать. Уточним — в десять он уже спит. И поднимает его только утренняя служба. Завтра это будет Кодай. Перед костелом, на Шпитальской улице, на узеньких ступеньках сидит знакомый нищий.

НИЩИЙ. Подайте, пожалуйста, пятьдесят крон… на супчик.

ШТЕФАН. У меня только сорок девять!

АНГЕЛ. Штефан не любит нищих и костелы.

ШТЕФАН. Это мошенники, они изображают из себя бедняков, а после вечером идут с этими монетами к автоматам. И священники точно такие же. Днем рассуждают о рае и аде, а ночью появляются в отеле «Перуджия» в гражданской одежде и с девочками. В пятидесятых годах я был среди первых, кто покончил с Богом. Кто-нибудь видел Бога? Не видел. Я верю только тому, что вижу. И этот вопрос для меня раз и навсегда закрыт. Кто-нибудь видел Бога? Не видел. С этой своей простой теорией я продвинулся из Прешова до самого Табора. Интересно, что за все эти годы никому это не пришло в голову. Нет, нищих при социализме не было. Кто-нибудь видел тогда нищего? Не видел. Мы это смогли, мы, коммунисты. А как над нами насмехались эти герои. Еще два года назад каждый боялся признаться, что был коммунистом. Но не я. Я всегда был непреклонен — честен и прямолинеен. Может, поэтому в коллективе меня недолюбливали. Но таков удел истинного коммуниста — быть предводителем, бороться за правду, идти впереди, расшибая лоб. Мы начали потихоньку бояться за наши достижения. Сто тысяч квартир, новые заводы, школы, больницы. Мы разрушили старое, построили новое. Солнечные квартиры, пионерские лагеря. А сегодня я боюсь заболеть, так как у меня нет денег на лекарства. Крутом отребье, строящее из себя демократов. Подождите, вы еще приползете на коленях и будете плакать. А мы вас хорошенько погоним метлой! И монашек тоже. Ага, вон как высовываются. Когда-то были рады прогуливаться по углам больниц, а теперь нормально, просто так, ходят по улицам.

АНГЕЛ. Это случилось возле Двух львов[56]. К Штефану неожиданно подошла девушка с приятной улыбкой, одетая в легкое летнее платье. Добрый день. Я ваш ангел-хранитель. Я хочу только сказать, что вам необходимо что-то сделать с собой. Выучить десять заповедей Божьих. Начать вот с этой, первой: Я есть Господь Бог твой… Я уже давно хотел вам об этом сказать, но не предоставлялся такой удобный случай, как сегодня.

ШТЕФАН. Ангел? Потешайтесь над другими, а не над пожилым человеком!

АНГЕЛ. Пока есть время, вы должны что-то сделать с собой. А у вас этого времени не так уж и много, поверьте. Полчаса? Я знаю, что говорю. Вы не верили, пока не видели. Сейчас вы видите — и не верите? Штефан, вы верите в Бога?

ШТЕФАН. Ну, еще чего! Моим единственным богом всегда была и остается коммунистическая идея.