Алла Соколова - Выпуск 2. Пьесы для небогатых театров

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Никогда прыгать с поезда не доводилось.

Дед начинает храпеть.

АНТОНИНА. У нас все прыгали… Дед захрапел. Слышите?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Только этого не хватало.

ТАМАРА. Надо на ухо посвистеть. (Свистит.)

АНТОНИНА. Не храпи, дедуся. Хватит храпеть!

Дед перестает храпеть.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Вот так.

ТАМАРА. Я себе нарочно пальцы ломала. В первом классе училась.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Себе? Это что значит — себе? Вы меня, Тамарочка, напугать хотите.

ТАМАРА. Пальцы себе ломала… вернее, только пыталась. А вот руку по-настоящему… до трещины. Я музыкой заниматься не хотела. В музыкальной школе училась. Возьму… на лестнице… сквозь перила руку просуну и положу на ступеньку, а сама внизу стою, жду, когда наступит кто-нибудь. Ждешь-ждешь…

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Вы меня точно пугаете.

ТАМАРА. Дождешься… Наступит кто-нибудь. А тебе освобождение. От музыки. Я на пианино играла. Девчонки мне пошли руку ломать. В туалет. Я его как сейчас, туалет, помню, полотенце грязное такое, намочили его, отжали, и перемотали вот тут, выше запястья… а рука-то у меня тонюсенькая была… в первом классе… ну и палкой со всего размаха… по полотенцу… хрясть! — Ой, мама!.. Ничего, трещина…

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Боже милостивый…

АНТОНИНА. За что же ты так музыку не любила?

ТАМАРА. Я и резала их, пальцы… С подружкой вместе… Засунем в сугроб, пальчики наши, и ждем, когда замерзнут, чтобы не больно было… Ну и ножом…

АНТОНИНА. Отрезала?

ТАМАРА. Зачем… отрезать? Порежем и хорошо. Освобождение. У меня родители очень хотели, чтобы я пианисткой стала.

АНТОНИНА. Нет, чтобы себе руки ломать… чтобы себе самой… И, главное, из-за чего…

ТАМАРА. Из-за музыки.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ (со знанием дела). Членовредительство. Я не хотел вам рассказывать, но расскажу. Один мой знакомый, шапочно знакомый, давно это было… косил от армии. Он вот что придумал. Он побрил затылок себе, приложил к затылку свинцовую бляху, надел повязку и ходил с ней дней десять… А бляха вот тут, на затылке… Свинцовая.

ТАМАРА. Что-то оригинальное.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Естественно. Пришел к врачу… уже без бляхи и жалуется на боль в голове… Сил нет, голова замучила, помогите… Его на рентген. А там на снимке пятно, большое… Никакой армии. Да. Можно, Тамара, я вам руку поцелую… Поломанную…

ТАМАРА. Ну что вы, Игорь Сергеевич.

АНТОНИНА. А дальше? А дальше?

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. А дальше я не знаю. Дальше о нем ничего не знаю.

Пауза.

Помер, наверное.

Пауза.

АНТОНИНА. Больше там никто не прыгает. Там теперь никто в Крюках не живет. А какая деревня была… Какая деревня была.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Кем же стали вы по профессии?

ТАМАРА. Пианисткой.

АНТОНИНА. Столько вытерпеть… Столько натерпеться…

ТАМАРА. Не совсем пианисткой. Но играю. Играю. Учу. В общем, я учитель музыки. Так называется.

АНТОНИНА. Учительница.

ТАМАРА. Теперь учительниц чаще учителями называют. Учительница мне больше нравится, верно. Учительница — учитель. Писательница — писатель.

АНТОНИНА. Да какие писатели. Теперь и нет писателей.

ТАМАРА. Какие-то есть.

АНТОНИНА. Я слышала, уволили всех писателей.

ТАМАРА. Да нет, оттуда не увольняют.

АНТОНИНА. Уволили, говорю. Им больше денег не платят за то, что писатели.

ТАМАРА. Да им не за то платили… Им гонорары платят. За книги. Вот за что.

АНТОНИНА. Не знаю, больше не платят.

Пауза.

ТАМАРА. Смотрите, проводник по перрону идет.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Жуир.

ТАМАРА. Маньяк.

АНТОНИНА. А мы все сидим.

Дед просыпается.

ДЕД. Это вы тут воркуете? Вы воркуете, а мне тук-тук снятся… тук-тук снятся… стучат.

ТАМАРА. Утро доброе. С пробуждением.

