Алла Соколова - Выпуск 2. Пьесы для небогатых театров

ОН (Чувствую — тону. Караул! Я знаю это чувство, когда теряешь дно — я раньше однажды тонул.) Так вот я про что, дорогая моя! Может, вы знаете, случайно, конечно, кого-нибудь, кто знает меня? Вы слышите?

ОНА. Конечно.

ОН. Я был тут раньше.

ОНА. У нас в гостях?

ОН. Нет. Я жил тут еще до всего. Намного раньше…

ОНА. Вы изменились, наверное?

Пауза.

ОН (Безумная радость меня вдруг охватила. Не думал я никогда, чтоб из-за такой мелочи мог обрадоваться человек. И не из-за мелочи даже. Мелочи-то нет никакой. Если вдуматься, вообще нет ничего. Пустое место. А радость безумная. Просто поэма экстаза.) Так я про это именно и говорю. Возможно, вы сами родом отсюда, чья-то дочь из тех времен, и я вас просто не узнаю?

ОНА. Дочь?

ОН. Да. Маленькая девочка из нашего двора?

ОНА. Ну, она уже далеко не маленькая. Метр семьдесят пять. Влюблена в японца, а тот метр шестьдесят. Летает туда-сюда, конечно, на деньги его. Не представляю, чем кончится дело. Неужели я когда-нибудь буду на руках качать япончика своего? А что? Еще все может быть… Пока мы живы, надо надеяться. Но сейчас ее трогать нельзя.

ОН. Нельзя?

ОНА. Категорически. Он может даже нехотя сглазить все. Она сейчас влюблена, а когда человек любит, он очень уязвим. Я чайник ставила?

ОН. Не помню.

ОНА. Я тоже.

ОН. Проведите меня, пожалуйста, в ванную.

ОНА. Зачем?

ОН. Я кран посмотрю.

ОНА. Пойдем.

ОН. Инструменты берем с собой.

ОНА проводит его в ванную, а сама идет на кухню.

ОН (А дело было так. Вошел я в море. И было оно спокойно более-менее. И вдруг в какие-то пару минут вздулась одна волна, потом другая, и начался шторм. Меня схватило, перекрутило, подняло, понесло и выбросило на берег, только я встал на четвереньки, меня сзади схватило и опять унесло. И так меня хватало, и несло, и уносило, и бросало уже не помню сколько раз. Я перестал соображать что-либо. А с берега кричат: «Параллельно плыви! Параллельно!» Что такое «параллельно»? Как это понять, если человек не соображает? А меня опять уносит. И я уже голый совсем, как новорожденный. А с берега кричат: «Дурак! Вдоль берега плыви! Вдоль, кретин! Вдоль, дорогой! Вдоль, родной!» И это слово «вдоль» вдруг дошло до меня. Я краем глаза ухватил, где этот самый берег проклятый и дорогой, и погреб вдоль по-собачьи. Гребу, а в голове одна только мысль: «Господи, вынеси!») Все! Дело сделано: кран не течет.

ОНА. Сюда! Идите сюда!

ОН. Куда сюда?

ОНА. На кухню.

Он заходит на кухню.

ОНА. Простите меня.

ОН. За что?

ОНА. Не предложила вам ничего.

ОН. А что вы могли мне предложить?

ОНА. Выпить и закусить. Вы же с дороги?

ОН (С дороги. Вот он — берег. Теперь надо пристроиться и грести вдоль.) Вот именно, с дороги. Я прямо с поезда и к вам.

ОНА. С поезда?

ОН. Ну конечно. Я ехал на поезде старом-престаром. Он дрожал, как параноик. Окна все в копоти и пыли. В них ничего не было видно. (Вижу, начинает она включаться в меня. Какая-то новая мысль у нее в голове блуждает… Взгляд проясняется. Улыбается. Режет что-то, мешает, крутит, наливает. А я на нее смотрю.)

ОНА. Как мне раньше эта мысль в голову не пришла? Почему мы сразу не пошли сюда? Сколько времени потратили зря!

ОН. Почему зря?

ОНА. Говорить мы могли бы и здесь.

ОН. А розетка? (Она смеется. Смех очень мелодичный. А где-то

между тем продолжают играть.)

ОНА. Ну разве что розетка.

ОН (Кухня маленькая, как импортный гробик. Здесь раньше был туалет.)

ОНА. Он рядом. Сразу дверь налево.

ОН. А дальше коридор был тот самый длиннющий. Мы ездили по нему на велосипедах. На всю квартиру было пять штук.

ОНА. У нас два. Свой он забрал, а дочкин я продала, когда пришла нищета. Я вообще никогда не любила ездить, даже в лучшие времена. У меня какая-то беда с вестибулярным аппаратом от рождения. Короче, я не балерина, вам уже наверное это ясно.

ОН. Певица?

