Вальсингамские девы - Анна Морион
Глава 23
Прошло три дня с отъезда Кристин в Лондон, и Глоуфорды получили от нее пространное письмо с подробным изложением событий ее поездки и устройства в городе. Так как многие крестьяне были привязаны к Глоуфордам и любили сестер, они уговорили Кэтрин прочитать письмо Кристин и им. И, сев на лугу, полукругом вокруг Кейт, любопытные вальсингамцы принялись внимательно слушать новости о средней дочери покойного пастора Глоуфорда, которые звонким голосом читала вслух Кэтрин.
– «Здравствуйте, милые мои Кейт и Кэсси! Вас нет со мной всего пару дней, а я уже скучаю по вам и по всем вальсингамцам. Пишу это письмо сейчас, когда, наконец, выдалась свободная минутка.
Когда мы ехали в Лондон, меня сковывала жуткая усталость, и я с трудом справлялась с ней, но милый Генри поддерживал меня и рассказывал о том, что Лондон – это город, почти не имеющий границ, и что любой желающий трудолюбивый человек может найти в нем работу, что, конечно, несказанно обрадовало меня…»
Крестьяне и Кэсси мало разумели довольно высокопарный слог Кристин (ведь все они были малограмотны и разговаривали просто, по-деревенски), но с восторгом вникали в те фразы, которые были понятны им.
– «…По пути я вспомнила, что забыла дома свою музыкальную шкатулку, ту, что подарила мне в детстве мама, а Генри сказал, что купит мне тысячу таких же, только новых. Но все же, эта шкатулка – память о маме, и я обязательно заберу ее, когда приеду в Вальсингам навестить вас.
Когда мы приехали в Лондон, Генри представил меня своей хозяйке и замолвил за меня слово, и, благодаря тому, что мой жених на хорошем счету, дама дала мне место помощницы на кухне в своем доме. Дом моей хозяйки – фрау Гольдберг (она немка, и желает, чтобы ее называли фрау, а не миссис), очень большой и красивый, почти такой же, как Риверсхольд: все здесь дорогое, начищенное и блестящее. Пол сделан из какого-то неведомого мне материала, но, на вид, очень дорогой, и я безумно боюсь испачкать или, не дай Боже, испортить его. Девочки на кухне отнеслись ко мне дружелюбно, ведь они сами – такие же простые девушки, как и я. Я чищу овощи и рыбу, выношу помои, мою и убираю кухню. Мне очень тяжело, но я стараюсь быть полезной и вскоре привыкну к своей работе. Меня радует мысль о том, что за мой труд мне хорошо заплатят и что все в доме, включая господ, хорошо ко мне относятся и стараются поддержать словом, помощью и хорошим советом.
Как я уже упоминала, дом фрау Гольдберг – очень большой и красивый, и у Генри в нем есть своя комната, довольно тесная для нас двоих, но мне нравится, так как здесь есть удобная, почти новая мебель! Конечно, пока мы с Генри не связаны узами брака, я сплю на его кровати, а он – на полу. Генри очень уважает меня и мои принципы, никогда не выходит за рамки приличия, и всегда покидает комнату, когда мне нужно сменить одежду».
– Какой порядочный! – воскликнула одна из крестьянок, а другие поддержали ее подобными репликами, расхваливая жениха Кристин.
– Не перебивайте, прошу вас, – терпеливо попросила их Кэтрин.
– Прости! – отозвались женщины, и тут же вновь воцарилось молчание.
– «У нас есть своя посуда, а вчера Генри купил для меня новое городское платье и туфли, и мы гуляли по Лондону. Этот город такой необъятный! У меня нет слов, чтобы описать, насколько он велик и роскошен! Здесь повсюду высокие здания, фонтаны, красивые дома и дороги, покрытые ровными плоскими камнями. А еще я видела королевский дворец: в нем живет наш король со своей семьей, и его охраняют высокие мужчины, одетые в странную яркую одежду, а в руках у них – самое настоящее оружие! Как сказал мне Генри, в этот дворец и мышь не проскользнет. Однако мне страшно выходить на улицу одной: здесь так много людей, что я теряюсь, когда получаю приказ выйти в лавку. Здесь не только многолюдно, но и сотни лошадей, больших повозок, экипажей (в них ездят богачи), кэбы. Генри возит по Лондону нашу хозяйку и ее детей на очень красивой и большой карете (она так блестит на солнце!), и лошади у него просто восхитительные! Такие лоснящиеся и откормленные!
Но теперь я опишу вам городских женщин – они очень отличаются от нас, крестьянок. Здесь все девушки, даже бедные, носят городское платье из хорошего материала, и туфли у них совсем не так разбиты, как у нас, в деревне. И у меня теперь есть такие же! Богатые женщины одеваются празднично даже в будние дни и носят странные шляпы и перчатки, а девушки победнее носят белоснежные чепцы и передники. Как только я получу первую зарплату, куплю два новых платья и пришлю их вам. Генри говорит, что, как только мы устроимся, то пригласим вас к нам. Ну, а теперь я должна бежать – меня ждет работа. Кейт, напиши мне о том, что происходит дома. Это мой адрес, так что, пиши на него!
До свидания, мои родные! Люблю вас!
Ваша Кристин».
Кэтрин закончила читать письмо и глубоко вздохнула: это был вздох облегчения и радости тому, что ее сестра хорошо устроилась и что рядом с ней был Генри – хороший, надежный парень, который защитит ее от неприятностей и нехороших людей.
– У нас будут новые платья? – радостно воскликнула Кэсси, уловив из всего, что написала Кристин, только эту новость.
– Да, милая, но еще совсем нескоро, – с улыбкой ответила ей Кейт.
– Кристин такая умница! Вы должны гордиться своей сестрой! – сказала одна из молодых подружек Кристин. – Ах, как бы и мне найти такого мужа, как этот Генри!
– Гордость – это порок, – назидательно отозвалась на это Кэтрин. – Мы, люди, ничего не решаем. Все, что происходит – это дело рук Господа нашего, и лишь Его мы должны благодарить за дары Его.
После вечерни в дом Глоуфордов принесли записку от виконта Уилворта, но для остальных вальсингамцев ее содержание осталось втайне, так как Кэтрин не желала распространяться о том, что виконт заинтересовался здоровьем Кэсси, ведь эта новость могла быть неверно истолкована, что, несомненно, бросило бы тень на добропорядочную семью Глоуфордов.
«Дорогая мисс Глоуфорд, рад сообщить Вам о том, что мистер Лиабрист прибыл в Риверсхольд и готов принять Вашу сестру. Он будет ждать вашего визита завтра. Если у Вас будет возможность, приходите сразу же после утрени. С уважением, виконт Уилворт»
«Уже завтра? Что ж, придется идти,