Фридрих Дюрренматт - Собрание сочинений в пяти томах. Том 5. Пьесы и радиопьесы
Швиттер. Всё сначала?
Шлаттер. Иной возможности реабилитироваться у меня нет. За вашим случаем — и мною — коллеги давно следят. Если я не представлю безупречных доказательств, что вы умирали дважды, я больше никогда не обрету источник существования у недоразвитых.
Швиттер. Это становится все неприличнее.
Шлаттер. Пошли, быстро!
Швиттер. Чтобы снова мучить меня!
Шлаттер. Чтобы наконец вылечить вас! (Присаживается к Швиттеру на кровать. Отеческим тоном.) Окончательно. И не стройте иллюзий! Вашему общему состоянию можно петь дифирамбы, но в остальном!.. Желудок вам надо удалить, это я всегда говорил. И когда пищевод будет напрямую соединен с тонкой кишкой, это даст не только немедленное, но и длительное улучшение в пределах возможного. Кураж, почтенный мэтр, главное сейчас — не отступать. Даже я настроен оптимистически.
Молчание.
Швиттер. Нет.
Шлаттер. Швиттер!
Швиттер. Я не хочу снова надеяться.
Шлаттер. Боже ты мой, да вы вправе надеяться.
Швиттер. Сыт надеждами. Плевал я на них.
Молчание.
Шлаттер. Это значит… (Встает.) Высокочтимый мэтр, я поражен. Вы отказываетесь меня сопровождать?
Швиттер. Оставьте меня! (Накрывается одеялом.)
Шлаттер. У меня мурашки забегали по спине. Я борюсь за вашу жизнь, а вы предаете меня.
Швиттер. Это вы предаете меня.
Шлаттер. Господин Швиттер… (Идет к креслу.) Вы не смеете меня выпроваживать.
Швиттер. Убирайтесь вон!
Шлаттер. Я врач. Я утратил доверие своих пациентов. Дайте мне еще один шанс!
Швиттер. У нас обоих нет больше никаких шансов.
Шлаттер. Вы меня уничтожаете.
Швиттер. Возможно.
Шлаттер. Такого унижения я не перенесу.
Швиттер. Пожалуй.
Шлаттер. Я покончу с собой.
Швиттер. Вашему эгоизму нет предела.
Шлаттер. Умоляю вас.
Швиттер. В предсмертные минуты я не хотел бы видеть вашу рожу.
Молчание.
Шлаттер. Ваша гонка за смертью угробит и меня.
В дверях появляется госпожа Номзен, толстая, грубоватая, в темном платье и шляпе, с белыми гвоздиками в руке.
Госпожа Номзен. Великий Боже!
Швиттер. Кого там еще принесло?
Госпожа Номзен. Господин Швиттер, сам! Совсем растерялась! Вот уж не ожидала. Извиняйте, господа, я присяду, я старая женщина, пора на кладбище, давно пора, еле по лестнице взобралась, и сразу такой расплох… (Ковыляет к стулу.) Люблю на жестком сидеть, в отеле «Бельвю» тоже не на мягком сижу. (Садится.) Я там заведующая туалетом, господин Швиттер, и потому знаю вас. Со своего места я слежу и за дамской комнатой и за мужской. Ох, ноги как распухли, Боже ты мой. (Растирает ноги.)
Шлаттер. Это конец. (Шатаясь, уходит.)
Госпожа Номзен. А, профессор Шлаттер. Его тоже знаю.
Швиттер. Вон отсюда, не то силой выброшу!
Госпожа Номзен. Я принесла цветы.
Швиттер. Не нуждаюсь.
Госпожа Номзен. Возьмите, не стесняйтесь. Мне знакомый могильщик принес, он их свеженькие прямо из гробов тырит. Думала, положу их на ваш смертный одр, господин Швиттер, мне нравится смотреть на покойников, но вы же вовсе не померли. Наоборот. Выглядите как новорожденный. Пышете здоровьем — так будет правильнее. Когда я в последний раз вас видела в «Бельвю», вы казались бледным и отекшим — правда, там, конечно, освещение слабоватое… Прошу. (С неудовольствием протягивает ему цветы.)
Швиттер (сердито). Не допускаю, что вы пришли как поклонница моих сочинений.
Госпожа Номзен. И как поклонница, господин Швиттер, тоже. Я, когда удается, смотрю спектакли в народном парке и ваши пьесы нахожу очень талантливыми.
Швиттер (грубо). Бросьте вашу зелень на венки и уходите.
Она кладет цветы на кровать.
Госпожа Номзен. Я — фрау Номзен, Вильгельмина Номзен. Мать Ольги. Вы — мой зять.
Швиттер. Малышка никогда мне о вас не рассказывала.
