Иоганн Гете - Сатир, или Обоготворенный леший

Они тащат отшельника к алтарю. Один из народа силком вручает Гермесу жертвенный нож.

Гибну! Гибну!

Это кто бы?

Голос жены!

Уймите вашу злобуХоть на малый срок.

Гибну, муж мой! Гибну!

Беда! Голос жены!

Он с силой растворяет двери святилища. Видно, как Евдора отбивается от объятий сатира.

Смею ли верить?

Сатир оставляет Евдору.

Этого — богом звать?

Он зверь! Он зверь!

От вас, ду́рней, что и ждать!Ослам, казалось бы, лишь честь в том,Коль я, как Зевс, мой родитель, в былом,Вам мудрость в дурью башку вгоняюИ блох из ваших жен вытрясаю,Которых выколотить вы забыли.Так пропадайте ж в дерьме и пыли!Быть пастырем вам не берусь.К смертным — душой подостойнее! — я спущусь.

Ты нам не бог! Ступай к другим!

Сатир уходит. За ним — Психея.

А все же дева пошла за ним.

Комментарии

Эта небольшая сатирическая пьеса относится к периоду «Бури и натиска». Она близка по духу фарсу «Боги, герои и Виланд» (т. 4). В годы «Бури и натиска» Гете глубоко воспринял идеи Жан-Жака Руссо, противопоставлявшего ложной буржуазно-монархической цивилизации опрощение и возврат к природе. Однако он не был безоговорочным приверженцем этого учения. «Сатир, или Обоготворенный леший» — критика крайностей некоторых последователей руссоизма, доводивших идею возврата к природе до оправдания любой дикости. Вместе с тем «Сатир» и пародия на мнимых «пророков», оправдывающих свои низменные стремления высокими принципами. Сам Гете определил это произведение как одно из проявлений его «божественной юношеской дерзости» (письмо к Ф. Якоби от 11 января 1808 г.). «Сатир» написан в конце лета 1773 года. Отдельные мотивы отражают влияние различных литературных произведений: шутливой пьески Ганса Сакса (1494–1576) «Лесной брат и сатир», «Тартюфа» Мольера и комедии француза Шарля Палиссо «Философы» (1760). Последнюю из названных пьес Гете видел в юности, и ему запомнилась «фигура философа, который ползает на четвереньках и грызет сырой кочан салата» («Поэзия и правда», т. 3, кн. 3).

Гете рассказывает в автобиографии, что друг его Мерк обратил его внимание «на тех, кто, не обладая большими талантами, добивается влияния и умеет посредством обширных связей, что называется, выйти в люди». Одного такого типа, «дельного и напористого», Гете, по его словам, изобразил в «Сатире, или Обоготворенном лешем» («Поэзия и правда», т. 3, кн. 13). Указание на то, что главный персонаж имел реальный прототип, привлекло внимание гетеведов. Не случайно Гете опубликовал эту сатиру лишь тридцать четыре года спустя после написания, в томе 9 двадцатитомного издания своих сочинений (1817); задержка публикации была, надо полагать, вызвана тем, что Гете не хотел задеть того, кто мог бы узнать себя в Сатире. Когда издание появилось в печати, многих из прежних друзей и знакомых Гете уже не было в живых. Кто из друзей (и врагов) послужил прототипом Сатира, едва ли когда-либо будет окончательно выяснено. Большинство комментаторов сошлось на том, что Гете, создавая этот образ, осмеял некоторые черты личности Гердера, что вполне вероятно, если вспомнить неровные отношения Гете с его старшим другом. Выдвинутое в 1949 году Ф.-И. Шнайдером предположение, что прототип Сатира не кто иной, как А.-С. фон Гуэ, с которым Гете общался, — по нашему мнению, не заслуживает серьезного внимания: фон Гуэ, каким он изображен в «Поэзии и правде» (кн. 12, т. 3), едва ли мог вдохновить Гете на его блестящую шутку. Скорее всего Сатир — не портрет, а обобщение, содержащее черты разных людей.

Важнее установления прототипов литературная, точнее — поэтическая сторона фарса. Сатира и гротеск сочетаются в нем с экспериментаторством в стихотворной речи. Гете применил здесь народный рифмованный стих (наподобие русского раешника) — «книттельферс». Примерно в то же время происходила работа над первыми набросками «Фауста», где также применена эта форма стиха, доведенная Гете до совершенства. Своеобразной является тональность пьесы, в которой неожиданны и тонки переходы от серьезности к иронии и насмешке.

…вздор // Вас разлучает с давних пор // С природой, а блаженство — в ней… — Повторение идей Ж.-Ж. Руссо продолжено и в дальнейших речах Сатира. Эти высказывания отличаются двойственностью: Гете разделял стремление к природе и естественности, но в устах Сатира, преследующего корыстные цели, благородные идеи Руссо приобретают сомнительный характер.

Рвите каштаны! — Виланд в «Разговоре во сне с Прометеем» (1770) подверг Руссо насмешливой критике с позиций ортодоксального просветительства. В частности, он иронизировал по поводу утверждения, будто первобытные люди питались желудями, возражая с показной ученостью, что-де древние авторы Плиний и Страбон называют в качестве пищи первобытных людей каштаны.

Внемли, кому повем… — В этой и двух следующих речах Сатира выражена оригинальная идея о возникновении мира. Не-вещь — хаос, царивший изначально; пра-вещь — это свет, прорвавший тьму и положивший начало жизни. Центральная мысль заключена в словах: «Как Любовь с Враждой пришли, // Всё и всех в одно сплели…» Здесь выражена поэтическая концепция мира как гармонического целого, цементирующим началом которого являются свет и любовь. Этот мотив встречается и в ряде других, более поздних произведений Гете; см., например, стихотворение «Воссоединение» в «Западно-восточном диване» (т. 1), а также «Фауст» (ч. I, слова Мефистофеля: «Я части часть, которая была // Когда-то всем и свет произвела. // Свет этот — порожденье тьмы ночной…» (т. 2).

…И одно поет… — Сатир воспроизводит здесь учение древнегреческой философии пифагорейцев, согласно которому существует звучащий свет. Эта идея выражена также в «Фаусте»: в «Прологе на небе» и в начале второй части: «Слышите, грохочут Оры!..» (т. 2).