Петр Киле - Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга

 В дверях Пушкин; Наталья Николаевна идет к нему.

                 П у ш к и нСтоустая молва уж разнеслаПовсюду в мире о свиданьи вашем.

      Н а т а л ь я  Н и к о л а е в н аИ что ж молва твердит? Я пала, да?

                 П у ш к и нБарон был пылок и красноречив,По правилам французского романа;Он натиск приурочил к положенью,Когда природа женщины капризна,С желаньем невозможного порой.

      Н а т а л ь я  Н и к о л а е в н аЯ поняла. Не знаю, он учел ли,Что я беременна, но несомненноС отъездом старого барона онВесьма переменился; словно школьник,Готов проказить иль всерьез влюбиться.

                 П у ш к и нИ он в тебя влюблен?

      Н а т а л ь я  Н и к о л а е в н а                                        Какая новость!Когда природа женщины капризна,С желаньем невозможного порой,И я влюбленной быть вдруг пожелала,Растроганная пылкостью речей.Но отвечала с удивленьем яВо вкусе русского романа.

                П у ш к и н                                                Да-а?

     Н а т а л ь я  Н и к о л а е в н аТы можешь посмеяться, пожурить,А я, не знаю почему, довольнаИ страшно вдруг тебе обрадовалась.Его же, верно, поразила я:Как громом оглушенный, там остался.

                П у ш к и нТы - как Татьяна, он - Онегин? Нет.Иной развязки жди, коли затянешьИгру без цели, лишь кокетства ради.

      Н а т а л ь я  Н и к о л а е в н аЯ жизни радуюсь кокетства ради?О, нет же, я живу, как любишь жизньИ ты, питомец муз и Аполлона.

     Входят в бальный зал, где Наталья Николаевна тотчас уносится в танце, а Пушкин бродит в одиночестве.

Сцена 2

Кабинет поэта. 4 ноября 1836 года.  Князь Вяземский сидит за столом, Пушкин, стоя читавший свое письмо Чаадаеву, опускает листы перед ним.

 К н я з ь. Изумительно! Какой ты умный, Пушкин. Однако ты хорошо сделал, что не отправил это письмо.

 П у ш к и н. Скорее бы не дошло.

 К н я з ь. То-то и оно.

 П у ш к и н. Но не отправил я не из-за этих соображений.

К н я з ь. Понимаю. Вот ты тут приписал: "Ворон ворону глаза не выклюнет".

 П у ш к и н. У меня была рукопись философических писем Чаадаева, первое из которых чудом, на беду автору, пропустила цензура, и оно попало в печать. Кое-что там можно было бы убрать и грозы миновать.

 К н я з ь. Вряд ли.

 П у ш к и н. Цензор отстранен, его не жаль; журнал закрыт, что безусловно большая потеря; автор объявлен самим государем сумашедшим. К нему приставили врача с полицейскими функциями. Да при таких делах в самом деле можно свихнуться! Скажите, как  это могло быть?

 К н я з ь. Знаешь, Пушкин, не один государь так рассудил.

П у ш к и н. Он так распорядился. Несомненно лучше арест, крепость, Сибирь...

К н я з ь. Ты по себе судишь. Будь моя воля, я бы опубликовал твое письмо в том же журнале, не закрывая его, как лучший ответ Чаадаеву. Но и твое письмо, как ты понимаешь, не пройдет ныне цензуру и не подлежит распространению. А ты всем читаешь...

П у ш к и н. Я не выпускал его из рук.

К н я з ь. Милый Пушкин, отдай мне его для большей сохранности, а?

 П у ш к и н. Возьми. Оно мне надоело. Как все, что вокруг меня делается!

 К н я з ь. Вот я боюсь, что ты однажды возьмешь и разорвешь на части, как уничтожил свои мемории. А этим страницам нет цены. Как ты умен, Пушкин! Это я всегда знал, но ум-то у тебя такой всеобъемлющий. О, много добра ты еще сотворишь... кабы меньше торчал на балах и раутах.

 П у ш к и н. Я бы уехал в деревню и зажил себе барином. Да вы же меня не пустили!

 К н я з ь. Кто же будет писать "Историю Петра", если не ты? Ты завершишь подвиг Карамзина.

 П у ш к и н. Твоими бы устами мед пить.

 К н я з ь. Мне пора. Я беру письмо, хорошо? Передам Жуковскому. Он о том меня просил.

 П у ш к и н. Ворон ворону глаза не выклюнет. Быть так.

 К н я з ь. Ну, прощай! Я загляну к твоей красавице-жене на минуту и пойду.(Уходит.)

 Н и к и т а (у двери). Пакет принесли.

