Гусиное перо - Семён Львович Лунгин
Гимназистка поймала котенка и водворила его на место.
Г и м н а з и с т к а. Дедушка-дедушка, а вот котик…
Дед затих.
Е л е н а М и х а й л о в н а. Что вы, я не могу. Это для меня непосильно.
М а ш а. Вам-то не по силам! Вы же были у Казанского, вы не можете не понимать…
М а т ь. Ничего она не может понимать. Хватит с нас этой кошмарной недели!.. Леночка, ну, скажи сама… Умоляю тебя, Леночка!
Е л е н а М и х а й л о в н а (после паузы). Я вынуждена просить прощения. Не думайте дурно обо мне, но меня ждет ученица… (Ушла.)
М а т ь. Мы полностью разделяем ваши стремления, госпожа Коленкина. Но я уверена, что вы найдете другого. Там же их было около сотни, этих несчастных. Я уверена, что кто-нибудь откликнется на ваш призыв. И не судите нас строго. Леночка в таком нервическом потрясении…
М а ш а. Прощайте. (Ушла.)
Г и м н а з и с т (стукнул кулаком по столу). Какой позор!..
Д е д. Ба-бах!.. Мортира четвертого калибра, шрапнелью, пали!.. Ба-бах!..
П р и с т а в. Оригинальный жанр!.. Борьба нанайских мальчиков!..
На авансцену выкатываются сцепившиеся в борьбе д в а к а р л и к а. Они вскакивают на ноги и подножками, подсечками пытаются свалить друг друга. На правой игровой площадке в кресле — Л о п у х и н. Над ним табличка: «Прокурор судебной палаты А. А. Лопухин». На левой площадке — К е с с е л ь. Над ним табличка: «Товарищ прокурора К. И. Кессель». Они говорят, глядя прямо перед собой.
Л о п у х и н (сдерживая раздражение). Видит бог, Константин Иванович, ума не приложу — почему вы отпустили этого купчика. Безупречной стройности доказательство связи Боголюбова и Засулич. Эпизод первый. Казанский собор. Драка. Дерется Боголюбов, дерется купчик. А может, они и раньше были знакомы. Эпизод второй. Боголюбов сводит купчика с Засулич. Перевод возбуждающей умы книги.
К е с с е л ь. «Нана» Эмиля Золя.
Л о п у х и н. Перевод и оригинал сожжены. Факт перевода установлен. И здесь уже вопрос интерпретации. Эпизод третий. Купчик дает деньги, Засулич покупает револьвер… Диву даешься, Константин Иванович, почему вы отбросили такую безупречную версию!..
П р и с т а в (увлеченно наблюдающий за нанайской борьбой). Ну-ка, ну-ка, синенький!.. Толкани-ка желтенького!..
К е с с е л ь. Осмелюсь возразить, Александр Алексеевич. Прокурор должен поступить так, как Геркулес в мифе об Антее. Как известно, Антей был неодолим, когда касался ногами почвы, которая и давала ему чудодейственную силу. Геркулес оторвал Антея от почвы, поднял его в воздух и там задушил. Не является ли в деле Засулич Антеевой почвой экзекуция Боголюбова? Эта почва и дает силу Александрову. Надо оторвать защиту от этой почвы, поднять спор на высоту общих, государственных соображений: нарисовать картину общества, где царствует самосуд и где от ума, а следовательно, и от глупости каждого частного человека зависит признать другое лицо виновным и привести над ним свой произвольный, узкий, подсказанный озлоблением приговор. На этой высоте должен укрепиться прокурор и, увлекши защиту за собой в эту область, разбить ее оружием здравого смысла.
П р и с т а в (дерущимся). Ловко!.. А ты, желтенький? Подсеки, подсеки синенького!..
Л о п у х и н. Обсуждение этих высоких материй дурно отразится на умонастроении общества. А забота о нем — не есть ли наш наипервейший долг, Константин Иванович?..
П р и с т а в.
Кажись, борьба
На жизнь, на смерть идет,
То правый верх берет,
то левый верх берет.