ОНА. Бывшая. Впрочем, и теперь я пение преподаю в школе и в гимназии. В двух местах. Это уже что-то, согласитесь. Более того! Не было ни гроша, да вдруг алтын.

ОН (Развеселилась. Раскраснелась. Оживилась. Нет, очень приятная женщина. На кой черт он ее бросил? А может и не он ее, а все совсем наоборот?)

ОНА. Что ж вы стоите?

ОН. А что мне делать?

ОНА. Идите скорее в туалет, вы же хотели.

ОН. Ничего. Я потерплю.

ОНА. Какой вы смешной! Зачем терпеть? Нельзя терпеть.

ОН. Почему?

ОНА. Потому что это вредно для здоровья. Идите немедленно.

ОН (Иду, захожу, выхожу, мою руки, садимся за стол, она наливает, чокаемся, выпиваем).

ОНА. Так значит, он уехал оттуда?

ОН. Да. (Это мое вечное «да». Вот он, этот проклятый нерв. Вечно я соглашаюсь с тем, с чем соглашаться нельзя. То есть, не вечно. Раньше этого не было. Когда же это случилось со мной? Когда я начал говорить «да» там, где надо кричать «нет»? Или просто сказать тихо… Зачем кричать? Или на худой конец промолчать.) Да. Уехал.

ОНА. Куда?

ОН. В другое место.

ОНА. Смешно. Опять бежит зигзагами, как заяц. Но я его не догоняю. А от себя не убежишь, я это поняла давно. И вы оттуда?

ОН. Если я от него, а он уехал туда, так откуда же я? (Смеюсь. Почему-то вдруг все стало смешно.)

ОНА. Не смейтесь надо мной. Будьте снисходительны. Я выпила, а пить не умею. Я плохо соображаю сейчас.

ОН. Я тоже. (Теперь наливаю я, пьем, почему-то не чокаясь.)

Пауза.

ОНА. Он тосковать начал сразу. Временами становился прежним — разговорчивый, веселый. Потом опять начинал хандрить. И вот буквально за пару дней до вас стал прятать головку под мышку, то покачивался, то застывал, глазки пленочкой закрывал, потом вдруг упал, и его не стало.

ОН (Я все понимал.) Попугай.

ОНА. И когда я завернула его в тряпочку, мне стало ясно, что это намек.

ОН. На что?

ОНА. На вас.

ОН. Почему на меня? Не понял.

ОНА. Всегда так бывает: когда один уходит, приходит кто-то другой.

ОН (Молчу. И чувствую, что берег остался сзади. И гребу я в открытое море. На спине у меня рюкзак, а в рюкзаке бюро, японец, два велосипеда, клетка с попугаем, чужая теща и что-то еще. Очень вместительная вещь.) А у меня раньше кенар был. Знаете, как кенары поют?

ОНА. Нет.

ОН (Свищу тихонько кенаром. А кто-то играть продолжает.) Нет, это не за стеной.

ОНА. Почему вы так думаете?

ОН. Во-первых, если та капитальная, как вы говорите, — через нее не может быть так слышно. А во-вторых, здесь слышно тоже. А мы уже не там. Значит, это наверху.

ОНА. Да. Похоже.

Пауза.

Вам не холодно?

ОН. Нет.

ОНА. Может, форточку закрыть?

ОН. Ни в коем случае.

ОНА. Вас передернуло.

ОН. Не обращайте на меня внимания. Плывем параллельно. Вы понимаете?

ОНА. Да. Только куда?

ОН. Какая разница, если нет возврата? (А за окном темным-темно. Я в доме родном и чужом. Идти мне сейчас некуда. Пальцами стучу по столу.) А хорошо плыть в открытом море без ничего. Без РАНЬШЕ и без ПОТОМ. Вдвоем. И не страшно совсем. (Сидим. Очень долго молчим. Слушаем.)

Сергей Носов

«ВРЕМЕНИ ВАГОН»

Комедия в четырех положениях

Игорь Сергеевич — человек с большим жизненным опытом

Тамара — женщина, способная ему нравиться

Антонина — другая

Филипп Семеныч — дед

Действие происходит в прицепном вагоне.

Станция Новосокольники. Тупик.

Первое

Четверо в одном купе. Трое в карты играют, один спит. Это дед. Больше нет никого… Птички поют за окном; иногда поезд где-то далеко прогрохочет; петух прокукарекает… Отголоски вокзала.

АНТОНИНА. …Плохо дело. Она к сестре. Тот следом, уже в дверь барабанит. Она сестре — прости, говорит, я тебе зла не хотела, сестрица… что так получилось… прыгай в окно, беги в милицию. Сестра прыгнула, а ей не успеть… он дверь выломал, и ножом ее… без объяснений… А потом себе вены… Этим же… которым ее… Так вместе и лежали на полу… Король и дама.