Жан Ануй - Ромео и Жаннетта

Улия. Ты, конечно, сегодня не брился!

Отец (хитро). Нет. А, откуда ты знаешь?

Улия (застёгивая его). Не ной во время обеда, что у тебя нет ни гроша.

Отец. За кого ты меня принимаешь? Иной раз я промахиваюсь, но, в целом, я хороший игрок. Напротив, я собираюсь ослепить её роскошью. Достань-ка всё наше серебро, доченька!

Люсьен (из угла). Оно заложено с 1913 года.

Отец (парирует, великолепный). Я могу забрать его, когда захочу. Я пользуюсь уважением…

Люсьен. Тогда, может, его положим на стол?

Отец. Во всяком случае, если мы должны на какое-то время отказаться от роскоши, у нас остаётся много достоинства и благородство. Патриархальная простота. Мы принимаем в старом фамильном доме, который несчастья не обошли стороной, но который ещё стоит, крепко зиждясь на своих древних основах…

Люсьен. Кстати, дождь идёт в каждой комнате, а кровельщик требует задатка, прежде чем начать работы. (Обращаясь к Улии.) Ты ничего для нас сделать не можешь?

Улия. Всегда я! Почему я! Вы мне отвратительны!

Отец. Наша ль вина в том, что крыша худится? Тебя должен отвращать кровельщик. Задаточек! Мальчишка! Я видел, как он под стол ходил.

Люсьен. Вот именно. Он тебя знает.

Отец (громогласно). Он меня ещё не знает! Я к конкурентам его пойду!

Люсьен. У него нет конкурентов.

Отец. Чепуха! Я обращусь в Париж. Не нужно доводить меня до крайности! (Он зажигает другую сигару, разваливаясь на диване, внезапно успокаивается.) Ну, что обед-то там, будет он когда готов?

Улия. Я вам послала всё, что могла. Теперь мне надо подумать о свадьбе и приданом, которое мне самой себе нужно приготовить.

Отец. Ты права. Подходи ко всему широко. Я не хочу, чтобы о нас говорили, что мы тебе ничего не дали. Ты хорошо зарабатываешь в своём учебном заведении? У тебя есть частные уроки? Я встретил на похоронах инспектора из Академии, он сказал мне, что ты была очень хорошо отмечена.

Улия. Я сделаю, всё, что в моих силах, поверь. Но я вам хотела сказать, что теперь, когда я выхожу замуж, не нужно больше на меня рассчитывать.

Отец. Само собой разумеется! Даже поверь мне, что в иные времена, я дал бы тебе царское приданое.

Улия (обращаясь к Люсьену). А ты что решил?

Люсьен. Я жду ответа с Берега Слоновой Кости.

Улия. А если с Берега тебе никогда не ответят? Мне кажется, что с твоими дипломами ты мог бы найти работу не только в Африке?

Люсьен (усмехаясь). Работать тут — под небом рогатых, в конторе, набитой рогоносцами, которые весь день говорят о любви? Никогда! Нет, в самой середине саванны, окружённый отменно тупыми неграми, неграми отменно чёрными, с головой, как булыжник, в которой нет ни одно, ну вот простаки ни одной мысли о любви. И чтобы ни единого бледнолицего на полтыщи километров в округе, я выставил это условием! Если они мне ответят, тогда да — немедленно, даже не будет времени попрощаться! И, что касается переписки, не очень усердствуйте, я не буду даже открывать писем.

Отец (спокойно). Все дети неблагодарные! Кстати, я лично никогда не пишу.

Улия. То, что я вам посылала, было не достаточно, как вы прожили зиму?

Люсьен. Консервами едиными.

Улия. Я спрашиваю, на что вы жили?

Отец (измученный). Да я не знаю… Жаннетта как-то устроилась.

Улия. Она работает? Чем она занимается?

Отец (с неясным жестом). Ты же знаешь её, мы её никогда не видим.

Улия. Вы должны знать из опыта, что деньги из песка не растут. Она была в городе? Она нашла работу?

Отец. Нет, нет. Она оставалась тут.

Улия. Но я, в конце концов, не понимаю. Она вам много дала?

Отец (с ещё одним движением). Ах, деньги-деньги, мне, знаешь, как-то…

Улия. Люсьен, если тебе известно что-нибудь, говори!

Люсьен. Всё просто. У меня есть убеждение, моя дорогая, что этой зимой все мы жили щедростью господина Азарьяса.

Улия. Азарьяса, из небольшого замка?

Люсьен. Да. Нежный ребёнок, лишь спустится ночь, убегает, чтобы возвратиться только с рассветом. Впечатление, что она ходит в направлении леса. Все женщины одинаковы! Но я рад.