Госпожа Номзен. Надеюсь. Я ей это строго запретила. Мать, заведующая туалетом, испортила бы ей карьеру. Мужчины в этом вопросе чувствительны. Ну а лауреат Нобелевской премии… нет, господин Швиттер, такое было бы для вас непосильно, я любовалась вами тайком, издали… Да, у вас сейчас роскошный вид, просто диву даюсь. А Ольга считала, что вы помираете.
Швиттер. Вы глубоко ошибаетесь. (Приподнимается.) Если хотите исполнить последнюю просьбу умирающего, зажгите свечи, прежде чем уйдете, и опустите шторы!
Госпожа Номзен. Охотно, господин Швиттер, охотно. Но вот подняться сейчас со стула, господин Швиттер, — нет, не встану. Я старая, больная женщина, вы же видели, как я пыхтела. (Тяжело дышит.)
Швиттер. Ну ладно. Тогда я сам себе окажу последнюю любезность. (Встает, опускает шторы, направляется к свечам.)
Госпожа Номзен. Я пришла, господин Швиттер, вот по какой причине: Ольга умерла.
Молчание.
Швиттер. Ольга?
Он зажигает свечи. У мастерской снова торжественный вид.
Госпожа Номзен (деловито). Девочка приняла у меня на квартире яд. У нее был знакомый аптекарь, еще до брака с вами, понятно.
Швиттер медленно садится на край кровати.
Швиттер. Вот уж не ожидал.
Госпожа Номзен. Видимо, она сразу умерла. В ее сумочке я нашла адрес этой мастерской.
Швиттер. Мне очень жаль, госпожа…
Госпожа Номзен. Номзен. Мой отец был французом, звали его де… де… в общем, по-французски, а отец Ольги тоже был французом, только фамилию его я не помню, как и фамилии отцов Инги и Вальдемара, у меня ведь еще двое детей. Настоящая-то семья получится лишь от одного роду, без всяких там фантазий с примесями. (Тяжело дышит.) Сердце барахлит. Да, конечно, воздух в «Бельвю» не идеальный, несмотря на кондиционер. Захиреешь. (Открывает сумку.) Не беспокойтесь! Приму сейчас таблетку.
Швиттер. Разумеется. (Уходит в глубину сцены, возвращается со стаканом воды.) Пожалуйста.
Госпожа Номзен принимает таблетку и запивает ее.
Госпожа Номзен. Ингу вы тоже знаете.
Швиттер. Не помню. Вряд ли.
Госпожа Номзен. Она выступает под именем Инге фон Бюлов.
Швиттер. Припоминаю смутно.
Госпожа Номзен. Вы смутно припоминаете не ее — имя, а ее великолепные груди. Инга — артистка стриптиза, у нее мировая известность. Вольдемар тоже хорошо сложен. Он был милый мальчик, немного тихий и мечтательный, но ведь и я была в детстве такой же. Я особенно заботилась о его воспитании, семилетка, коммерческое училище. А потом он работал в фирме «Хефлингер и компания» и растратил чужие деньги. Вообще-то я ничего не имею против уголовных, моя мать была с ними связана, да и отец тоже, но для этого не требуется образования, хватит здравого смысла. Образованность нужна, чтобы с меньшим риском проворачивать большие дела, для которых уголовники жидковаты. Ладно. Замнем. Четыре года скоро отсидит. В сентябре. В армию ему идти не надо, туда, к счастью, бывших арестантов не берут.
Швиттер. Добрейшая госпожа Момзен…
Госпожа Номзен. Номзен, а не Момзен. Чудно! Многие называют меня Момзен. Директор «Бельвю» тоже всегда говорит Момзен. Он частенько забредает ко мне вниз, хотя у него есть приватные удобства… ох, Господи, спина… Сидячая жизнь, сквозняки, сырость… Правда, в «Бельвю» внизу все изолировано, да оттого, что вечно воду спускают, любое гигиеническое помещение сыреет… Пересяду-ка я в кресло. (Устало поднимается, Швиттер тоже.)
Швиттер. Вам помочь?
Госпожа Номзен. Не стоит. Вы лауреат Нобелевской премии, а я уборщица в сортире — между нами пропасть, так что лучше сохранять дистанцию. (Ковыляет к креслу, садится, тяжело дыша, складывает руки, закрывает глаза.)
Швиттер. Вам свечи не мешают?
Госпожа Номзен. Пусть горят! Освещение как в туалете «Бельвю» до ремонта.
Швиттер. Душно.
Госпожа Номзен. Меня знобит.
Швиттер укрывает ей ноги своей шубой, берет с кровати подушку, подкладывает ей под спину, букет гвоздик ставит в графин на столе.
