Пётр Киле - Восхождение

С осознанием человека своего Я, отличного от всеобщего, воплощенного в полисе, Афинское государство распадается на атомы и рушится под воздействием внешних сил. Такова судьба Сократа, с которым напрямую связана трагедия Греции, - Леонард взглянул на Эсту. - То, что постигло Грецию в золотой век ее культуры, повторилось впоследствии в распаде Римской империи. И здесь моральная рефлексия сыграла свою двусмысленную, разрушительную роль, подтачивая изнутри как личность, так и государство. Но рефлексия - это ведь и наука - вновь открыла античность, что обогатило и христианство, пока античная традиция не дала себя знать столь дивно и продуктивно в эпоху Возрождения в Европе.

- Все это не новость, - нетерпеливо пробормотал некто.

- А в России, - продолжал Леонард, кивнув головой, - благодаря реформам Петра Великого, у нас возникают те же самые явления. Словом, то, что мы воспринимаем как трагедию России с точки зрения моралистов, будь то славянофилы или западники, или нынешние наши богоискатели и православные мыслители, если взглянуть с эстетической точки зрения, то есть всеобъемлющей, предстанет как Ренессанс.

- Что-о? Как! Ренессанс в России?! - раздались возгласы недоумения и восторга.

- Люцифер, сойдя на Землю, вне всякого сомнения, именно так и заявил бы, - проговорил маститый поэт с лукавой улыбкой.

- Романтизм? Утопия! - раздались возгласы.

- Именно религия - это всегда утопия, моральная, мистическая, с перенесением осуществления обещаний в потусторонний мир, что весьма удобно, поскольку оттуда не возвращаются, - рассмеялся Леонард. - Но эстетизм античный или ренессансный, если и утопичен, то именно в моральном, мистическом плане, поскольку обещает бессмертие души, воздаяние в мире ином, но реален, ибо находит воплощение в величайших достижениях искусств и наук. Афины, Рим, Петербург - не утопия, а чудесная реальность в вечности. Это и есть третья ступень в нашем восхождении к красоте, когда Эрот через отрицание своего инобытия - Люцифера - вочеловечивается.

Здесь конец истории. Человечеству предстоит перейти в сферу искусства, с возвращением к природе, на новой ступени развития цивилизации и культуры. Но это дело будущего, ибо пока торжествует моральная рефлексия от религий, от идеологий с их противоборством и самоотрицанием, разрушительными для личности, человеческого сообщества, для искусств и наук.

Здесь в самом деле наблюдаются закатные явления. Мы свидетели величайшего социального катаклизма, в эпицентре которого находится Россия, как некогда Греция, Рим и Европа в эпоху Возрождения.

Аристей поднялся.

- Не знаю, как вы, - сказал он, - кажется, наш поэт прав: Ренессанс в России - не просто идея, а реальность, не осознанная нами до сих пор из-за увлечения моральным творчеством самого разнообразного толка, что, кстати, тоже весьма характерно для эпохи Возрождения. Здесь предстоит многое продумать, - и он взглянул в сторону Леонарда, который решил наконец всецело посвятить себя поэзии и философии, чем собственно увлечен Эрот, если верить Платону.

В окна заглядывала чудная белая ночь. Обсуждение можно перенести в сад, а еще лучше - в парк, закрывающийся на ночь и довольно-таки рано, но куда легко проникнуть через известную им всем калитку.

Аристей и предполагал отправиться на прогулку со всей компанией, с посещением островка на озере, где давно замечали золотое сияние, как отражения в воде корпуса корабля. Там приводнился Золотой парусник, куда Аристей перенес свои вещи. Когда он вступил на пустынный островок с небольшой рощей крупных деревьев, вдруг показался свет, и он вошел в него, как в открытые двери. По-настоящему, он влетел в свет, в котором все те же вода, деревья, небо, дворцы Екатерининского парка исходят удивительным сиянием, исполнены тишины, обвеяны вечностью, как пейзажи на картинах старых мастеров, как у Рафаэля, к примеру, за спиной мадонны возникает целая долина реки, сиюминутная и вечная.

- Это что - изображение или реальность? - спросил Аристей.

- Разве изображение не реальность? - изумился даймон.

- Или это как декорации на сцене?

- Вся земная жизнь разве не декорации на сцене, которые постоянно обновляются с появлением на свет все новых актеров, то бишь зверей, птиц, людей? - проворчал даймон, недовольный недоверием к его созданию - и кого же? Аристея! Недаром никто не захотел последовать за ним, даже Леонард.