П у ш к и н. Давай сюда. С запиской от Елизаветы Михайловны. Ей доставили пакет на мое имя. Что за чертовщина? (Читает, вздрагивая весь.) Какая мерзость! (Подскакивает к двери.) Вяземский уехал? Хорошо. Поди сюда, моя радость.

       Входит Наталья Николаевна, Пушкин запирает дверь.

 Н а т а л ь я  Н и к о л а е в н а. Пушкин, что такое?

П у ш к и н (со сдержанно-спокойным видом). Мне прислали диплом... не академика, бери выше. Прости, я вынужден прочесть, что здесь начертано, чтобы тебе не интересоваться им, из женского любопытства, если где зайдет разговор...

Н а т а л ь я  Н и к о л а е в н а (вздрагивая). Пасквиль это?

П у ш к и н. Ты уже слыхала?

Н а т а л ь я  Н и к о л а е в н а (испуганно). Нет, нет!

П у ш к и н. Слушай. (Читает вслух.) "Кавалеры первой степени, командоры и кавалеры светлейшего ордена рогоносцев, собравшись в Великом Капитуле под председательством достопочтенного великого магистра ордена, его превосходительства Д.Л.Нарышкина, единогласно избрали г-на Александра Пушкина коадьютором великого магистра ордена рогоносцев и историографом ордена. Непременный секретарь И.Борх".

Н а т а л ь я  Н и к о л а е в н а. Я ничего не поняла.

П у ш к и н. И понимать тут нечего. Это тарабарщина. Про Нарышкина слыхала?

Н а т а л ь я  Н и к о л а е в н а. О том, жена которого была любовницей Александра I? Да.

П у ш к и н. Вот о чем речь.

Н а т а л ь я  Н и к о л а е в н а. Да вздор все это. Не принимай близко к сердцу, а то кровь перельется в желчь.

П у ш к и н. Ты права, душа моя. Но если не тот, то другой не дал ли повода для пасквиля? Не совершила ли ты какой промах и побоялась признаться мне?

Н а т а л ь я  Н и к о л а е в н а. Я думаю, нет. Я не видела в последнее время вовсе одного из моих поклонников, назойливость которого многими замечена. Он болен. Барон Геккерн несколько раз заговаривал со мною о нем, его приемном сыне, уверял, что он болен из-за любви ко мне. Я не понимала его, тем более что ранее он предостерегал меня, а теперь словно требовал обратного. Поскольку мне слушать старика в любом случае нечего, я избегала его всячески. В последний раз, два дня тому назад, он уже угрожал мне местью.

П у ш к и н (вспыхивая). Этот низенький старичок, вечно улыбающийся, с двусмысленными шуточками? Сальери! Он угрожал тебе местью? Хорошо. Поди к себе. Забудь об этом и не говори ни с кем по этому поводу.

Н а т а л ь я  Н и к о л а е в н а. Что ты хочешь сделать?

П у ш к и н. Ничего. Изорву и выкину. Я не могу оскорбляться благоглупостями всех и вся. Я верю тебе, мне этого достаточно. Поди, поди.

Н а т а л ь я  Н и к о л а е в н а. О, Пушкин! (Уходит.)

П у ш к и н. Итак, я возьмусь сначала за одного, затем и за другого. Оба барона - молодой и старый - могут сойти за белую лошадь. Мой друг объявлен сумашедшим. Все сходится. Я пророк. И я погибну? В борьбу вступаю не с царем, а роком. (Уходит.)

Сцена 3

     Особняк посольства Нидерландов. Ноябрь 1836 года. Дантес, затем Геккерн.

Д а н т е с. Нынче конец двухнедельной отсрочки, каковой добивался ценой унижений и просьб у противника Луи в качестве новоявленного отца, в надежде как-то уладить дело миром. Главный расчет у него был, конечно, на то, что друзья и близкие Пушкина образумят его.

Г е к к е р н (заглядывая в дверь). Я сейчас, Жорж!

Д а н т е с. Луи добился отсрочки на сутки, ссылаясь на то, что я в дежурстве, затем - на двое суток, лишь Жуковский - на две недели. А зачем? Лучше бы я стрелялся и сразу, чем эта ежедневная пытка всевозможными увещеваниями и дипломатическими хитроплетениями. Жуковский, близкий к государю, и фрейлина Загряжская ничего не добились у Пушкина, кроме этой злополучной отсрочки. Он держит меня на крючке, как какого-нибудь юнца. Барон, в свою очередь, терзает меня во спасение своих жизненных проектов и моей жизни, каковой я никогда не дорожил так мало, как ныне. Лучше бы я стрелялся с господином Пушкиным; уж, верно, я бы его убил. Я молод и военный, преимущества возраста и профессии - дело важное в поединке.