ДЕД. Я ведь, думаете, зачем еду? Я ведь еду в Питер зачем?

АНТОНИНА. Выспался. Повеселел.

ДЕД. На примерку я еду.

ТАМАРА. Костюм примерять?

ДЕД. Хлеборезку, а не костюм.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ (тихо). Что он хочет примерить?

АНТОНИНА (тихо). Хлеборезку какую-то.

ДЕД. Зубы, зубы. Примерка зубов. Последняя. У меня ж ни одного зуба нет. А тут мне бесплатно… бесплатно сделали… ветеранские.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Вегетарианские.

ДЕД. Ветеранские сделали…

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ (пытается петь).

Утро туманное… Утро…

ТАМАРА. Нет, нет. Не так. Повыше.

Поет.

Кто умеет — подхватывает.

Второе

ТАМАРА (читает усталым голосом). «…Последнее нашло отражение в итоговом документе. Коалиция намерена искать опору среди новых региональных политических элит. У нас нет, не было и не будет другой альтернативы, — сказал А. Федулов на встрече с журналистами».

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Все-таки это старая газета.

ТАМАРА. По-моему, свежая.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Нет, очень старая. Позапрошлогодняя. Правда, Антонина Павловна?

АНТОНИНА. Да какая разница… позапрошлогодняя или непозапрошлогодняя. Может, и не позапрошлогодняя. Может, свежая. Откуда я знаю.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Интересное кино. Вы, милые дамы, наверное так рассуждаете: если наш уважаемый попутчик… эээ… простите, а как ваше имя-отчество?..

ДЕД. Мое, что ли?.. Семеныч. Меня в Нащеино все Семеычем называют… А полностью Филипп Семенычем буду… В честь деда… Семена Филиппыча…

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Ну вот. Значит, по-вашему, Тамара, если Филипп Семеныч завернул свои замечательные… свежие!.. огурцы в прошлогоднюю газету, то она от этого тоже стала свежей? Так по-вашему?

Едят огурцы.

ДЕД. В этом году я газет не выписывал.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Вот видите.

ТАМАРА. Вы же меня сами попросили. Не хотите, я не буду читать.

АНТОНИНА. Читайте, читайте. А то совсем со скуки помрем.

Зевает.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Так! Давайте договоримся. Кто первый зевнет, с того штраф.

АНТОНИНА. Да что вы такой раздражительный, Игорь Сергеевич.

ТАМАРА. Игорь Сергеевич устал ждать. Мы, между прочим, все в одинаковом положении.

АНТОНИНА. Мужчинам всегда невтерпеж. Мужчины — не женщины.

ТАМАРА. Однако Филипп Семеныч находит мужество не хныкать. У вас великолепные огурцы, Филипп Семеныч.

ДЕД. Кушайте, кушайте.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Замечательные огурцы. Только… где же я раздражаюсь. Я не раздражаюсь. Рядом с вами, Тамарочка, я раздражаться никак не могу, вы на меня умиротворяюще действуете. Но… поймите меня правильно, я человек поступка, действия. Ожидание — это не моя стихия… когда нас прицепят… Соль, будьте добры… К другому поезду… ждать….

ДЕД. Это вторые уже. Первые-то померзли. А вторые с пупырышками.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Парниковые?

ДЕД. Еще как парниковые.

АНТОНИНА. Мы тут сами, как парниковые — в прицепном вагоне.

ДЕД. Солнышко сядет — прохладнее будет.

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Дочитайте, Тамарочка, не надо сердиться. У вас такой дивный голос.

ТАМАРА (читает). «…Выпуск цветных металлов в России продолжает снижаться. Но внутренний спрос падает еще быстрее, что способствует возрастанию экспортного капитала…»

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Не свежая.

ТАМАРА. «Тем не менее ожидается, что в третьем квартале медь рафинированная…» Неужели ни у кого нет детектива?

АНТОНИНА. Если нас прицепят когда-нибудь…

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Киевский должен прицепить. Не может же нас не прицепить киевский…

АНТОНИНА. Да… и если мы поедем, прицепленные… тогда я вам обязательно покажу дом… где я познакомилась… он виден будет… с Мишей Чудаковым. Михаилом Степанычем… Я его очень любила.

ДЕД. Редиска взошла, морковка хорошая… Тыкву посадил, тоже взошла… Кабачки…

ИГОРЬ СЕРГЕЕВИЧ. Детектив бы действительно не помешал бы. Мы бы его так и читали до вечера….