Диана собралась с мужем за границу, ведь никто не знал о смерти Легасова, а у него есть вилла в Бадене и вклады в швейцарских банках; она звала с собой и Эсту с графиней, да и Леонарду лучше присоединиться к ним. Аристей был вынужден согласиться с планами Дианы, поскольку еще не ведал о возможностях Золотого парусника, с посещением страны света, чем лучше ему заняться одному, разумеется, вместе с даймоном, - здесь неведомое. Сойти же на Землю он всегда сможет и найти тех, кто дорог его сердцу.

В парке все разбрелись кто куда, лишь Диана с графиней и Тимофей Иванович подошли к пустынному островку вместе с Аристеем, который вдруг, с внезапно нахлынувшим волнением, проговорил:

- Ну-с, друзья мои, прощайте! Не поминайте лихом.

- Куда вы? - графиня огляделась - даже лодок у этого островка не было никогда.

- Там сияние какое-то в воде, - заметила Диана, - золотое.

- Это борт Золотого парусника, - улыбнулся Аристей. - Я вознесусь на нем до замка в Гималаях, откуда на заре я наблюдал страну света. Посетить ее - моя задача.

Тут показались Леонард и Эста, взволнованные, счастливые.

- Аристей! Как же я? - Леонард не сразу понял, что происходит, но Эста удержала его за руку.

- Он вернется, он не оставит нас, - Эста знала о планах Аристея, который, переходя по воде, вступил на остров и, словно открыл дверь в ярко освещенное помещение, засветился и исчез в золотом сиянии уносившихся ввысь лучей, снопов света, исчезающих в синеве небес, как звезды на заре. И вдруг вспышка света озарила небо.

- Он сгорел? - воскликнула Диана.

- Это восход солнца, - рассмеялась Эста. - Начинается новая жизнь!

Это было мало кем на Земле испытанное чувство тех, кто обрел, если верить Аристею, бессмертие.

ЧАСТЬ III

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Золотой парусник, сохраняя внутри себя виды Екатерининского парка в Царском Селе, унесся, как луч света, стрела Аполлона, и Аристей испытал удивительное ощущение невесомости, свободное падение своего тела, между тем как поднимался все выше над Землей, просиявшей яркими красками предзакатного дня или утра.

Он четко различал реки, дороги, населенные пункты и даже самую жизнь, протекающую во времени и пространстве, это была его жизнь во многих подробностях, о которых он не ведал или забыл, или это видения души, когда она покидает тело, субтрат земного бытия?

- Это корабль летит, или я?

- Что за вопрос? - изумился даймон.

- Если корабль летит, отчего же я пребываю в движении?

- Это пройдет. Скорость парусника слишком велика для земного человека, поэтому ты ее ощущаешь как свой полет...

- Во времени и пространстве, через всю мою жизнь?

- Да. Ведь и мысли, и память твои тоже обострены полетом, то есть, перетекая стремительно, как бы оживают воочию, - улыбнулся даймон.

- Это сродни вдохновению, когда не ощущаешь своего тела?

- Да, - рассмеялся даймон. - Вот я весь вдохновение, когда тела большого не нужно.

- А если все процессы ускорены полетом, не градет ли старость и смерть также скоро?

- Не-ет, - лениво повел головой даймон. - Все в мире стареет - и звезды, и галактики, - кроме света, это вечная юность мироздания и существа, сотканного из света.

- Бога?

- И твоя, душа моя, и твоих друзей или подопечных, или подданных, воссозданных из света.

- Бог мой! Но я говорю о явном несовершенстве корабля, в пределах которого ощущаешь полет, больше ничего, пустое вдохновение. А продумывая свою жизнь и жизнь человечества вновь и вновь, легко впасть в моральную рефлексию, что еще хуже.

- Сейчас приедем, сойдем на землю, - смущенно проговорил даймон. - Это же модель парусника.

- Хорошо, - смутился Аристей в свою очередь. - Я, как всегда, поспешил со своими замечаниями. Прекрасная модель, что и говорить.

И тут он ощутил тяжесть своего тела, словно опустился на ноги в конце непрерывного падения или полета. Парусник приводнился на озере неподалеку от замка в горах.

2

Замок в горах. Большая комната со столешницей из драгоценных камней, с камином, с росписью по стенам и картинами. Входит Аристей.

- В заоблачных высотах замок древний, где я провел не много прежде дней, а будто вечность; странствуя в столетьях, я возраст свой продлил, а молод все. И в самом деле я обрел бессмертье?