Улия (взрывается). Ах, мне стыдно! Стыдно! И вы ничего не сказали? Вы даже не написали мне, чтобы я попробовала хоть что-нибудь предпринять? Этого только не хватало! Накануне моей свадьбы! И все об этом узнают!

Люсьен (с усмешкой). Не говори в будущем времени. Все уже знают.

Улия. И это единственное, что ты находишь сказать? У твоей сестры есть любовник, любовник, который ей платит, она ходит к нему каждую ночь, а ты ухмыляешься, ты рад тому, что все об этом уже знают?

Отец (продолжая курить сигару весьма благородным образом). Я прошу прощения. Но я этого, например, не знал.

Входит Фредерик с бутылками. Улия идёт к нему, крича, как бы взывая о помощи.

Улия. Фредерик! Фредерик!

Фредерик. В чём дело?

Улия. Уедем немедленно.

Фредерик. Почему?

Улия. Позови свою Мать, она на кухне, скажи ей, что ты болен, скажи, что нужно уехать, скажи ей всё, что угодно, но едем немедленно.

Фредерик. Вы поссорились?

Люсьен. Мы? Отнюдь.

Отец. Оставьте! Этот ребёнок — комок нервов.

Улия (прячась у него в объятьях). Фредерик, ты сильный. Ты идёшь по жизни, как турок, смеясь, находя, что всё хорошо, всё легко. Фредерик, ты — ясный, ты ничего не знаешь. У тебя, с детства есть мама, которая журит тебя и холит в твоём чистом домике. Ты не можешь знать… Я буду такая же, как она, Фредерик, я буду такая же, как она, клянусь тебе. Я доставлю тебе такое же счастье, какое доставляла тебе она, когда ты был маленьким мальчиком. И всегда, возвратившись домой, ты найдёшь все предметы и чувства на своих местах.

Фредерик (укачивая её). Да, Улия.

Улия. А, когда у нас будет ребёнок, у него будет настоящая мама, какая была у тебя, мама в фартучке, с пирогами и оплеухами, и день за днём, как тиканье часов, будет похож один на другой… И нет ничего другого — я это знаю, иначе только беспорядок, только грязные слова и холодные вечера в пустом доме, и ещё стыд.

Фредерик (нежно). Да, Улия!

Отец. Нежная девочка! Ах! Любовь! Любовь… Я был таким же, обеспокоенный, подозрительный, раздражительный, нервный… Мне казалось, что меня не достаточно любят… И, тем не менее, Бог знает! (Делая движение рукой, кричит, обращаясь к Улии.) Я обожаю тебя, крошка, обожаю! Не плачь, это бросается в глаза.

Улия (прижавшись к Фредерику). Уедем, Фредерик, мне страшно.

Фредерик (улыбаясь). Чего ты боишься? Ты с турком. Ты не должна ничего бояться. Ну же. Вытри глаза, будь благоразумна, улыбнись.

Улия (стараясь улыбнуться). Я не могу, мне слишком страшно.

Входит Мать Фредерика. Всё ещё в шляпе, надев поверх шёлкового платья фартук, она ощипывает курицу.

Мать. Улия! Нам всё-таки удастся приготовить достойный обед. Я поймала в саду курицу…

Люсьен и Отец замирают в шоке.

Люсьен (поднимаясь, визжит). Леон! Она казнила Леона!

Мать (глядя на птицу). Леон? Кто такой Леон?

Отец (тоже вставая, в ужасе). Вот чёрт подери! Выйдет потеха…

Люсьен (кричит, как сумасшедший). Совершено покушение на Леона! Леон был зарезан свекровью! Момент неслыханный! Минута уникальна!

Мать. Но, в конце концов, курица есть курица! Завтра я пришлю вам ещё пару и покрупнее.

Люсьен. Она говорит, что курица есть курица! Она говорит, что Леон — это курица! Она совершенно не отдаёт себе отчёт в том, что она совершила!

Улия. Уверяю тебя, Люсьен, что твои шутки никого не смешат!

Люсьен. Речь не идёт о том, чтобы смеяться! Никто здесь не желает смеяться! Посмотри на отца!

Отец (кажется, теряя хладнокровие). Хладнокровие! Больше выдержки! Нельзя ли его оживить? Сделаем ему искусственное дыхание…

Люсьен. Слишком поздно, из него вытекла кровь. Я вижу, как Леон истекает кровью. Леон погиб в нечестивых руках. А мы здесь, вроде античного хора — бессильного, мертвенно бледного, безголосого…