Фридрих Дюрренматт - Собрание сочинений в пяти томах. Том 5. Пьесы и радиопьесы

Геркулес. Не надо бояться правды. Ступай погляди.

Иола идет к правому шатру, осторожно притрагивается к завесе.

Распахни его пошире, чтобы туда проник лунный свет.

Иола поднимает завесу шатра. Потом снова опускает ее, смертельно испугавшись. Молчание. Иола тяжело дышит.

Ну?

Иола. Батрак Камбиз.

Геркулес. Вот его бы ты и обняла. Подойди ко мне.

Иола медленно возвращается к Геркулесу.

Садись.

Иола (механически садится). Ты обманывал элидиек.

Геркулес. Я просто их избегал.

Иола. Значит, это неправда, что рассказывают о тебе и о твоих похождениях?

Геркулес. Преувеличивают. Например, рассказывают, будто я за одну ночь соблазнил пятьдесят дочерей царя Фестия.

Иола (не понимает). Пятьдесят?

Геркулес. Трижды три помножить на три, помножить на два, вычесть три, вычесть один.

Иола. Но ты этого не сделал?

Геркулес. Подумай сама. У кого может быть столько дочерей?

Иола. Ну да, конечно.

Геркулес. Вот видишь.

Иола. Спасибо тебе, что ты меня спас.

Геркулес. Я рад, что так получилось.

Иола. Но элидийки очень разозлятся, если это узнают.

Геркулес. Поэтому молчи.

Иола. Я никому не скажу.

Геркулес. Теперь ты знаешь мою тайну, а я твою. Ступай.

Иола. Ты меня убьешь, если прогонишь.

Геркулес. Это тебе сейчас так кажется.

Иола. Ты меня принимаешь всерьез. Меня еще никто не принимал всерьез.

Геркулес. Молоденьких девушек надо всегда принимать всерьез.

Иола. Я никогда не смогу полюбить другого. Никогда в жизни.

Геркулес. Потому что ты меня считаешь героем?

Иола. Ты величайший из всех героев.

Геркулес. Герой — это только слово. Оно пробуждает высокие представления и этим воодушевляет людей. Но на самом деле, Иола, я не слово, а человек, случайно обладающий тем, чем не обладают другие, во всяком случае, в таком объеме, как я: я сильнее остальных людей, и поскольку мне не приходится никого бояться, я словно и не человек. Я — чудовище, наподобие тех пресмыкающихся, которых я побивал в болотах. Их время прошло, и мое тоже. Я принадлежу кровавому миру, Иола, и у меня кровавое ремесло. Смерть — мой спутник, которого я посылаю со своими отравленными стрелами. Я многих убил. Я убийца в ореоле людской славы. Мне редко удается бывать человеком, вот как сейчас, когда я тебя гоню от себя при мягком свете луны. Тебе надо полюбить настоящего мужчину, настоящего героя, который знает, что такое страх, как все люди, но умеет его преодолевать. И ты должна народить детей, которые будут любить мирную жизнь на земле. Пусть твои дочери и сыновья думают, что чудовища, с которыми я сражаюсь, — детские сказки: только такая жизнь достойна настоящих людей!

Молчание.

Ступай к отцу, Иола.

Иола (медленно поднимается). Прощай, мой Геркулес.

Геркулес. Иди к людям, Иола, иди! (Встает — огромный и грозный.) Беги! Ну, быстро, чтобы тебя и след простыл! В четырнадцать лет забираться в мой шатер! Ну и дура! Высечь бы тебя!

Иола уходит, сперва нехотя, а потом бегом.

На сцене сплошной мифический навоз. Над серединой сцены опять свисает веревка с колокольчиком. Из навоза снова выныривают десять парламентариев во главе с Авгием.

Авгий. Тихо!

Третий парламентарий. Навоз опять поднялся.

Остальные. Поднялся.

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!

Молчание.

Слово предоставляется Пенфею Свинарному.

Пенфей Свинарный (первый). Господа! Прежде всего мне хочется подчеркнуть, что я по-прежнему глубоко убежден в абсолютной необходимости уборки навоза.

Второй парламентарий. Кто против — тот враг отечества!

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!