Но не ищите в этом споре правды:
Здесь левых нет,
Здесь оба только правы.
Еще бы не так! Ведь оба-два борца
Две ипостаси одного лица.
А к т е р, изображавший нанайских мальчиков, встает и раскланивается.
А ну, прочь отсюда, комедиант!.. Суд продолжается.
Появилась Маша и сделала знак Александрову.
А л е к с а н д р о в (облегченно вздохнул и встал). Я прошу суд допросить свидетеля Голоушева.
К о н и. Свидетель Голоушев.
П р и с т а в (в кулисы). Свидетель Голоушев!
Г о л о у ш е в поднялся на свидетельскую трибуну.
К о н и. Ваше имя, звание и род занятий?
Г о л о у ш е в. Голоушев Сергей, мещанин, студент Петербургского университета.
К о н и. Что вы можете показать по делу о покушении Засулич на генерала Трепова?
Г о л о у ш е в. О покушении, собственно, я ничего показать не могу.
Лицо Александрова приняло страдальческое выражение. Он напоминал сейчас гимназиста, который хотя и сидит на первой скамье, но не может подсказать товарищу, завалившемуся у доски.
К е с с е л ь. Категорически возражаю! Согласно статьям 575 и 576 Устава уголовного судопроизводства, свидетелем может считаться только такое лицо, которое может что-либо показать по данному делу. В противном случае он является свидетелем не по данному делу, а по какому-то другому, не известному ни суду, ни сторонам, участвующим в данном деле.
Кони с согласием кивнул. Кивнули и пузыри.
К о н и. Повторяю. Можете ли вы что-либо показать по делу о покушении Засулич на генерала Трепова?
Г о л о у ш е в. Да. Могу. 13 июля, отбывая срок тюремного наказания за участие в студенческой демонстрации у Казанского собора, я присутствовал при событии, которое явилось причиной покушения Засулич на генерала Трепова.
Александров с облегчением провел ладонью по лбу.
Представьте себе, господа судьи и господа присяжные, отвратительное тюремное здание с душными, лишенными света камерами, в которых томятся до двухсот политических арестантов…
П р и с т а в. Стоп!..
И суд замер.
Волшебный фонарь сюда!
Д в о е с л у ж и т е л е й внесли волшебный фонарь с керосиновой лампой, и на экране над судом в полной тишине быстро, сменяя друг друга, стали возникать изображения диапозитивов: «№ 1. Зданіе тюрьмы». «№ 2. Тюремный дворъ». «№ 3. Арестанты на прогулкѣ». «№ 4. Обѣдъ арестантовъ». «№ 5. Подготовка къ экзекуціи». «№ 6. Позорная скамья». «№ 7. Тюремщики мочатъ розги». «№ 8. Наказуемаго привязываютъ къ скамьѣ». «№ 9. Экзекуція».
«А-а-а!..» — мужской крик. И сотни голосов подхватывают этот крик. Тишина. Свет.
Г о л о у ш е в. То был не стон физической боли, то был мучительный стон удушенного, униженного, поруганного, раздавленного человека! Вот все, что я могу показать по делу Засулич.
Тишина. Присяжные сидят, понурив головы.
К о н и (приставу). Душно. Распорядитесь, чтоб открыли окна.
Ветер, ворвавшийся в зал, вместе со свежестью принес с улицы какой-то гул. Дзинь-дзинь! — ударил о пол пристав. Вера встала.
В е р а. Мне показалось, что такое постыдное дело не может, не должно закончиться ничем, не может пройти бесследно…
На окне появился С а м о х и н, забравшийся, видимо, по водосточной трубе.
Толпа на улице загудела.
В е р а. Я ждала, не отзовется ли оно хоть чем-нибудь, но все молчало, в печати не появилось больше ни слова, и ничто не мешало Трепову или кому-либо другому столь же сильному опять производить такие же расправы. Тогда я решилась ценой собственной гибели доказать, что, ругаясь над человеческой личностью, нельзя быть
