Леонид Филатов - Свобода или смерть: трагикомическая фантазия (сборник)
1967
Ипподром
…Вот впереди, других сминая,Сосредоточенно смурнаяНесется лошадь, чуть дыша!Она летит по чьим-то судьбам,И дребезжит ларьком посуднымЕе усталая душа…
А некто, толстый и вспотевший,Азартно машет тюбетейкой:Мол, кто же первый, как не ты!.Толпа и впрямь теряет шансы,И разверзаются, как шахты,До легких высохшие рты.
Она не знает, эта лошадь,Зачем ей нужно облапошитьСвоих зачуханных подруг,Одно известно ей покуда:Необходимо сделать чудо —И дотянуть последний круг!..
…Люблю пустые ипподромы,Когда неспешны и подробныОни вершат свои дела…Жокей расседлывает лошадьИ тихо, чтоб не потревожить,Снимает нимб с ее чела…
1968
Рекрутская песня
Разбойная пирушка,Измятая подушка, —Случайная подружкаУснула, как сурок…И с первыми лучами —С котомкой за плечами —В тревоге и печалиТы выйдешь за порог!..
Ать-два!Ать-два!Ать-два!
Капрал тебе, бедняге,Поднес ведерко браги,Перо и лист бумаги, —Адье — и был таков…А утром — взятки гладки,Печать — и все в порядке,И ты уже в десяткеТаких же дураков!..
Ать-два!Ать-два!Ать-два!
И нет к семье возврата,И нет к стрельбе азарта,Сегодня жив — а завтраСколачивают гроб…В казарме ждут к обеду,И ты кричишь: приеду! —И в полдень, в ту же средуПолучишь пулю в лоб!
Ать-два!Ать-два!Ать-два!
1968
Подарок Андерсена
Ты не веришь в таинственность радугиИ загадок не любишь совсем.Ты сегодня сказал мне, что яблоки —Это тот же коричневый джем.
И глаза у тебя улыбаются,И презрительно морщится нос.Ведь у взрослых ума не прибавится,Если к ним относиться всерьез.
Ты не числишься в сказочном подданствеНа седьмом от рожденья году.Это яблоко — самое позднееИз оставшихся в нашем саду.
Это яблоко — солнечной спелости,Как последний счастливый обман,Дарит Вашей Взрослеющей СветлостиС уважением — Ганс Христиан.
1968
Человек начинал говорить
…А началом явился испугОт нечаянно хрустнувшей ветки…И дремучий немыслимый звукШевельнулся тогда в человеке…
Человек начинал говорить!..И не в силах бороться с искусомОбнаружил великую прытьВ овладении этим искусством.
Он придумывал тысячи тем,Упиваясь минутным реваншем.Говори-и-ть! — А о чем и зачем —Человеку казалось неважным.
Он смолкал по ночам, но и тут —Что ни утро — в поту просыпаясь,Он пугался безмолвных минутИ ничем не заполненных пауз.
Но однажды случилась беда:Он влюбился и смолк в восхищенье.И к нему снизошла немотаИ свершила обряд очищенья.
Он притих, и разгладил чело,И до боли почувствовал сноваТо мгновение, после чегоСтанет страшно за первое слово…
1969
Однажды утром
Белым-бело! — И в этом белом гимнеЯвилась нам, болезненно остра,Необходимость тут же стать другими,Уже совсем не теми, что вчера.
Как будто Бог, устав от наших каверз,От ссор и дрязг, от жалоб и нытья,Возвел отныне снег, крахмал и кафельВ разряд святых условий бытия.
И вдруг шаги и разговоры стихли,И тишина везде вошла в законКак результат большой воскресной стиркиОдежд, религий, судеб и знамен.
1969
Бизоны
В степях АризоныВ горячей ночиГремят карабиныИ свищут бичи.
Большая охота.Большая беда.Несутся на западБизоньи стада.
Их гнали, их били,Их мучили всласть —Но ненависть к людямИм не привилась.
Пусть спины их в мылеИ ноги в крови —Глаза их все так жеТемны от любви.
Брезгливо зрачкамиКося из-под век,Их предал лукавыйИзменчивый век.
Они же простилиЕго, подлеца,Как умные дети —Дурного отца.
Какое же нужноИспробовать зло,Чтоб их отрезвило,Чтоб их проняло,
Чтоб поняли чертиУ смертной черты,Что веку неловкоОт их доброты!..
1969
Последняя песенка старого дуэлянта
Бонжур, месье! Ну вот я вышел,Покинув праздничный обед.В одной руке — кулечек вишен,В другой — нескромный пистолет.
А день прекрасен и торжествен,И нам стреляться — неужель?Прошу прощения у женщинЗа эту глупую дуэль.
Друзья не крикнут мне: куда ты?Они суровы и честны.И нервно стынут секунданты,И громко тикают часы.
И жизнь моя уже конкретнаДля пистолетного огня,И санитарная каретаЗа поворотом ждет меня.
И вскоре медики измерятМое холодное чело,И жизнь тихонько мне изменит —Но не изменит ничего.
Когда б вернул мне жизнь ВсевышнийИ вновь вручил мне пистолет, —Я б точно так же лопал вишниИ целил — просто в белый свет!..
1969
Провинциалка
…А здесь ни наводненья, ни пожара,И так же безмятежна синева,И под конюшни отдана хибараС заносчивым названьем «Синема».
О милый городок счастливых нищих,Здесь жизнь всегда беспечна и легка!И вдруг — печаль в распахнутых глазищахМолоденькой жены зеленщика…
За кем бегут мальчишки и собаки,Куда они спешат в такую рань? —Столичный клоун в белом шапоклякеОпять приехал в вашу глухомань!
Не ты ль его когда-то целовала —С ума сойти! — и, кажется, при всех!Должно быть, не одна провинциалкаОтмаливает тот же самый грех…
Как ты была тогда неосторожна,Как ты неосмотрительна была!..Тебе его хохочущая рожаИ год спустя по-прежнему мила.
На нем все тот же фрак и та же пудра,И он все так же нравится толпе…Но — дурочка! — опять наступит утро,И он уйдет, не вспомнив о тебе.
А утро будет зябким, как щекотка,И заорут над ухом петухи.И будут нам нужны стихи и водка.Стихи и водка. Водка и стихи.
Гляди, а твой супруг, смешон и жалок,Сейчас преподнесет ему цветы!Похоже, что мужья провинциалокИскусство ставят выше суеты…
1960
Память
Давай поглядим друг на друга в упор,Довольно вранья.Я — твой соглядатай, я — твой прокурор,Я — память твоя.
Ты долго петлял в привокзальной толпе,Запутывал след.Ну вот мы с тобою в отдельном купе,Свидетелей нет.
Судьба мне послала бродить за тобойДо самых седин.Ну вот мы и встретились, мой дорогой,Один на один.
Мы оба стареем: ты желт, как лимон, —Я лыс, как Сократ.Забудь про милицию и телефон,Забудь про стоп-кран.
Не вздумай с подножки на полном ходуНырнуть в темноту.Мы едем с тобою не в КарагандуИ не в Воркуту.
Чужие плывут за окном города,Чужие огни.Наш поезд отныне идет в никуда,И мы в нем одни.
…Как жутко встречать за бутылкой винцаСинюшный рассветИ знать, что дороге не будет концаТри тысячи лет…
1970