Пенфей Свинарный. Но мой долг как президента Комитета по делам культуры указать комиссии по уборке при Великом национальном собрании на то обстоятельство, что под навозом находятся громадные художественные ценности.

Остальные. Художественные ценности?

Пенфей Свинарный. Достаточно назвать поздние архаические фасады и цветную деревянную резьбу на площади Авгия, храм Зевса в раннем ионическом стиле и всемирно известные фрески в зале Спорта. Эти культурные сокровища могут быть при уборке повреждены потоками воды, а то и вовсе уничтожены. А так как наши патриотические чувства…

Остальные. Патриотические чувства?

Пенфей Свинарный. …в значительной степени зиждутся на этих культурных ценностях, следует опасаться, что при радикальной уборке они будут смыты вместе с навозом.

Остальные. Смыты?

Пенфей Свинарный. Мне могут возразить, что этот мой довод не состоятелен, поскольку наши культурные богатства покоятся под навозом и, следовательно, мы их все равно не видим. Но в ответ мне хочется воскликнуть: да, мы не видим наших сокровищ искусства — нашу святыню, — но она существует! А это лучше, чем если бы она перестала существовать.

Третий парламентарий. Образуем комиссию!

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!

Остальные. Решено образовать комиссию.

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо! Слово предоставляется Кадму Сыроварному.

Кадм Сыроварный (четвертый). Господа члены комиссии по уборке! Мне, как представителю Патриотического комитета, хотелось бы выразить свое согласие с предыдущим оратором в той части его выступления, в которой он рассматривает наши культурные ценности как национальную святыню. Однако, господа, я никак не могу согласиться с его мнением, что уборка навоза может испортить эту святыню.

Седьмой парламентарий. Кто подрывает уборку, подрывает отечество!

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!

Кадм Сыроварный. Гораздо больше я опасаюсь того, что эта святыня никогда и не существовала.

Остальные. Никогда?

Кадм Сыроварный. Поскольку она существует только как элемент нашей веры.

Остальные. Веры?

Кадм Сыроварный. В этом случае, господа, уборка навоза стала бы великим несчастьем и даже предательством по отношению к нашей святыне.

Остальные. Предательством?

Кадм Сыроварный. Надежда целой нации обнаружить их под навозом была бы разбита в прах.

Остальные. В прах?

Кадм Сыроварный. И вся гордость элидийцев за свое прошлое, весь их патриотизм обернулись бы чистой утопией. А так как наши культурные ценности необходимы для сохранения единства нации…

Остальные. Необходимы?

Кадм Сыроварный. …и так как в случае отмены уборки вопрос о том, существуют они или нет, останется открытым, то при политически трезвом подходе снятие с повестки дня этого вопроса равносильно тому, что они, эти сокровища, существуют. И поэтому я прихожу к выводу, что хотя уборка навоза, как я уже говорил выше, абсолютно необходима, мы все же не должны торопиться с решением этого вопроса.

Десятый парламентарий. Образуем встречную комиссию.

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!

Остальные. Решено образовать встречную комиссию.

Девятый парламентарий. Кто не верит в уборку, не верит в родину.

Авгий (звонит в колокольчик). Слово имеет Сизиф Молочный.

Сизиф Молочный (восьмой). Господа! Я — экономист. Я буду выражаться менее популярно, зато по существу. Ведь дело вовсе не в том, существуют ли под навозом деревянные резные изделия или нет, словно они и вправду наша святыня.

Второй парламентарий. Наша святыня — отечественная обувная промышленность!

Седьмой парламентарий. Наш высокожирный экспортный сыр!

Сизиф Молочный. Господа, наша святыня — это народное хозяйство, а оно у нас здоровое.

Остальные. Здоровое!

Сизиф Молочный. И вот именно с точки зрения народного хозяйства приходится констатировать, что уборка навоза ставит нас перед дилеммой.

Остальные. Дилеммой?

Сизиф Молочный. Перед чисто элидийской дилеммой. Элида — богатая страна. Нашему торговому балансу завидуют, наша валюта устойчива. Почему? Да потому, что наше народное хозяйство покоится на солидном фундаменте, а этот солидный фундамент не что иное, как навоз. Ведь не только вся Греция, но и Египет и Вавилон удобряют землю элидийским компостом.